Николай Рубцов - Письма
Передай, пожалуйста, привет и самые добрые пожелания Гале, Гале Корниловой, Толе, Игорю, а также, если встретишь их, Володе Соколову, Юзику, Вадиму Кожинову.
До свиданья! С приветом и любовью. Н. Рубцов.
Слякоть, осенний ледоход, снег, дождь. Надеюсь, что напишешь мне.
С.Ю.КУНЯЕВУ
Никольское, декабрь 1964
Добрый день, Стасик!
Письмо твое получил, повеселился над твоими веселыми стихами и вот написал на них ответ. Желаю тебе здоровья и всех радостей. С приветом Коля.
Ответ Куняеву (некоторые соображения на тему «Если жизнь начать сначала»).
Если жизнь начать сначала,
Все равно напьюсь бухой
И отправлюсь от причала
Вологодчины лихой.
Знайте наших разгильдяев!
Ваших, так сказать, коллег!
— Где, — спрошу я, — человек
По фамилии Куняев?
И тотчас ответят хором:
— Он в Москве! Туда катись!
И внушат, пугая взором:
— Там нельзя греметь запором
И шуметь по коридорам:
Он описывает жизнь!
И еще меня с укором
Оглядят: — Опасный вид!
Мол, начнет греметь запором
Да шуметь по коридорам,
То-то будет срам и стыд!
Гнев во мне заговорит!
И, нагнувшись над забором,
Сам покрою их позором,
Перед тем спросив с задором:
— Кто тут матом не покрыт? —
Кроя наших краснобаев,
Всю их веру и родню,
— Нужен мне, — скажу, — Куняев,
Вас не нужно — не ценю!
Он меня приветит взглядом
И с вопросом на лице
В цэдээловском дворце
Помолчим… с буфетом рядом!
С. В. ВИКУЛОВУ
Никольское, ноябрь — декабрь 1964
Сергей Васильевич!
Когда вы предложили мне дать стихи для «Красного Севера», тогда я еще не подумал, что сделаю это, т. к. был доволен уже тем, что получу командировку, и чувство успокоенности (и благодарности; но об этом я уже говорил вам) было достаточно полным, чтобы не пополнять его. А сейчас, когда подошло время, я подумал о том, что жизнь все-таки не стоит на месте, и почему бы мне, если вы тогда не пошутили, не послать вам стихи? Я посылаю вам кое-какие стихи, но, конечно, не прошу напечатать их, т. к. это зависит от вашего о них мнения, и буду вполне готов к тому, если они не будут напечатаны.
Среди этих стихов есть одно чисто философское— «Душа» 20. Говорю о нем отдельно потому, что оно смущает меня своей холодноватостью, но и все же я не прочь напечатать его…
Все последние дни занимаюсь тем, что пишу повесть 21 (впервые взялся за прозу), а также стихи, вернее, не пишу, а складываю в голове. Вообще я никогда не использую ручку и чернила и не имею их. Даже не все чистовики отпечатываю на машинке— так что умру, наверное, с целым сборником, да и большим, стихов, «напечатанных» или «записанных» только в моей беспорядочной голове. Но это между прочим. Пустяки.
Извините, что посылаю вторые экземпляры стихов: первых не осталось, а сейчас мне машинку дали только на несколько минут.
Всего вам доброго.
С приветом и любовью Н. Рубцов
С. П. БАГРОВУ
Никольское, декабрь 1964
Добрый день, Сережа!
Вчера, сразу же после нашего разговора по телефону, взялся за новогоднее стихотворение и написал его. По-моему, получилось неплохо, потому посылаю его тебе.
Вместе с этим стихом посылаю еще несколько с другими темами. Одно из них философское — «Душа». Может быть, и эти стихи когда-нибудь после праздников вы сможете напечатать. Они по своему настроению и мыслям тоже печатные.
Жизнь моя идет без всяких изменений, и, кажется, остановилась даже, а не идет никуда. Получил письмо от брата из Ленинграда. Он зовет меня в гости, но я все никак не могу сдвинуться с места ни в какую сторону. Выйду иногда на улицу — увижу снег, безлюдье, мороз, и ко всему опять становлюсь безразличным и не знаю, что мне делать, да и не задумываюсь над этим, хотя надо бы задуматься, т. к. совсем разонравилось мне в старой этой избе, да и время от времени рассчитываться ведь надо за скучную жизнь в ней. Было бы куда легче, если б нашлись здесь близкие мне люди. Но их нет, хотя ко всем я отношусь хорошо. Впрочем, хорошее отношение здесь тоже понимает каждый по-своему и все отлично от меня.
Хорошо то, что пишется. Но ужасно то, что так тяжело печатать стихи: слишком много тратится на это время.
У меня пока все. Может быть, ты посоветуешь мне сделать что-нибудь интересное в жизни?
Поздравляю с чудесным праздником — елкой, желаю тебе весело встретить и проводить ее.
С приветом Н. Рубцов
Г.Я.ГОРБОВСКОМУ
Никольское, зима 1964
Дорогой, дорогой Глеб!
Сижу сейчас, закутавшись в пальто и спрятав ноги в огромные рваные старые валенки, в одной из самых старых и самых почерневших избушек селения Никольского— это лесистый и холмистый, кажущийся иногда совершенно пустынным, погруженный сейчас в ранние зимние сумерки уголок необъятной, прежде зажиточной и удалой Вологодской Руси. Сегодня особенно громко и беспрерывно воют над крышей провода, ветер дует прямо в окна, и поэтому в избе холодно и немного неуютно, но сейчас тут затопят печку, и опять станет тепло и хорошо.
Я уже пропадаю здесь целый месяц. Особенного желания коротать здесь зиму у меня нет, т. к. мне и окружающим меня людям поневоле приходится вмешиваться в жизнь друг друга и мешать друг другу, иначе говоря, нет и здесь у меня уединения и покоя, и почти поисчезали и здесь классические русские люди, смотреть на которых и слушать которых— одни радость и успокоение. Особенно раздражает меня самое грустное на свете — сочетание старинного невежества с современной безбожностью, давно уже распространившиеся здесь.
Но вот что: в институте меня в течение года три раза исключали за неумеренную, так сказать, жизнь и три раза восстанавливали (за что я благодарен, конечно, не администрации, а некоторым хорошим людям, в том числе и нашим хорошим (есть там разные) — институтским ребятам). И после этой, можно сказать, «сумасшедшей мути», после этой напряженной жизни, ей-богу, хорошо некоторое время побыть мне здесь, в этой скромной обстановке и среди этих хороших и плохих, но скромных, ни в чем не виноватых и не замешанных пока ни в чем людей.
В Вологде ко мне отнеслись хорошо. Читал я там, когда приехал, стихи на собрании писателей, и, можно точно сказать, стихи на них подействовали. Вообще, в Вологде мне всегда бывает и хорошо, и ужасно грустно и тревожно. Хорошо оттого, что связан с ней я своим детством, грустно и тревожно, что и отец, и мать умерли у меня в Вологде. Так что Вологда— земля для меня священная, и на ней с особенной силой чувствую я себя и живым, и смертным.
(письмо не окончено)
В ЛИТЕРАТУРНЫЙ ИНСТИТУТ
Никольское, декабрь 1964
Уважаемые товарищи!
После того как я уехал из Москвы, из института, где я был (в октябре) по делу своего восстановления на заочном отделении, — я уже больше не работал зав. клубом в с. Никольском, т. к. за длительное отсутствие «потерял» эту должность.
С ноября работаю в здешней районной газете. Об этом и посылаю Вам справку.
Так что мой адрес прежний:
Вологодская обл., Тотемский р-н, с. Никольское.
С С уважением, Николай Рубцов
Р. S. Неужели до сих пор не оформлен приказ о моем восстановлении? Ведь я тогда уехал, договорившись по этому поводу с ректором и с кафедрой творчества
Н. Н. СИДОРЕНКО
Никольское, 19 декабря 1964
Дорогой Николай Николаевич!
Добрый день или вечер!
Я опять в Николе. Время сейчас в природе такое, что поневоле — любитель ты или не любитель — приходится наблюдать и переживать борьбу зимы и осени. Уже ясно видится, что зима победит, осень уже почти на обеих лопатках, и многим болельщикам от этого весело и радостно, в том числе и мне. Хотя я люблю зиму только в этот момент борьбы, когда она полна свежести и новизны, и знаю, что она мне скоро наскучит потом.
Живу сейчас в другой избе за скромную плату (и буду жить недолго здесь), но здешний адрес у меня прежний, т. к. дома в этом селении не нумеруются.
Написал несколько стихотворений. Взялся писать прозу — повесть — кажется, у меня это может получиться, но пока не хватает усидчивости, детальной ясности образа да и условий для этого писания (имею в виду самые скромные условия). Хочу прозой написать историю одного человека, не похожего, на современных литературных героев, — чтоб в нем была жизненная, а не литературная тоска, сила, мысль, разумеется, не физическая, а духовная. Но это пока хочу, а не написал, одна только глава готова, так что «похвастаться» или поогорчаться нечем здесь.
