Александр Городницкий - Песни

Мне от тайны зловещей себя не отвлечь,
Ни в былые года, ни под старость:
Почему так послушно пошли они в печь,
За себя постоять не пытаясь?

Почему, не стараясь хоть голой рукой
С близстоящим разделаться немцем,
Так и двигались молча тупою толпой,
Сквозь Майданек и через Освенцим?

Вспоминаю, хотя вспоминать не хочу,
О смертельной той газовой бане,
Где никто из бредущих — в кадык палачу
Не пытался вцепиться зубами.

Почему так покорно толпа эта шла,
Возникает вопрос невесёлый.
Потому ль, что раздели их всех догола, —
Человек же беспомощен голый?

Потому ль, что надежд берегла огонёк
Их молитвы печальная фраза,
Что внезапно еврейский вмешается Бог,
И спасёт их от пули и газа?

Лишь частично на это ответили мне
Чёрно-белые старые снимки,
Где Варшавское гетто пылает в огне,
И дымятся бараки Треблинки.

Мои палаточные города…
Ты все их расставляешь как попало.
В них стен и башен сроду не бывало,
И Андерсен не приезжал сюда.
Мои палаточные города —
Увидела и замолчала хмуро.
Нехитрыми постройками горда
Их полотняная архитектура.

Привязаны к берёзовым стволам,
Стоят они, и ветер их колышет.
Живёт мошка здесь с дымом пополам,
Дожди и солнце вхожи через крыши.
Они в болоте дом свой узнают
И на скале сумеют приютиться,
А осенью летят они на юг
И складывают крылья, словно птицы.

Что ж, уходи. Ни слова не скажу.
Дворцы мои убоги до смешного.
Я их в пути верёвками вяжу
И ставлю их, и разрушаю снова.
Но я их не оставлю никогда
Для каменных домов и женской ласки,
Мои палаточные города,
Вместилища невыдуманной сказки.

Мне геолог рассказал
За столом, по пьяни,
Что назвали перевал
Мною на Саяне.

Там закат пылает, ал,
Меж лесного гуда.
Только я там не бывал
И уже не буду.

Мне поведал альпинист
Всё о перевале:
Как там воздух горный чист,
Как сияют дали.

Там блестят на гранях скал
Золотые руды.
Только я там не бывал
И уже не буду.

Перевал сейчас пурга
Заметает снегом.
Там олень несёт рога,
Задевая небо.

Мной назвали перевал,
Каменную груду.
Только я там не бывал
И уже не буду.

Там в заснеженном краю,
У подножья ели,
Парни песенку мою
На привале пели.

Мной назвали перевал,
Видный отовсюду.
Только я там не бывал
И уже не буду.

Потому что век иной
Нынче на пороге.
Перевал мой за спиной, —
Нет туда дороги.

Боже, помоги, сильный,
Боже, помоги, правый,
Пастырям своим ссыльным,
Алчущим твоей правды.
Стужа свирепей к ночи,
Тьмы на берега пали.
Выела вьюга очи —
Ино побредём дале.

Боже, помоги, крепкий,
Боже, помоги, святый.
Глохнут подо льдом реки.
Ужасом сердца сжаты.
Плоть мою недуг точит,
Грудь мою тоска давит,
Нет уже в ногах мочи —
Ино побредём дале.

Господи, твой мир вечен —
Сбереги от соблазна;
Льстивые манят речи,
Царская манит ласка:
«Много ли в цепях чести?
Покаянье беда ли?
Три перста сложи вместе!» —
Ино побредём дале.

Впору наложить руки.
Воют за плечом черти.
Долго ли сии муки?
Аж до самыя смерти.
Жизнь, моя душа, где ты?
Дышишь ли ты, жива ли?
Голос мой услышь с ветром! —
Ино побредём дале.

Тлеет ли свеча в храме,
Ангел ли в ночи трубит,
В мёрзлой ли гниём яме,
В чёрном ли горим срубе,
Душу упокой, Боже, —
Долго мы тебя ждали.
Век наш на земле прожит.
Ино побредём дале.

Моряк, покрепче вяжи узлы,
Беда идет по пятам.
Вода и ветер сегодня злы,
И зол, как черт, капитан.
Пусть волны вслед разевают рты,
Пусть стонет парус тугой.
О них навек позабудешь ты,
Когда придем мы домой.

Не верь подруге, а верь в вино,
Не жди от женщин добра.
Сегодня помнить им не дано
То, что было вчера.
За длинный стол усади друзей,
И песню громче запой.
Еще от зависти лопнуть ей,
Когда придем мы домой.

Не плачь, моряк, о чужой земле,
Плывущей мимо бортов.
Пускай ладони твои в смоле,
Без пятен сердце зато.
Лицо закутай в холодный дым,
Водой соленой умой,
И снова станешь ты молодым,
Когда придем мы домой.

Так покрепче, парень, вяжи узлы —
Беда идет по пятам.
Вода и ветер сегодня злы,
И зол как черт капитан.
И нет отсюда пути назад,
Как нет следа за кормой.
Сам черт не сможет тебе сказать,
Когда придем мы домой.

Позабыты недочитанные книжки.
Над прудами шумное веселье —
Это бродят беззаботные мальчишки
По аллеям парковым весенним.

      Им смеётся солнышко в зените,
      Дразнят их далёкие рассветы…
      Не женитесь, не женитесь, не женитесь,
      Не женитесь, поэты.

Ненадолго хватит вашего терпенья:
Чёрный снег над головами кружит,
Затерялись затупившиеся перья
Между бабьих ленточек и кружев,

      Не нашёл княжны упрямый витязь,
      Для стрельбы готовы пистолеты…
      Не женитесь, не женитесь, не женитесь,
      Не женитесь, поэты.

Зимний вечер над святыми над горами,
Зимний вечер, пасмурный и мглистый,
И грустит портрет в тяжёлой раме,
И зевают соннные туристы…

      Ткёт метель серебряные нити,
      В белый пух надгробия одеты…
      Не женитесь, не женитесь, не женитесь,
      Не женитесь, поэты.

Белого дома защитник, коллега мой славный,
Где ты сегодня? Тебя повстречаю едва ли.
Время меняется — нынче февраль, а не август.
Смолкли оркестры, цветы на могилах увяли.
Снег обметал ненадёжной свободы побеги,
В тёмном краю появляется свет ненадолго.
Не обольщайся бескровной и лёгкой победой,
Не разбирай баррикады у Белого дома.

Вязнут в ушах о недавнем геройстве былины.
Всем наплевать на смешную твою оборону.
Вслед за игрушечным заговором Катилины
Цезарь идёт, открывая дорогу Нерону.
Снова в провинции кровь потекла, как водица, —
Дым на Днестре и ненастье в излучине Дона.
Памятник этот ещё нам, дружок, пригодится —
Не разбирай баррикады у Белого дома.

Пусть говорят, что рубеж этот больше не нужен, —
Скорбь о погибших, обманутых злая досада.
Всюду измена — противник внутри и снаружи, —
Нас одолела ползучая эта осада.
«Вечно добро» — объясняли тебе не вчера ли?
Пообветшала наивная детская догма.
Бывший стукач обучает сегодня морали —
Не разбирай баррикады у Белого дома.

Скоро ли снова мы танковый грохот услышим,
Ранней весной или поздним засушливым летом?
В небе московском у края заснеженной крыши
Дымный закат полыхает коричневым светом.
Старых врагов незаметно сменили другие,
Сколько ни пей, эта чаша черна и бездонна.
Не изживай о победной поре ностальгии,
Не разбирай баррикады у Белого дома!