Влад Снегирев - Трилистики

Что-то осень нынче рано наступила.
Ветер носится в саду, ломая ветки.
Я в деревне что-то вроде старожила,
типа чижика без крыльев в тесной клетке.

Вот пишу письмо тебе, мой друг заветный:
приглашаю поскучать до лета вместе.
Мы затеем разговор с тобой предметный,
пока куры отдыхают на насесте.

Я полезу в тесный погреб, где хранится
пыльный строй бутылок гордых и солений.
Будем есть и пить, пока не задвоится,
аксиомами стирая пыль сомнений.

Сколько тем пока блуждает без ответа:
о политике, о вечности, погоде.
Мы ж не стоики с тобою, мы эстеты.
И кинзу всегда берём на огороде.

У камина так приятно расслабленье.
Лепестки огня творят волшебную картину.
Мысли вдаль бегут, меняя направленье,
словно в небе ткут лениво паутину.

Понимаю, развлечений не хватает
здесь в провинции и далеко от моря.
Будем ждать, пока весною снег растает
и напьемся просто так, по-русски, с горя.

2012

Не предлагали мне высокий чин.
Избавил бог от орденов, медалей.
Не зная скуки, не боясь печали,
под грозным небом был всегда один.

Играл словами, хоть невнятна речь
в стихах безвестных, серых и туманных.
Но избегал сюрпризов, выстрелов нежданных,
не верил в сказки и случайность встреч.

И не имел почтения к вождям
ещё с тех пор, как Брежнев был в почёте.
Я видел сны и ангелов в полёте,
и даже смерть, что ходит по пятам.

Там слышал звук – начало всех начал,
где тьма сменялась Первозданным Светом.
Священным следую с тех пор заветам,
и только в них я вижу идеал.

Так и живу – в поношенном пальто,
поэму дней люблю, не проклинаю.
И верю в то, что будет жизнь иная…
Ну а пока – спасибо и за то.

2015

Уж не звенит в моей душе струна
в последний час вечернего заката.
Сейчас совсем другие времена.
Уже и молодость ушла куда-то.

Неугомонно гонят как рабов
нас мысли вдаль, не разбирая лица.
Среди полей и в гуле городов
не спрятаться и не остановиться.

Мне не оставить даже зыбкий след
меж полюсами молодого века,
и не услышать искренний ответ
от грешника, поэта, человека.

Всего верней – я пасынок, и здесь
мне неуютно, словно в саркофаге.
Эх, жизнь моя, ты явно – просто жесть,
изложенная кратко на бумаге.

2016

Вот вечер приходит и снова, и снова
сижу, добиваясь прозрачности слова.
Да, русский язык – он великий, могучий,
но ветер с востока несёт грозно тучи.

И я разрываюсь меж этими - теми,
пытаясь найти как-то сходство в системе
двух разных позиций в запутанном споре,
где доблесть сильней, чем великое горе.

А прошлое кажется смутным и странным.
Но что впереди? Не хватает мне данных.
Вот так и живу – не спеша, понемногу,
надеюсь и жду, уповая на Бога.

2016

Лишь бы ворчать… Только сердце устало.
Родина есть и её вдруг не стало.
Солнце сияло, но скрылось за тучей.
Карлик горбатый забился в падучей.

Тут тараканы сквозь узкие щели
выползли дружно, наметили цели
и растащили – до капли, до крошки
всё из избушки на курячьих ножках.

Двинулись дружно тяжёлые танки.
Хлынули деньги в распухшие банки.
Будто бы в шапке они – невидимке.
Лихо взымают с меня недоимки.

Я же, замызганный житель обочин,
вижу прекрасно, как мир стал непрочен.
Стал он какой-то козлино-звериный.
Поздно искать неурядиц причины.

Вот, существую с улыбкой безверья,
тихо печалясь за запертой дверью.
Вьюжит позёмкой в степи дикий ветер.
Вырвались вдруг из меня строчки эти.

2017

Сегодня я выпью не так, как обычно,
не так, как приходится пить каждый день.
Я выпью за тех, кому стало привычно
с усмешкой смотреть на нужду деревень.

За тех, кто сегодня дорвался до власти,
в своём вероломстве не зная границ.
Какую страну разорвали на части,
коварно сплетая узор небылиц!

Пришла вдруг орда непонятного цвета
с фальшивыми лицами сытых зверей.
Я громко кричал, только нету ответа.
Закрыл кто-то веки отчизны моей.

Так выпьем за то, что в итоге осталось:
потухшие взгляды бессильных старух,
людей нищету и за дикую жалость
к правителям нашим, кто к этому глух;

за тех подлецов, что открыли ворота
Империи нашей себе на беду.
Смеялись при этом: "То воля народа!"
Прощайте, Иуды! До встречи в аду.

2017

Воротишься на родину. Ну что ж,
найди попробуй прошлого приметы.
Она – твоя отраднейшая ложь,
забытые в изгнании предметы.

Как хорошо, что некого винить
и не держать в своей душе обиду.
Как хорошо, – её похоронить
уже успели, спевши панихиду.

Пойми, изгнанник, - родине конец.
И пустяками ум пытливый занят.
Купи вина - непонятый беглец,
потом поплачь, возможно легче станет.

Теперь придётся с чистого листа
построить образ огненный и нежный.
А может быть всё было неспроста,
и ты предвидел случай неизбежный?

Храня в душе обид холодный свет,
вернись домой, к былому нет возврата.
Ответь негромко голосу в ответ:
«Я потерял здесь и жену, и брата.»

И на вокзал отправься не спеша
благочестивым, мудрым и смиренным.
Я понимаю, что твоя душа
не рада этим новым переменам.

2017

В прошлом осталось былое величье.
Что происходит? Бездонные дыры
всех поглощают, забыв о приличье.
Нет никого. Так уходят кумиры,
мятым плащом закрывая обличье.

Новые лица и новые звуки.
Будни и беды – синоним единства.
И, без сомненья, победы науки,
буйство стихий и маразмы бесчинства.
В общем – эпоха удушья и скуки.

Я с ней на ты, потому что я болен
так же, как страны, и люди, и звери.
Лозунг "свобода" давно замусолен,
а в "демократию" можно не верить.
Только дурак настоящим доволен.

Что-то не так, только жить всё же надо.
Противогаз – лучший способ защиты.
Нет, не хочу я ни рая, ни ада.
Лучше всего – притвориться убитым
и переждать все движения стада.

2012

Я живу в странном веке. Засилье идей
переполнило склады, ума, Колизей.
То бишь, время Фейсбука – от слова прогресс.
Но за новым айфоном не виден мне лес.

Я в трёх соснах брожу, не заметив пейзаж,
и мотает на ус время длинный мой стаж,
вжился очень легко, изучив эту роль.
Но в душе пустота, - жирный с дырочкой ноль.

И трагедия вдруг превращается в фарс.
Бесконечность видна теперь только в анфас.
Этот век, этот мир, эта масса людей
устремляется в пропасть быстрей и быстрей…

Я найду доски, гвозди – построю забор,
не замечу прогресс, даже глядя в упор,
буду только следить за движением дней
вдалеке от истории новых идей.

2017