Алексей Жемчужников - Стихи
«Фантазия» впервые была опубликована в «Полном собрании сочинений» только в 1884 году.
Но широкую известность Жемчужникову принесли не комедии, не лирические стихи, хотя многие из них написаны талантливо, а сатирические произведения Козьмы Пруткова, литературное имя которого создал он вместе со своими родными братьями Владимиром и Александром и двоюродным братом А. К. Толстым.
О том, как создавался образ сатирика, Алексей Михайлович вспоминает в одном из писем к брату Владимиру:
«…всех нас соединяла плотно одна общая нам черта: полное отсутствие „казенности“ в нас самих и, вследствие этого, большая чуткость ко всему „казенному“. Эта черта помогла нам — сперва независимо от нашей воли и вполне непреднамеренно, создать тип Козьмы Пруткова, который до того казенный, что ни мысли его, ни чувству недоступна никакая, так называемая, злоба дня, если на нее не обращено внимания с казенной точки зрения… Уже после, по мере того как этот тип выяснялся, казенный характер его стал подчеркиваться. Так в своих „прожектах“ он является сознательно казенным человеком… Мы богато одарили Пруткова такими свойствами, которые делали его ненужным для того времени человеком, и беспощадно обобрали у него такие свойства, которые могли его сделать хотя несколько полезным для своей эпохи Отсутствие одних и присутствие других из этих свойств равно комичны, и честь понимания этого комизма принадлежит нам.
В афоризмах обыкновенно выражается житейская мудрость. Прутков же в большой части своих афоризмов или говорит с важностью казенные, общие места; или с энергией вламывается в открытые двери; или высказывает мысли, не только не имеющие соотношения с его эпохою и с Россиею, но стоящие, так сказать, вне всякого места и времени. Будучи очень ограниченным, он дает советы мудрости. Не будучи поэтом, он пишет стихи. Без образования и без понимания положения России он пишет „прожекты“. Он современник Клейнмихеля, у которого усердие все превозмогало. Он воспитанник той эпохи, когда всякий, без малейшей подготовки, брал на себя всевозможные обязанности, если Начальство на него их налагало».[4]
Произведения К. Пруткова (басни «Незабудки и запятки». «Кондуктор и тарантул» и «Цапля и беговые дрожки») впервые появились в ноябрьской книжке журнала «Современник», за 1851 год. Но пока еще не были подписаны его именем.
Имя Козьмы Пруткова питатели узнали только в 1854 году, когда он громогласно заявил о себе в отделе «Литературный ералаш» некрасовского «Современника». Читатели сразу познакомились не только с его баснями, пародиями и эпиграммами, но и с «Плодами раздумья» — 75 афоризмами.
После напечатания басен, эпиграмм и афоризмов в некрасовском «Современнике» в 1854 году Прутков пять лет молчал. Вновь он появляется в 1859 году в «Искре» и в знаменитом добролюбовском «Свистке» — сатирическом приложении к «Современнику».
Появление Пруткова в некрасовском «Современнике» не случайно. Некрасов не мог не оценить таланта создателей Пруткова и не привлечь их к сотрудничеству в сатирическом отделе журнала. Некрасовскому «Современнику» Прутков целиком обязан своим беспримерным успехом.
Некоторые критики относили творчество Козьмы Пруткова к «добродушному чудачеству», к «беспредметному зубоскальству» Но это далеко не так. Почти все произведения Пруткова имеют определенного адресата. Они зло и беспощадно высмеивали славянофилов: Аксакова, Хомякова, Аполлона Григорьева; дворянский эстетизм Бенедиктова, Майкова, Фета, Щербины, Полонского; реакционных историков Погодина и Шевырёва.
«Мудрые» изречения Козьмы Пруткова давно вошли в нашу устную и литературную речь. К Пруткову часто обращались, особенно в период борьбы с народничеством марксисты. Нередко пользовался прутковскими афоризмами при разговоре с друзьями и товарищами В И. Ленин. Но в печати, в общественных выступлениях великий вождь предпочитал обращаться к более острой, более обличающей сатире Гоголя и Щедрина.
Прутковский смех был вершиной творческой деятельности А. М. Жемчужникова. Сатирические произведения, написанные им в последующие годы, — умеренно-либеральны, политические убеждения — неопределенны и расплывчаты.
Но при всем том Жемчужников всю жизнь тяготел к прогрессивной части русского общества. Поэт восторженно встретил известие об отмене крепостного права.
Меня сподобила судьба
Тогда узреть в моей отчизне
С освобождением раба
Преображение всей жизни, —
писал он. Но «преображение всей жизни» на самом деле не наступило. Жемчужников сам вынужден был признать, что радостные надежды не оправдались, быстро погасли, «как звезды гаснут в мутной мгле, как меркнут в сумраке виденья». В 1884 году после долгого прерывания за границей он возвратился на родину и увидел ту же картину, какую видел двадцать пять — тридцать лет назад.
Опять пустынно и убого;
Опять родимые места…
Большая пыльная дорога
И полосатая верста!
И нивы вплоть до небосклона,
Вокруг селений, где живет
Все так же, как во время оно.
Под страхом голода народ. («На родине»)
В стихах 70 — 80-х годов поэт протестовал против социальной несправедливости, обращался к молодому поколению с призывом служить народу. Многие его стихи достигали большого социального звучания.
Рабочий люд едва не весь
На нашей родине — без хлеба,—
гневно говорил он в стихотворении «Всем хлеба!» Жемчужников верит, что
..Жизнь осветит темный путь
И правду горькую откроет,
Разоблачив когда-нибудь,
Чего гордыня наша стоит.
Он высмеивает реакционную прессу, выступает против «патриотов», которые «враждой пылают к правосудию, к свободе, к слову и к уму», кричат на всех перекрестках о любви к родине, а на самом деле давно уже забыли значение таких слов, как отечество, совесть и честь В стихотворении «Забытые слова», посвященном памяти М Е. Салтыкова-Щедрина. А. М Жемчужников, обращаясь к великому писателю, пишет:
Быть может, честное перо твое могло б
Любовь к отечеству напомнить «патриотам»;
Поднять подавленных тяжелым жизни гнетом;
Заставить хоть на миг поникнуть медный лоб;
Спасти обрывки чувств, которые остались;
Уму отвоевать хоть скромные права;
И может быть, средь нас те вновь бы повторялись
Забытые слова.
На взглядах поэта безусловно сказывалась дружба с Н. А. Некрасовым, М. Е. Салтыковым-Щедриным, И. С. Тургеневым. Они ценили творчество Жемчужникова, считались с его мнением.
Вот одно из писем Н. А. Некрасова А М. Жемчужникову от 26 февраля 1870 года.
«Уважаемый Алексей Михайлович.
Простите, что я Вам не писал. Хворал, а теперь здоров. Скука у нас жестокая. Если на Вас нападет иногда хандра в Висбадене, то утешайтесь мыслью, что здесь было бы то же — вероятно, в большей степени, с примесью конечно, злости по поводу тех неотразимых общественных обид, под игом которых нам, то есть нашему поколению вероятно, суждено и в могилу сойти. Более тридцати лег я все ждал чего-то хорошего, а с некоторых пор уже ни чего не жду, оттого и руки совсем опустились и писать не хочется. А когда не пишешь, то не знаешь, зачем и живешь. Благо Вам, что Вы, по-видимому, до этого еще не дошли. Ваши последние вещи (как в „Петербургских ведомостях“, так и нам присланные), отчасти мне известные, хороши; в новой своей форме они выиграли. Говорю это Вам для того, чтобы Вы не складывали рук. Ваши стихотворения (кроме пьесы „Свободное слово“) напечатаны на первых страницах 3-го № „Отечественных записок“…
Напишите мне, пожалуйста, Ваше мнение о последних главах „Кому на Руси жить хорошо“ во 2-ом № „Отечественных записок“. Продолжать ли эту штуку? Еще впереди две трети работы.
Будьте здоровы и бодры».[5]
И. С Тургенев в письме от 5 марта 1877 года благодарит Алексея Михайловича за верные «замечания насчет деятельности Марианны и Нежданова»,[6] героев романа «Новь», откровенно делится с ним своими планами и мыслями.
Друзья поэта вдохновляли и всячески ободряли его. И все же Жемчужников говорил не полным голосом, сатира его была приглушена, он не решался выступать резко против правительственной верхушки, как это делал, например, Салтыков-Щедрин. Алексей Михайлович сам признается в этом:
Мне скажут: «Что ж лиру
Ты держишь под мышкой?
Ну гаркни сатиру
С гражданственной вспышкой!»
Сатира, сатира —
Великое дело!
Но сильных бы мира
Моя не задела.
В пылу вдохновенья
Попробуй-ка, ухни,—
Сейчас на съеденье
В цензурные кухни. («Скерцо»)
Действительно, цензура беспощадно расправлялась с литературными произведениями, бичующими «царские порядки». Но дело не только в ней. Цензура существовала и для Щедрина не в меньшей, а в большей степени. Но если Щедрин глубоко понимал причины неблагополучия социальной действительности, что, по верному выводу Л. А. Плоткина,[7] открыло перед художником необозримые дали, позволило с особой отчетливостью видеть все бедствия, все горе человеческого неустройства, помогло осознать бессмыслицу и обреченность существующего строя жизни необходимость коренных перемен, то Жемчужников не поднялся до уровне передовой демократической интеллигенции, не понимал причин всех зол и бедствий в России. Он не мог понять:
