Су Дун-по - Стихи. Мелодии. Поэмы
«Уходит солнце на закат, собрав с небес шелка…»
В павильоне внезапного ветра дарю Чжан Уо-шуаню.
Уходит солнце на закат, собрав с небес
шелка,
За павильоном не понять — где небо,
где река.
Во мне построили жилье, чтобы в окно
вливалась
Прозрачность — синь и алость.
Я помню тот пиншаньский дом.
Дремал я на подушке в нем. Цзяннань
окутан был дождем.
За тьмою-мглою лебедь плыл — пропал
потом…
Однажды за вином Старик сказал,
как помню я,
Что на закате вид горы — то миг небытия.
Тысячи цинов шири
В этом зеркальном мире,
Гора — лазоревый пик.
И вдруг — разыгрались волны и пляшут,
А лодка их бороздит и пашет,
В лодке — седой старик.
Смешон Сун Юй, не распознав, хоть он
ученым слыл,
Какую «музыку небес» мудрец Чжуан
открыл.
Еще смешней «закон» такой,
Что ветер — «женский» и «мужской».
А есть одно: то — все и вся объемлющий
простор,
Что лишь стремительным ветрам
Подвластен до сих пор!
«Мужской и женский — голоса. Все ближе, все ясней…»
Вэньчжун гун Оуян спросил меня: «Чей стих для лютни всего лучше?» Чтоб ответить, написал строки, противопоставив их стихам Хань Юя «Прислушиваюсь к лютне».
Мужской и женский — голоса. Все ближе,
все ясней.
Фонарь зажжен — и от него как будто
ночь светлей.
Между собой добро и зло мы делим
справедливо —
Как слезы, в такт мотиву…
Вот в песне резкий поворот.
Протяжна барабана дробь. Храбрец собою
слишком горд.
Путь в сотни ли — вперед, вперед…
Но оглянись: вдаль облака уходят,
на закат,
Пылинки, небо опушив, в лазурь
летят-летят…
Феникс — он в мире птичьем
Прекрасен и необычен,
Но не поет пока.
В цунь шаги на подъеме в гору:
Тут — преграды, а там — заторы,
Бездна в сто чи — легка…
И дождь и ветер, — тяжело. И лютня
не поет…
В душе и «уголь раскален», и «не растаял
лед».
То сяду я, то поднимусь,
Но с мыслями не соберусь.
От струн оторваны персты, жизнь снова —
как всегда:
Излиты слезы, что излить
Я мог вам, господа…
«Там, за воротами Ханьчжоу…»
Написано в Жуньчжоу. Для далекого возлюбленного.
Там, за воротами Ханьчжоу,
Мы распрощались год назад.
Как пухом тополиным — снегом был мир
объят.
И вот — весна уж на исходе,
Летят пушинки — словно снег.
Но все еще не возвратился из дальних
странствий человек.
Отдернув занавес, хочу с луною разделить
вино.
Увы, холодная роса упала на окно.
Хэн Э на зависть век живут и ласточки
четой.
Падает луч косой
На карниз расписной…
«Орхидеи у гор в свежей речке ростки увлажнили…»
Прогуливался около Храма чистого источника, что на берегу речки Цишуй; за перилами храмовой постройки — ручей; он течет на запад.
Орхидеи у гор в свежей речке ростки
увлажнили.
На песчаной тропе — между сосен —
ни грязи, ни пыли.
И кукушки кукуют, и шумят на закате
дожди.
Кто сказал, что лишь раз в этой жизни
мы молоды были?
Ведь у храма на запад воды свой бег
устремили,
Пусть седа голова — петуха вспоминать
подожди…
«Глубь от солнца красна. Рыбки плещутся. Теплые волны…»
Глубь от солнца красна. Рыбки плещутся.
Теплые волны.
Над деревнею в зелень укрылись
под вечер вороны.
Млад и стар от небес взоров радостных
не оторвут.
«Человеку олень удивится при встрече
случайной,
Но, чуть бой барабана заслышат,
визжат обезьяны», —
Я, вернувшись, крестьянке сказал,
обирающей тут.
«Все спешат нарядиться, — господина крестьяне встречают…»
Все спешат нарядиться, — господина
крестьяне встречают.
Три и три, пять и пять — из плетеных
ворот выплывают.
В толчее мудрено не помять юбок ярких
шелка.
Всю пшеницу в амбары мужчины свезли
на храненье.
Танец ворона с коршуном. Сельским
богам приношенья.
Ничего, если хмель повалил у тропы
старика.
«Дождь прошел у горы Фэнхуан — разошлись облака…»
На озере слагаю оду, вторя Чжан Сяню.
Дождь прошел у горы Фэнхуан —
разошлись облака.
Ветер свеж, и прозрачна река.
И заря в этот вечер ярка.
Вижу: лотоса яркий цветок,
Преисполненный неги, плывет.
Он куда белых птиц за собою увлек?
Красота их в полет
Вдохновляет-зовет.
Вдруг тоскующей цитры запела струна.
Эта песня — грустна.
Для кого же она?
Взор, увы, застилают туманы и мгла.
Может быть, Э-хуан в этот час по волнам
проплыла?
Только песня внезапно в тиши замерла.
И вокруг — ни души.
А вдали — синь застывших вершин…
«Бирюзовые брови. Лишь взглянет — смущенья полна…»
Бирюзовые брови. Лишь взглянет —
смущенья полна.
Иней-веер, — густа пелена.
Но слеза и сквозь иней видна.
Слезы спрячем и чашу осушим до дна.
«Янгуань» прозвучит в этот час.
Словно к небу, дорога к столице длинна.
Только небо доступно для глаз,
Но увижу ли вас?
Новый возле холма павильон расписной.
У перил в час ночной
Кто останется рядом со мной?
Лепестки опадают, их ветер метет,
Возвратится весна лишь на будущий год.
Пусть в былое теченьем ладью унесет.
Безответный вопрос:
Почему это озеро с небом слилось?
«Ты ушла. Я живу. Одинок — десять лет…»
В двадцатую ночь месяца чжэн года имао записал сон.
Ты ушла. Я живу. Одинок — десять лет.
И конца, видно, этому нет!
Твой во мне не стирается след…
От могилы за тысячу ли.
Где излить этой скорби слова?
Вдруг меня не узнаешь за краем земли?
Ведь лицо все в пыли,
Иней — вся голова…
Ночью — спал. В темноте вдруг вернулся
в свой дом.
У окна — мы вдвоем.
Ты — все та же, в наряде обычном своем…
Стоя друг перед другом, не сказав
ни о чем,
Мы застыли.
А слезы бежали ручьем…
Каждый год у могилы я хмур, удручен.
Ночью светит луна.
Холм. На нем небольшая сосна…
«Над озером кончился ливень, и день просветлел…»