Анна Брэдстрит - Поэзия США

Усталый пилигрим, закончив дальний путь,
         Под тихим кровом хочет отдохнуть,
Чтоб наконец, отмерив полземли,
         Покой и негу ноги обрели.
Он на досуге подведет итог
         Опасностей и пройденных дорог:
Теперь ему уже не страшен зной,
         Его не мочит дождик проливной,
Не жгут в кустах колючки да шипы,
         Голодный волк не бродит у тропы;
Не надо вслед дороге поспевать,
         Пригоршней ягод голод утолять.
И, как бывало, жажда не сожжет
         Его безводьем высушенный рот.
Он на ухабах не замедлит шаг,
         Не поскользнется в спешке на камнях —
Он кончил путь, сказал всему «прости»
         И лишь покоя хочет обрести.
А я поныне странник на земле,
         Живу в грехах, лишениях и зле.
Давно болезни плоть мою гнетут,
         Она скудельный треснувший сосуд.
О, как бы мне хотелось отдохнуть,
         В небесный сад к избранникам вспорхнуть!
Пускай задремлет тело в тишине —
         Тогда слеза глаза не выест мне,
Я позабуду обморока тьму,
         Не будет больно телу моему.
Уйдут заботы, и отступит страх,
         Моя печаль развеется во прах.
И утолится плоть дыханьем роз,
         Что мне на ложе высыпал Христос.
А там пройдет совсем немного лет,
         И я опять вернусь на этот свет:
Где был костяк, источенный дотла, —
         Восстанет плоть, прекрасней, чем была.
Вчера в стыду и сраме сражена,
         Как нынче ослепительна она!
Тогда в одно сольются дух и плоть,
         Чтоб увидать твое лицо, Господь!
Но нету слов на языках людских
         Для пересказа ликованья их.
О, дай мне сил для радостного дня,
         Чтоб крикнуть: «Смерть, отыди от меня!»

Две наших жизни прожиты в одной.
Бывал ли кто, как ты, любим женой?
Найдется ли счастливее жена?
Не ровня мне средь женщин ни одна.
Я не хочу от жизни гор златых —
Твоей любовью я богаче их.
Моя любовь полнее полных рек,
Мне за нее твоя дана навек.
И я, в долгу за эту благодать,
Молю творца стократ тебе воздать.
Еще мы живы — так давай любить!
В любви и смерть не страшно пережить.

                   Здесь спит,
При жизни добродетельна, нежна,
Хозяйка, мать, покорная жена,
Соседка, друг, опора бедняков,
Что находила им и хлеб и кров.
Гроза для слуг, по в строгости добра,
Она была с достойными щедра,
В семье скора на помощь и совет
И заправляла домом много лет,
Не выбрав часа от своих забот,
Чтоб хоть разок наведаться на сход.
Заветов веры ревностно держась,
Всегда готова встретить смертный час,
Она до малых внуков дожила
И, всей семьей оплакана, ушла.

Всему конец на свете настает.
И в счастье боль забыться не дает.
Союз любви, нежнейшей дружбы связь
Разрубит смерть, нежданно заявясь.
У ней для всех привычный приговор.
Один для всех, и страшен он и скор.
Не угадать, когда придет черед
И смерть меня, любимый, заберет.
Но я хочу, прощаясь и любя,
Хотя б в стихе остаться для тебя:
Вдруг оборвется нить судьбы и я —
Вчера с тобой, а нынче — не твоя?
Но если я уйду на полпути,
Суди Господь тебе его пройти.
Моим несовершенствам нет числа,
Хочу, чтоб их могила унесла,
Чтоб ты меня, родимый, вспоминал
Одним добром, что сам во мне узнал.
Люби меня, когда затихнет боль:
Пусть я мертва, но я была с тобой!
А как утрату сменишь на доход,
Не оставляй, прошу, моих сирот!
Во имя дней, когда ты был мне рад, —
Оберегай от мачехи ребят!
А невзначай заметишь этот стих —
Вздохни по мне хотя б на малый миг,
Прижми к губам исписанный листок,
Что весь насквозь от слез моих промок.

Прощай, дитя, прощай, моя услада,
Прощай, малыш, отдохновенье глаз.
Прощай, цветок, похищенный из сада
И Вечностью отобранный у нас.
К чему мне плакать над твоей судьбою,
Считая дни, прожитые тобою?
Тебя бессмертье увело с собою.

Прожив свой срок, деревья умирают.
Наливом слив и яблок сыплет сад.
В страду хлеба и сено убирают —
Все бренно, нет для времени преград.
Но из-под пней ростки спешат гурьбою,
Цветут сады, не зная перебоя, —
Господь вершит природой и судьбою.

Пылинке ль, Боже, мир перетягчить,
И круче туч и горней неба стать?
И ей ли Божий Промысел вместить
И Необъятность Божию объять?
Ей, умакнув перо в златой состав,
Покрыть ли вечной славой Славу Слав?

Хоть будь перо из ангеловых крыл,
Хоть отточись об адаманта грань,
Хоть пусть бы даровитейший покрыл
Золотобуквенно хрустальну ткань —
Скребло б, скрипело б, дрызгало б оно,
Раз не Тобой, Господь, сотворено.

Пылинка есмь, и будь я сотворен
Своим пером прославить Твой чертог,
О драгоценный адамант — Сион,
Ликуя, отточил бы тусклый слог
И златом бы на Имени Похвал,
Твоея славы ради, я писал.

Молю — се на мольбу дерзает персть! —
Помилуй, призри, только не презри.
Своей пылинке дай уста отверзть
И тем ей жизнь для гимнов подари,
И не считай ее огрехов. В них
Она не вся же, в упущеньях сих.

Лиши, Господь, пылинку немоты,
Води ее пером и дай сказать,
Что сущий — Ты, что дивносущий — Ты
И — что́ в Тебе ни есть — всё Благодать.
Дабы вся тварь, ликуя о Творце,
Сияла, точно яхонт на ларце.

Что за Любовь к Тебе, какой не стать
              Твою же Бесконечность счесть своей,
Пусть даже зрит — себе самой под стать —
              Конечность в Бесконечности Твоей?
              Как? Божеству ли пребывать в плену,
              Взяв человечество Себе в жену?

Любовь безмерна! Небеса залив,
              Их преполняя, через край течет;
Спасаемым явив надежд прилив,
              Ад затопляющу волну влечет,
              Где чрез Тебя ж кровоточеньем вен
              Мы гасим огнь, что нам уготовлен.

О! Я в Любви бы сердце потопил!
              Зажег Любовью б — да в Любви живет!
Но нет! Устал я, и угас мой пыл,
              Мой огнь не огнен, а Любовь — что лед!
              Ничтожна мерой, сутью холодна.
              Господь, раздуй ее! В Тебе она.

Твое ль я злато? Твой ли кошелек?
              Монетный ль двор мне жизнь судил иметь?
Старателем отыскан ли в свой срок?
              А вдруг под позолотой — просто медь?
              А ну как мягок пробный камень Твой,
              Не распознавший ложный золотой?
Ужель на мне божественный чекан —
«Аз есмь!» оттиснул Ты и облик Свой?
Не разгляжу; глаза замглил туман —
              Будь мне стекло и зрение утрой!
              Коль отлит образ Твой в моих чертах,
              Я — ангел золотой[4] в Твоих перстах.

Господь, соделай душу мне доской —
              Да просверкнет подобие Твоё
И Слово на поверхности мирской,
              На ждущей Бога плоскости ее.
              Ты — клад мой, я — Твой вклад. Сему итог:
              Тебе я ангел стану. Ты мне — Бог!