Юрий Колкер - Клинопись. Стихи (2000-2006).
Обзор книги Юрий Колкер - Клинопись. Стихи (2000-2006).
Юрий Колкер, декабрь 2005, Иерусалим, снимок Любы Локшиной
Юрий Колкер. Клинопись. Стихи [2000-2006]. РИО СПб ГИПТ, 2006
В ночь на 6 сентября 2006 года в Германии умерла поэтесса Ольга Бешенковская. Мы не дружили, только приятельствовали, виделись считанное число раз, стихи понимали настолько неодинаково, что даже не спорили о них, — а вместе с тем я чувствую, что мир без нее для меня померк. Бывает такое между людьми одного литературного поколения: они и не близки, а нужны друг другу. Сейчас мне кажется, что всю мою жизнь Ольга была рядом: и в 1960-е во дворце пионеров (где мы, почти ровесники, не познакомились), и в 1970-е, в поэтических кружках Ленинграда, и в 1980-е, в литературном полуподполье, в кочегарках.
За месяц до смерти, 7 августа, она позвонила мне. Повод бы пустяшный: где-то нечаянно попали в печать ее слова о моих стихах, по ошибке редактора предпосланные не стихам, а критике на мою статью. «Я хочу, чтоб ты знал... когда меня не будет...» Причина звонка была в другом: после года раздумий Ольга решилась сказать мне, что мои последние стихи оставляют ее холодной.
Вот этот ее прощальный отзыв я и выставляю в качестве предисловия к Клинописи. Никого из собратьев по перу я не пускал в свои прежние книги, ничьих предисловий не хотел, отклонял предложения, которые другие сочли бы лестными, но отзыв Ольги хочу удержать и связать с этими стихами, из которых она прочла больше половины. Я в долгу перед нею. Тридцать с лишним лет я повторяю ее строку: «В природе меньше форм, чем кажется порой...».
Ю. К. 5 октября 2006, Лондон.Ils aiment jouer avec des couteaux.
В черный шелк азиатской ночи
Отправляюсь с ножом в руке.
Чем восточнее, тем жесточе.
Нет случайных рифм в языке.
Ночь разбуженная, былая,
Хочет будущего хлебнуть.
От Роксаны до Хубилая
Матереет сабельный путь.
Полня ненавистью аорты,
Скачут взмыленные года.
Орды гонят на запад орды,
Орды едут на города.
Наплодив сыновей в избытке,
Удальцов с головы до пят,
Катят бешенные кибитки,
Двести тысяч осей скрипят.
Гунны, гузы, авары, тюрки,
Чтобы волю свою спасти,
С лютой смертью играют в жмурки,
Развосточиваясь в пути.
Табунами даль покрывая,
Предъявляют свои права
Азиатская сталь кривая,
Азиатская тетива.
Ханы, беки и багатуры.
Угры, вскормленные с копья.
Оногуры и кутригуры.
Эфталиты. Полынь-дарья.
Я без лезвия не узнаю,
Где теперь кочевье мое,
Чьей рукой Темучин к Дунаю
Тянет Азии острие.
13 сентября 2005
* * *
— Я выкуплю тебя из рабства, Эпиктет!
— Согласья моего, прости, на это нет.
Не знаю даже, что ты рабством называешь.
— Помилуй! Ты весь день в работах изнываешь!
То чистишь ты горшок, то по воду бежишь,
Неоклу ты, мудрец, как мул, принадлежишь.
Тобою, погляди, и конюх помыкает!
— Какой же чепухе твой разум потакает!
Свободы в мире нет. Всяк чем-нибудь да слаб,
Желаньями томим и в этом смысле раб.
Возьми хоть кесаря. Он раб молвы и лести,
Он властолюбья раб. Не вижу в этом чести.
Я вольности другой меж смертными ищу:
Собой, одним собой повелевать хочу.
Я скромную вкушать предпочитаю пищу
И с радостью горшок за конюхом почищу,
Покуда люд честной ко мне не пристает
И мыслей сладостных не нарушает ход.
Я полон до краев. Ни теорем, ни песен
Мой разум не лишить, а телу труд полезен
Да сверх того душе блаженный ритм дарит:
Земное трудится, небесное — парит.
Размеренность волны необходима чувству.
Не в ритме ль к счастью ключ, и к воле, и к искусству?
А выкупишь меня, юнец с горячим лбом, —
И стану праздности и похоти рабом.
май 2005
КЛИНОПИСЬ
I
Жил в Согдиане поэт. Дактили не сохранились.
Имени мы не знаем. Знаем твердо одно:
Рыночный процветал в Согде язык, торговля
Бойкая шла. Согд — был. Ergo, был и поэт.
II
Ты, фарисейство, себя в счастьи мнишь благородством,
Нравственной высотой пред несчастьем кичась.
Царствуй, сытая спесь! Вдосталь собою любуйся.
До сумы и тюрьмы — ризы не запятнай.
III
Девушка плачет навзрыд: плох тридцать первый любовник,
Сердцу не больше он мил прежних, тех тридцати.
Горькая наша свобода! Зря за тебя мы сражались.
Цензор, плаха, костер — счастью служат верней.
IV
Впрямь ты готов быть вторым? В круг властителей тесный,
Цезарю поклонясь, Юлием рад вступить?
Бита карта твоя. Ты не будешь и сотым.
В дерзостном новичке дерзость нам не смешна.
V
Был ты душою велик, слабость прощал нам и злобу,
Нынче же, погляди, сам ты злобен и слаб!
— Мифом, — слышим ответ, — живы души. И ложью.
Великодушье всегда плохо осведомлено.
VI
Что? Четырех, говоришь, в мире друзей не сыщем,
Знай мы, как нас честят милые за глаза?
Полно! Каких четырех? Ты не сыщешь и пары.
Там же, где нет двоих, нету ни одного.
VII
Я не ослышался, нет? Ты живешь, ты страдаешь,
Радуешься, грустишь, — всё, чтоб стихи сочинять?
Бывший вожатый, прощай! Как дружить с гедонистом?
Цель твоя мне смешна, мир твой мелок и чужд.
VIII
Чернь легко отличишь. Ей, боящейся света,
Довод, ясный, как день, — что волкам головня.
Вы, властители дум, льстили тьме! Пожинаем
Весть благую свинца, логику топора.
IX
Смерть — особенный труд, но зато и последний.
Голову нужно поднять и улыбнуться врагу.
Ты, Леонидас, и ты, Бьярни, дайте мне руку!
Сына нет у меня. Нет у меня земли.
X
Отняли хлеб и кров, выворотили душу,
Выкололи глаза, вырезали язык.
Путник, пойди и скажи гражданам Ленинграда:
Здесь, под кельтской плитой, я обиду забыл.
30 марта — 2 июня 2005
Доблесть глупа, а ее антиподы умны
* * *
Доблесть глупа, а ее антиподы умны.
Так уж устроена жизнь, что душа глуповата.
Даром бедняжку смущают вчерашние сны.
Схлынула честь. Аполлон отлучился куда-то.
Ценность — текучая штука. Поток Гераклит
Плещет и жалкие наши дела омывает.
Тешься собою-любимым, пока не болит.
Солнечных стрел не удержишь. Чудес не бывает.
Даже и Рим преходящ оказался. Латынь
Напрочь смело половодьем корявых наречий.
Что ж ты, дурак, донкихотствуешь? Поздно. Остынь.
Выгоды ищут Шопены страды человечьей.
У Одиссея находчивость бьёт через край.
Горлица ноева плачет в сети птицелова.
Здравствуй, сметливое племя младое. Прощай,
Глупая доблесть, старинное честное слово.
2001
* * *
Ты останешься в одной из ниш
Ночи, гипнотическая ложь,
Истины моей не потеснишь,
Власти надо мною не возьмешь.
Ты останешься на дне морском,
Где звездою теплится Земля
И библейский ящер над песком
Ходит, плавниками шевеля.
Челюсти свои не разевай,
Ужасом проникнутая тишь,
Истиной себя не называй,
Не сожрешь меня, не обольстишь!
20 января 2005
* * *
Памяти А. А. Костиной
Биологическая жизнь завершена...
Скажи, куда теперь отправилась она,
Старуха властная, что дочь твою растила,
И не прибавилось ли на небе светила?
Немногих я любил сильнее, чем ее.
Чудовищный вертеп, советское жилье
Своим присутствием она согреть умела —
И вот преставилась, умолкла, отлетела.
Слова покинули ее в предсмертный час.
Кивала нам, звала, не отрывала глаз,
Худая, страшная, всё вглядывалась в лица,
Последним ужасом пытаясь поделиться.
Не знаю, отчего всё валится из рук.
Не мать, казалось бы, не самый близкий друг,
Не часто, помнится, мы с ней и говорили —
А горько, будто вдруг в чулане затворили.
Проста была, строга. Наук не превзошла.
