Давид Бурлюк - Толстой. Горький. Поэмы

ТОЛСТОМУ
завтра было бы сто лет,
Безглазый если б не косил
Умов честнейших голубой рассвет
И многолистье сил.
Когда бы смерти не было закона:
Живущему под травами истлеть,
То улей СОВ'СОЮЗА лона
Толстого тела охранял бы клеть.

Живым
ходил бы стариком,
полынной бородой
фундамента вопрос,
Что РЕВОЛЮЦИЯ,
как снега горный ком,
на мир скатила среди гроз.

— Толстой овчарь и истин,
и забот
О пользе бедняков,
о высшем благе;
Он у руля,
морали правит бот,
Учения бесжалостные шпаги.

Людское стадо в жаркий день
Пастух,
храня источник истин,
Сознательно ведет живительную тень
От солнечных лучей мониста.

Из прошлого мы знаем мудрецов
Толстой
в семье их старший брат.
Он доброты выкармливал птенцов,
Что ныне выросли в стократ.
Для нас,
Несущих красный флаг,
Постигших:
бедность — красота,
Богатый — хам и кровопийный враг…
Толстого мысль — заветная мета.
И ранее, чем в ОКТЯБРЕ
Гранитим чувство гордое свободы
Толстой пылал своем костре
Восторга к кизяку и нищему народу.

Как толстый вал столетья пересек
И мыслей шестерни
могучий теют скач…
Пускай не тешится работой их богач —
Оправдан в них лишь бедный человек!

Вотще белогвардейцев свора
Визжит: «он — наш Толстой»,
Но отойду от спора,
Лишь мысли здесь масштабятся верстой:
Лев Николаевич болел за простоту,
Плевал в „хозяв",
излишества и роскошь,
Все то к чему вы множите мечту,
Где в умиленьи ум, как воск ваш.
Толстой хвалил зипун,
телегу,
и ковыль,
Он ужасался тела в ресторане.
Ему почетней нищего костыль,
в исканьи праведности граней.
Теперь кричат предатели народа
Перед сединами
ночного старика,
Забыв, что в Льве Толстом
большевиков порода
Пробилась ране в жизнь,
опередив века;
В Толстом вся жизнь —
в критическом разрезе,
Толстой кругом —
КРОТЧАЙШИЙ БОЛЬШЕВИК!
О простоте вселенской схимник грезит,
Чтоб жить без барства
и рокфорных книг.
Толстому знатны:
сивка, лапоть,
Старух околии пересуды,
Пером о них любил царапать
Ашать из липовой посуды.
Толстой ходил на сенокос,
Чтоб быть заправским мужиком,
Сморкаться —
без батиста нос
н полдень меряя шажком.
Толстой — бездолье сытому попу,
Он в «Воскресеньи» высмеял алтарь,
Пристрастьем жил к рабу,
Его страшился умокуцый царь.
Из под щетинистых бровей
Прищурив бритвоглаз
Толстой
благославлял беднятство,
Могуче отрицал его родивший класс
И множил к лордам ненависть
к богатству.

Заране он приветствовал КОММУНУ,
где труд,
где простота манер,
где равенства буруну
Безропотны — вчера княжна и кавалер.

Белогвардейцы жалкие,
не трогайте Толстого,
Не оскорбляйте гордотени старика,
Что спать мечтал
у голубого стога,
Где жвачка мерная
быка.
Предусмотрел
и предвосхитил,
Предрек и показал собой
Наш пень,
где ругань — титул
И
с белой костью — бой.
Толстой пахал и сеял
Вдоль родины зерно взошло
над чем смеялись:
«графская затея»,
То ныне — бочки дно.
Лев Николаевич
всегда хотел бежать
в бедняцкий стан
от паразитов, лихачей
И чтить его —
СТРАНЕ РАБОЧИХ И КРЕСТЬЯН,
Не белогвардии, приспешной богачей!!
Толстой — средь батраков,
с крестьянством, с беднотой

—

Пред Ночью
лебедь
мечется в Астапово

—

Так тень великую
не оскорбите злой
Издевкой белолапою.
Бар обличал Толстой
при жизни каждый миг;
Протестовал, нося свою серьмягу.
И тот же
в бастионах книг
Мозолей кланяясь
бессмертностягу.
  И лизоблюдам банков и князей,
  Служилым церкви, джаза и шантана
  Не место
  у живых огней,
  когда бы чествуем
  БОЛЬШЕВИКА — ТИТАНА!
Толстой был враг
СЫНОВ БУРЖУАЗИИ
Анафему продлит им
Пантеон страниц,
Скирпичил что
в просторах Евразии,
Где нивы щурят золото ресниц.

В Толстом
не отделимы
синтез, предпосылки
И делает когда он вывод:
Фундамент — страсть
Карениной,
Масловой ссылка,
И жизни пестрой
Кутерьмы свод.
  Толстой поставил:
  люду быть полезным,
  Раскрыть глаза
  на сказочность труда
И днесь
  когортами СССР железно
  Расплавлена мыслителя руда;
  Претворена в горнилах дней
  Воплощены теории страниц
  Великой практикой
  СОВЕТОВ ДНЕЙ
  И мир склоняется
  Пред нею ниц.

  ВЕЛИКИЙ, КРОТКИЙ
  БОЛЬШЕВИК
В веках Толстого именуем
Когда преобразится лик
И мир не назовем буржуем.
  Провозглашал он
  БОЛЬШЕВИЗМ
  Не проводя активно…
  Он выводил
  заоблачный карниз
  В лесах сегодня —
  его бревна.
Вчитайтесь в жгучесть
пило-строк
И пламень беглого обстрела
Буржуйных
цитадель — твердынь
как презирал богатых смело
В мещанства пень
вонзясь, как клин.
  И мести масс
  обух
  По этим клиньям бил сердито,
  Пока не развалилось
  в пух
   ЦАРИЗМА ГНУСНОГО
  корыто.

Вокруг разросся лес
Невыразимого трагизма
Нагайками проросший весь
Застенок деспотизма.
Здесь хода не было ветвям
свободомыслия побегам
казенных мыслей скопы; там
  Победоносцев — смерти веха.
  И царству мертводуш,
  Казалось,
  Не было предела
  кругом паучья сушь
  На каторге что поседела.

ТОЛСТОГО ЯСНАЯ ПОЛЯНА
Одна лучами света,
На ней цветы правдят медвяно
Великой Простоты приветом В
есь век Толстой рубил медвежно
Поляна Ясная росла
Валились сухостой безбрежной
и крепостничества мослы.

И ныне Ясная Поляна
Лесу стальном капитализма
Без меры — ширь
кумачит рдяно
Эсесесер отчизна!
Восстаний, кровью
многих спин,
умов величия,
крылато,
меж них Толстого
взлет седин!!!
РОСТЕТ СТРАНА ПРОЛЕТАРИАТА.

Восхищаться более чем легко
Добрел до Бруклинского моста
И всею бычьей силой легких
Воспой полет железных балок,
Что так уверенно и просто
Соперничают с летом галок…

Приходить в изумление просто — на вылет!
Лишь посети песочницу у Нила.
Что называется фараонный Египет
Среди фиников, верблюдов, арабов
Держи бумажонку у рыла
И вали стихами налево, направо!

Восхищению важно — сюжет
Подготовить отменно удачный,
А он вдохновенье зажжет,
Как села палил Сагайдачный!..

Но у меня теперь тема
Не темна, а светла!
Она узорнее тотема —
Пусть выгорит она дотла!

«ЧЕЛОВЕК — это звучало гордо!»
А ныне — совсем убедительно,
Когда даже критиков орды
Настроены почтительно…

Они нападали, в прошлом
Старались найти пятна,
Но стало им тошно
Им критиковать не подсилу вероятно…

Солнце Горького Максима
Накалялось много лет
И теперь без критик грима
Покоряет и берет…

Теперь былые критиканы
Нальют в честь Горького стаканы!!!

Страна Россия,
Где рос и я…
Где росы,
Поросли
и Россы.
Где поросли
Поля полынью,
А небо синью…
Где — горки,
запах горький
трав…
где Горького
Максима прочитав,
среди дворянских арий —
поверил всяк: —
  Мир — пролетарий
  и сверхбосяк!

Задолго до уз Чени,
Каравшей контрреволюцию строго —
Существовали саженные грузчики
Пароходов Волги.
  Пели песню заунывно,
  Пели волжские бурлаки,
  Чтоб в холяву звякнуть гривной,
  Чтоб плясать в заката лаке…
Чтоб от мачт далеких струны
натянуть канатов крепче
И беляну чрез буруны
Двигать богатырским плечиком…
  Пролетали галки, кречеты
  На курган Степана Разина
  И бросали чет и нечет там
  По степям Европа, Азия.

Было темно и черно вонруг,
Глухо шумело море мужичье —
Под стон ледяной вьюг
Среди безнадежной дичи…
  В воздухе точно налит свинец
  Тускл тяжело неподвижен
  Камень с сердца не сдвинется
  Народ в кандалах и принижен.
И пришел Максим Горький —
С приволжской горки
Со своей «песней о буревестнике»
Стал — Революции вестником!
  Хлебы выпек на весь мир
  Максим Горький — булочник
  И теперь его создания кумир
  Вызывающий всех на кулачки.

В России тридцать лет назад
Среди полей, среди ручьев и рощ
Был нищеты парад
И люд весь тощ!
  В воздухе был налит свинец
  И о буре никто не мыслил,
  Но прилетел Горький буревестник
  В предреволюционные выси.
И запахло бурей,
Полетели искры
Из под царской стрехи
Расплескались миски
Небо стало бурым —
В преддверьи потехи!!

Алексей Максимыч Пешков
Не писал о генералах
Не писал о знатных дамах
На лервопорах не мешкал
Он в степных и волжских рамах
Босяков повыставлял.

Двадцать шесть годов назад
При Ванновском генерале
В Академию избрали,
После писем Николая:
Исключить "оригинала»!

Не склонялся пред рукой самодержавья…
Из романтика идеалиста
Горький стал столпом марксизма!
Динамизм, и оптимизм —
В нем — народ пространств равнинных.
Пишет он для честных изб
Не для барынь и гостинных!
Стал певцом пролетариата,
Сделав первый шаг: «На дне» —
Среди нищих ищет — брата —
Ныне Горький — на коне!

Создаются: «Дети Солнца»
И выходят в книжках «Знанья»,
Тем созданьям всяк поклонится,
Посещавший эти грани.

«Городок Окуров», «Трое»
и бодрит — «Фома Гордеев»
Покоряют типов роем —
Благородных и злодеев.

Дети солнца дети солнца
Бедноты босяцкой братья…
На мир, на весь
бросают свет,
Великой правды сев,
Добра совет

Всяк, кто встретит их поклонится
И захочет с ними знаться!

Горький пишет: «Детство», «В людях»,
А в страницах тонких «Матери»,
У «Матвея Кожемякина»
Вывел здесь правдоискателей,
Сердце Горького Максима
Подарило миру: «Исповедь».

Максим Горький занят грандиозным романом
Он пишет «Сорок лет» —
Жизнь Клима Самгина —
Чеканный и реальный —
От первомарта Александра
До Ходынского омлета!

Выполняет социальный заказ
Горький широким захватом эпохи
На передовых позициях века!
Вечно на страже великого бунта.
Певец босячества, певец пролетарьята
Горький идеями богаче Вундта
И — «Друг народа» — более Марата.

Борьба с невежеством рабочих и крестьян!
Горький был всегда поклонник книги;
Дорог он рабочим и трудящимся
Горького вплетем в сердец своих сафьян —
Он — великой правды тигль.
Пред которым время — ящерица!

Есть имена, что живы со страною,
Ее для века крупно выражают…
Россия — как мешок за Горького спиною
Как сноп в руках — в итогах урожая!

В Советсоюзе: горки, травы горьки
И небо синее, где ветр пасет овец,
Там дорог каждому Писатель Горький
Среди дорог его читает стог!

Пример высокой правды, росшей в синь
Лет шестьдесят во славу Россов,
Писатель Maximus, стихийный Пешков.
Как дуб, что взором стань — окинь,
Которого садись читай! Не мешкай!

Максима Горького в советах знает каждый,
Его читают там в засос,
У телки, муравья не спрашиваешь дважды
Момент — постигнут твой вопрос!

Он — нищим друг, заступник босяков
Он — Горький — вождь пролетариата!
Пред ним почет — шеренгою веков…
А мысли книг его, как дикие орлята!!

Сын рыбака из ветреных Холмгор,
Тебя Россия не забудет, Ломоносов,
Не заслонят тебя столетий горы
Воткнешься в вечность косо!

«О Достоевсниймо идущей тучи»
О, Пушкинноты млеющего полдня,
Ночь смотрится, как Тютчев
Замерное безмерным полня…
(Так Хлебников астральной брякнул…)

Толстой пред миром высится могуче —
Сильнейшие пред ним — не выдержат — иссякнут!
И ближе к нашим дням: — здесь Чехов, Короленко;
МАКСИМА ГОРЬКОГО ТЕПЕРЬ МЫ СЛАВИМ В МИРЕ…
На нем бессмертие кладет свои оттенки
Известен в Конго он, Панаме и Памире!!