Автор неизвестен - Песни, канты и стихи

Орел ко солнцу ныне возлетает.
Радость в России всем ниспосылает,
Яко сокруши львово сердце[2] во веки, —
Играйте в трубы, верны человеки!
Зря царя Петра Алексеевич,
Светящи в мире, аки снесла свеща,
Что восприя власть над королем швецким,
Сотвори в диве всем землям немецким.
Ныне и сам царь вельми веселится,
Иже на войне аки стогн крепится,
Повелевает тебе восклицает,
Богу вышнему хвалу воздавати:
Ты царь пресветлый, Петр Алексеевич,
Содержав крепко на врага своя меч,
И от народа тя величаем,
По всей вселенной имя прославляем.

Буря море раздымает,
А ветр волны подымает:
Сверху небо потемнело,
Кругом море почернело,
   Почернело.

В полдни будто в полуночи,
Ослепило мраком очи:
Одна молнья-свет мелькает,
Туча с громом наступает,
   Наступает.

Волны с шумом бьют тревогу,
Нельзя смечать и дорогу, —
Вдруг настала перемена,
Везде в море кипит пена,
   Кипит пена.

Прибавляет ветр погоду,
Чуть же черплет корабль воду:
Мореходцы суетятся —
От потопу как спасаться,
   Как спасаться.

А начальство все в заботе,
А матросы все в работе:
Иной кверху лезет снизу,
Иной сверху летит книзу,
   Летит книзу.

Тут парусы подбирают,
Там веревки прикрепляют;
Нет никому в трудах спуску,
Ни сухаря на закуску,
   На закуску.

Одолела жажда голод,
А без солнца — нужда, холод.
Неоткуду ждать подпоры,
Разливные валят горы,
   Валят горы.

Одна пройтить не успеет, —
А другая свирепеет:
Дружка дружку рядом гонят,
С боку на бок корабль клонят,
   Корабль клонят.

Трещат райны[4], машты гнутся,
От натуга снасти рвутся,
От ударов корабль стонет,
От бросанья чуть не тонет,
   Чуть не тонет.

Вихрь парусы порывает,
Меж валами нос ныряет,
Со всех сторон брызжут волны,
На палубы льются волны,
   Льются волны.

Так стихии все бунтуют
И на тщету наветуют:
Уж не в нашей больше власти
Ни парусы, ни все снасти,
   Ни все снасти.

Ветром силу всю сломило,
Уж не служит и кормило.
Еще пристань удалела,
И погода одолела,
   Одолела.

Не знать земли ни откуду,
Только видеть остров с груду,
Зде сошлося небо с понтом
И сечется, гонит гонтом[5],
   Гонит гонтом.

Нестерпимо везде горе:
Грозит небо, шумит море,
Вся надежда бесполезна,
Везде пропасть, кругом бездна,
   Кругом бездна.

Если сему кто не верит,
Пускай море сам измерит, —
А когда сам искусится,
В другой мысли очутится,
   Очутится.

Уж как пал туман на сине море,
А злодей-тоска в ретиво сердце;
Не сходить туману с синя моря,
Уж не выйти кручине из сердца вон.
Не звезда блестит далече во чистом поле —
Курится огонечек малешенек:
У огонечка разостлан шелковой ковер,
На коврике лежит удал добрый молодец,
Прижимает белым платом рану смертную,
Унимает молодецкую кровь горячую.
Подле молодца стоит тут его добрый конь,
И он бьет своим копытом в мать сыру землю,
Будто слово хочет вымолвить хозяину:
Ты вставай, вставай, удалой добрый молодец!
Ты садися на меня, на своего слугу,
Отвезу я добра молодца в свою сторону,
К отцу, к матери родимой, к роду-племени,
К милым детушкам, к молодой жене. —
Как вздохнет удалой добрый молодец:
Подымалася у удалого его крепка грудь,
Опускались у молодца белы руки,
Растворилась его рана смертная,
Пролилась ручьем кипячим кровь горячая.
Тут промолвил добрый молодец своему коню:
Ох, ты, конь мой, конь, лошадь верная!
Ты товарищ моей участи,
Добрый пайщик службы царския!
Ты скажи моей молодой вдове,
Что женился я на другой жене;
Что за ней я взял поле чистое,
Нас сосватала сабля острая,
Положила спать калена стрела.

Ах, что есть свет и в свете, ах, все противное;
Не могу жить, ни умреть! Сердце тоскливое,
Долго ты мучилось! Нет упокоя сердца,
Купидон, вор проклятый, вельми радуется.
Пробил стрелою сердце; лежу без памяти.
Не могу я очнуться и очима плакати.
Тоска великая, сердце кровавое,
Рудою запеклося и все пробитое.
Ах, милой, умилися, ах, дая ся видети.
Сердечный друг, примись, ты можешь <мя> лечити.
Ах, больно мне терпеть, ты радость моя и свет!
Помилуй мя скоряе, не дай мне умереть!
Не служит мне Фортуна, ах, я бессчастная,
Велика моя дума, вельми отважная!
Умри мое сердце и тело будь земля,
Нежели жить без мила, жива бы в гроб легла.
Ах, плачьте, мои очи, взрыдай, мое сердце,
Не стало моей мочи ждать друга милого.
Уж руки белые примахала я.
Ты плачь и рвися, сердце, да уж пропала я.

Фортуна злая, что так учиняешь,
Почто с милою меня разлучаешь?
Я хотел до смерти в любви пребыти, —
Ты ж меня тщишься от нее отрыти[8].
Или ты не знаешь, Фортунища злая,
Коль ми есть сладка та моя милая?
Несть ее краснее на сем зримом свете,
На вертограде прекрасном цвете.
Хоть воззрю на цветы — они пропадают
И по натуре скоро исчезают:
Ты, моя милая, не так быть хотела,
Колись ты, злая, скоро прицела,
Скоро возлетела, как перната птица;
Мою милую златую голубицу
От меня — ничто же ей злое сотворша —
Днесь ее вижду от себя отторгшу.
Ах, Фортуна злая, от меня отстани,
А любовию паки ко мне пристани,
За что благодарен являтися буду
И до конца века отнюдь не забуду!

О коль велию радость аз есмь обретох:
Купида венерину милость принесох,
   Солнце ли свет свои на мя спустило
   И злу печаль в радость мне обратило?
Ныне печаль отвергаю
И всю злость от сердца искореняю,
   Радость получаю, в сердце влагаю,
   Пред очима зрю, радость обряшу.
Ныне тя, радость, упоминаю,
Достойно почтение всем предъявляю.
   Сердцем возлюбленна, к любви обращенна,
   Донеже в свете буду, тебе не забуду.

Радость моя паче меры, утеха драгая,
Неоцененная краля, лапушка милая
И веселая, приятно где теперь гуляешь?
Стосковалось мое сердце, почто так дерзаешь?
Вспомни, радость прелюбезна, как мы веселились
И приятных разговоров с тобой насладились.
Уже ныне сколько время не зрю мою радость,
Прилети, моя голубка, сердечная сладость!
Если вас сподоблюсь видеть, закричу: "Ах, светик мой,
Ты ли, радость, предо мной? Я раб и слуга твой".
Толи разно развернусь, прижав поцелую,
Подарю драгую перстнем, кинусь, размилую.
Виват, радость! Виват, сердце! Виват, дорогая!
Неоцененная крадя, бралиант, дорогая]
Уж в последнее воспеваю: "Прощай, мой любезный свет!"
Этим речь мою кончаю, желаю вам много лет!

Для чего не веселиться?
   Бог весть, где нам взавтра быть!
Время скоро изнурится,
   Яко река, пробежит:
И еще себя не знаем,
Когда к гробу прибегаем.

Где нынь все богатыри,
   Цесарь Александер где?
Яко бедны пастыри,
   Смертно все скончалися.
Царство царство удоляет[12],
Само же к концу поспевает.

Мудрость, разум, честь и слава,
   Красота, сокровищи, —
Исчезают, яко трава,
   Яко же сень наши дни.
Все, что время созидает,
Время таже погубляет.

Свет и все, что в нем, мне даром,
   Я веселье возлюблю.
Чести, слава токмо яром[13],
   Аз же их потрезвую.
Дай иным богатым быти:
Мне довлеет светло жити.

Малый вор[14], куда ты ходишь?
   Дай мне ренско с сахаром.
Брат Масальский, куда ты бродишь?
   Поднеси нам всем кругом.
За здоровье, кого мы знаем!
Дай ему бог, что мы желаем.

Вам, Голицыным, скончати.
   Князь Иван, до тебе я пию!
Князь Борис, изволь нас ждати[15]:
   Завтра я к тебе приду.
Дружба наша так велела:
Хлеб да соль — земная дела.

Хоть нас ревность осуждает,
   Мы смеемся ревности.
Сердце наше токмо знает,
   Пожити во радости.
Когда смерть житье скончала,
Радость наша исчезала.