Джордж Гаскойн - Пять веков британского поэтического портрета
Обзор книги Джордж Гаскойн - Пять веков британского поэтического портрета
Пять веков британского поэтического портрета
Вступление Марии Фаликман
Джордж Гаскойн, Александр Поуп, Альфред Теннисон, Данте Габриэль Россетти, Лэнг, Джон Китс, Норман Маккейг, Джордж Бейкер, Томас Гарди, Чарльз Косли
23 апреля 2016 года в Москве открылась выставка британского портрета «От Елизаветы до Виктории» из Лондонской национальной портретной галереи. В течение трех месяцев в Третьяковской галерее были представлены портреты британских монархов, государственных деятелей, ученых, художников и, конечно же, знаменитых писателей и поэтов, переводы произведений которых давно стали частью русской культуры. Среди них Уильям Шекспир, Джон Мильтон, Роберт Бёрнс, Джордж Гордон Байрон, Вальтер Скотт, Уилки Коллинз и Джером К. Джером. В свою очередь, Лондон с марта по июнь принимал выставку портретов из Третьяковской галереи, на которых британцы смогли увидеть лица тех, чье творчество определило культурный облик России: композиторов, художников, артистов, меценатов и, конечно, же, писателей, поэтов и драматургов — А. Н. Островского, И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, Н. С. Гумилева, А. А. Ахматовой.
В связи с этим выдающимся культурным событием, а также в связи с тем, что 2016 год объявлен перекрестным годом языка и литературы Великобритании и России, мы представляем на страницах журнала переведенные специально для этой публикации стихотворения британских поэтов, творивших в период с XVI по XX век. Эти стихотворения, выбор которых не претендует на полноту охвата эпохи и в значительной мере обусловлен вкусом переводчиков, роднит то, что все они — в жанре портрета. Некоторые словесные портреты принадлежат перу тех, чьи лица посетитель Третьяковской галереи смог увидеть на выставке. Это, к примеру, Александр Поуп, один из крупнейших представителей британского классицизма, и Альфред Теннисон, любимый поэт королевы Виктории, которая присвоила ему звание поэта-лауреата и титул барона.
В нашей журнальной подборке мы условно выделяем несколько жанров, присутствующих и в портретной живописи.
В жанре автопортрета созданы два не похожих друг на друга стихотворения Джорджа Гаскойна, одного из наиболее ярких поэтов елизаветинской эпохи, которая стала отправной точкой и для выставки в Третьяковской галерее. Стихи Гаскойна выбраны не случайно: автопортрет в его творчестве не раз становился предметом литературоведческих изысканий[1].
В разделе парадных и исторических портретов нам показалось интересным представить не только запечатленные в стихах образы английских государственных деятелей (прижизненный портрет одного из героев этого раздела — полковника Бернаби — посетители Третьяковской галереи увидели на выставке), но и портреты наших соотечественников глазами их британских современников.
Следующий раздел мы условно обозначили как «лирические портреты». Здесь читатель найдет поэтические портреты возлюбленных, портреты-воспоминания, образы загадочных прекрасных дам и просто дорогих сердцу поэта женщин.
Наконец, мы не смогли обойти вниманием жанр сатирического портрета, который тоже присутствовал в британской поэзии на протяжении всех этих столетий. Спектр этого раздела широк: от карикатурного, но сочувственного портрета земледельца в исполнении Джорджа Гаскойна через немного обидный обобщенный портрет бывших возлюбленных, принадлежащий перу известного поэта и романиста викторианской эпохи Томаса Гарди, до семейного портрета, сочиненного корнуольским поэтом Чарльзом Косли, который традиционно считается детским поэтом, однако сам он не проводил жесткой границы между стихами для взрослых и детскими стихами и к тому же известен как один из наиболее виртуозных версификаторов в британской поэзии ХХ века.
Автор и руководитель проекта — культуролог, переводчик, куратор международных проектов в области культуры А. Г. Генина. Все примечания к стихотворениям выполнены переводчиками.
Мария Фаликман
Автопортрет
Джордж Гаскойн (1535–1577)
Блаженствую средь бездны бед,
Вздымаюсь ввысь, срываюсь в ад,
Спешу за радостью вослед,
Безмолвной мукою объят, —
Так я живу, так я люблю:
Горячку редкостную длю.
Развеселюсь ли не шутя,
Шучу ли над собой самим,
То я доверчив, как дитя,
То подозреньями томим,
Желаньем вечным обуян,
Сыт голодом и жаждой пьян!
Моим причудам нет числа,
Корить же хворого — грешно;
Порой мне радость не мила,
Раз ей продлиться не дано,
А горечь — сердце веселит
Тем, что надежду мне сулит.
Как жаворонок, отряхнув
Сон тягостный среди ветвей,
С рассветом раскрывает клюв
Для песни радостной своей —
Так я пою во мгле невзгод
И верю: скоро рассветет.
Но бедной Филомелы трель
Разносится над царством сна:
Ее полночная свирель
Печали сладостной полна;
Не так ли я тебе пою,
Пока тоску не изолью?
Прощай, красавица моя,
Да будет радостен твой путь.
Веселым представлялся я,
Но смерть близка — не обессудь!
Меня уморит мысль одна:
Вдруг нам разлука суждена?
Малютке напевает мать
Над люлькой баюшки-баю,
Пришла пора и мне начать
Песнь колыбельную мою.
Младенцев к ночи сон берет —
Ну что ж, настал и мой черед
Двух-трех проказливых птенцов
Угомонить в конце концов.
Спи, молодость моя, усни,
Тебе пою я баю-бай,
Погожие промчались дни,
Забудь о них и засыпай.
Давно пора тебе ко сну:
Уже ни дрожь, ни седину
С тобою нам не одолеть!
В ночной тиши покойся впредь.
Глаза, усните-ка и вы:
Ваш детский блеск давно погас,
Взгляните в зеркало: увы,
Морщины окружают вас.
Бай-бай! уймитесь, шалуны,
Пора уже смотреть вам сны.
Пусть юных дев манящий вид
От спячки вас не пробудит.
И ты, мой своевольный дух,
Спи сладко, баюшки-баю,
К твоим причудам нынче глух,
Лишь здравый смысл я признаю.
Бай-бай! усни, мучитель мой,
Пора безумцу на покой,
А за тобой — таков закон —
И тело погрузится в сон.
Угомонись и ты, хвастун,
Уймись, мой Робин, баю-бай!
Послушай, ты уже не юн,
И даром нос не задирай.
Пускай тугие кошельки
Разбрасывают медяки,
А мы с тобой теперь бедны,
Нам остаются только сны…
Итак, пришла пора уснуть
Вам, юный взор, и дух, и пыл!
Разлуку с вами оттянуть
И рад бы я, да нету сил,
Уходит радость навсегда,
И наступают холода.
Припомните в ином краю
Песнь колыбельную мою.
Перевод Марины Бородицкой
Исторический и парадный портрет
Александр Поуп (1688–1744)
Джеймсу Крэггсу, эсквайру[2]
Достойная душа, гордыни лишена,
В ней разум господин — не страх и не вина,
Ей нечего таить, нет нужды хвастать ей,
Струит она тепло без примеси страстей.
Притворству не учён, не прячешь ты лица,
Взор испытующий насквозь пронзит лжеца
И вгонит в краску неуемного льстеца.
Вот кем ты прежде был. И знай: ни короли,
Ни деньги дать тебе всё это б не смогли.
Так не взыскуй друзей, пред ними лебезя.
Знай: не нажить врагов, верша свой долг, нельзя.
Свободен, честен, прост ты начинал свой путь,
Министром стать сумел — так человеком будь!
И, право, не стыдись, свой новый пост ценя,
Друзей старинных ты и в их числе — меня.
Иди своей стезёй, служа родной стране,
Чтоб нашей дружбы не пришлось стыдиться мне.
Перевод Марии Фаликман
Строки экспромтом к портрету леди Мэри Уортли Монтегю работы Неллера[3]Улыбчив взгляд, и ямочки у рта,
И прямота с достоинством слита —
Вот как бы я хотел (будь гений мой
Счастливою отмечен широтой)
Восславить сердца и ума чертог,
Красы и добродетелей венок,
Где правит мудрость, спеси лишена,
Легко величье, искренность умна —
Творенья цвет воспел бы в полноте,
Чтоб в истинной сиял он красоте!
Перевод Алексея Круглова
