Джордж Байрон - Вальс

О муза ног проворных, Терпсихора!
Ты приберешь к рукам и руки скоро.
О дева! (Нынче девы не в чести.)
Ты, что из непорочных девяти
Считалась наименее невинною,
Сияешь снова славою старинною;
Тебя бранили все, кому не лень,
Но вот настал твоей победы день.
Твой меч и щит — порхающие ножки
(Лишь юбочку приподними немножко),
И, если грудь достаточно нага,
Ты ею sаns armour[3] сразишь врага;
Пред штурмом устоишь почти всегда ты
И узаконишь Вальс, в грехе зачатый.

Виват, о нимфа! Кирасир младой
Усач, живущий вальсом и войной,
Все вечера готов самозабвенно
Отдать тебе — столь трогательной сцены
С тех пор не наблюдалось, как Орфей
Музыкой услаждал своих зверей.
Вальс! Ты — штандарт, под коим гренадеры
Вступают в бой за модные манеры,
И в Хаунсло[4] Уэлсли посрамлен:
Товьсь — целься — пли! Враг жив, но побежден.
Привет, о муза! Нынче все красавицы
Не нам, а лишь тебе желают нравиться.
Что умный Басби или храбрый Фиц[5]
Пред грацией прелестных танцовщиц?
Столь возбуждающую цель преследуя,
Поздравим Вальс и Дьявола с победою!

Имперский Вальс! Тебя прислал нам Рейн,
Где льется кровь студентов[6] и рейнвейн.
Пусть импорт твой, по правилам таможен,
Нескоро будет пошлиной обложен!
Рейнвейн обогащает наш подвал,
Но ты нам радость жизни даровал.
Рейнвейн порой нам в голову бросается,
Тобой же наша кровь разгорячается:
Ты сладким ядом гонишь прочь усталость,
Нас подбивая на срамную шалость.

О немцы! Сколь обязаны мы вам,
Как несравненный Питт[7] признался сам,
Когда еще вы не поддались Франции,
Оставив нам задолженности, танцы и
Ганноверов, внушающих восторг,
Таких, как славный Третий наш Георг,
Которым, для всеобщего комфорта,
Зачат был будущий Георг Четвертый.[8]
Германия мильоны нам должна
Но королеву нам дала она.
Германия! Ты с самого начала
Нам Брауншвейгов и невест вручала;[9]
За их вульгарность кто нам заплатил?
Кто герцогов нам прорву подарил,
Трех королей, а также королеву
И искрометный Вальс — для разогрева?

Мир ей — ее монархам и диетам
(Хоть Бонапарт их обуздал декретом)![10]
Вернемся к теме: муза, разъясни,
Как Вальс в наш край пробрался в эти дни.
Рожденный на ветрах гиперборейских,
Из Гамбурга и из портов ганзейских
Он в снежный Гётеборг попал и в нем
Заснул. Но, встав от сна, проник потом
Он в Гельголанд — знать, тоже царство сонное.
Когда Москва, пока что не сожженная,
Могла депеши в Лондон посылать,
Вальс появился в ней в миру опять
И, возбужденный славой Австерлица
(С ней славе «Морнинг-Поста»[11] не сравниться),
Влез к нам и закрепил свою судьбу,
Затмив собою пьесы Коцебу,[12]
Мелодии десятка композиторов,
И вклады вюртембергских инвеститоров,
И Мейнера четырехтомный труд
О женщинах, и весом в добрый пуд
Том Бранка, книги Христиана Гейне:
Так Вальс укоренился чародейно.

И с этим грузом Вальс очаровательный
На цыпочках, походкой зажигательной
Радушных наших берегов достиг
И нашим девам полюбился вмиг.
Ни сдержанный Давид,[13] что танцем сольным
Дал повод восклицаниям довольным,
Ни дон Кихот, танцующий болеро
По мненью Санчо, резвое не в меру,
Ни Саломея, что в беспутстве бала
Чужую голову оттанцевала,
Ни Клеопатра, женщина веселая,
Что на галере тенцевала голая,
С тобою не сравнятся, Вальс лихой,
Под молодой британскою луной.

О вы, мужья, с десяток лет женатые,
Чье так морщинисто чело помятое;
И вы, мужья, женатые лишь год,
Чье гладкое чело пока несет
Ростки морщин, еще вам предстоящих,
А грудь — созвездье орденов блестящих;
И вы, мамаши, знающие, как
Брак сына отравить, а дочки брак
Повыгодней устроить; вы, о дети,
За коих папы часто не в ответе;
Холостяки, которые хотят
Житейских бурь иль ветреных услад,
А коль влекомы к узам Гименея,
С чужой невестой пляшут — иль своею,
Всех вас чужак прелестный обаял,
И нынче Вальс украсил каждый бал.

О милый Вальс! Склонились пред тобою
И джига, и фанданго огневое,
Шотландский рил, виргинская кадриль:[14]
Где правит Вальс, их надо сдать в утиль.
Лишь Вальсу руки надобны и ноги:
Но коль для ног законы очень строги,
То руки там лежат, где с древних лет
Их не было. Ой, уберите свет!
Мне кажется, слепящие шандалы
Чрезмерно освещают нашу залу.
Сам Вальс шепнул: «Не нужно нам огней:
Ведь эти па во тьме всего верней…»
Но музыка внезапно прерывается,
И Вальс подолом музы накрывается.

Вам, вояжёры, всякий край знаком,
И о любом написан пухлый том.
Скажите: разве поступь ригодона,
Ромайка, или страстная чакона,
Или каирский танец живота
Сравнятся с Вальсом? Он ли им чета?
Его следов достойных отпечатки
Видны от мыса Горн аж до Камчатки,
И каждый путешественник у нас
О Вальсе написал хотя б абзац.

О тени дев времен Георга Третьего,
Что юного могли еще терпеть его,
Воскресните, живите вновь сейчас,
Пусть ваши внучки воплощают вас.
Вернитесь призраками в наши залы
И будьте вновь живыми, как бывало;
Не нужно вам ни пудры, ни румян,
Чтоб, обморочив, нас ввести в обман
И вам придать (хотя бы для приличия)
Игривость серн и женское обличие.
Когда партнершу кавалер ласкает,
Она, знать, и сама от страсти тает
И нюхательных спиртов и солей,
Где правит Вальс, совсем не нужно ей.

О Вальс! Хотя в своем краю родном
Для Вертера ты был почти Содом
Для Вертера, влюбленного и страстного,
Но нежного и дамам не опасного,
Хотя Жанлис, с мадам де Сталь борясь,[15]
Вальс танцевать навеки зареклась,
Но мода свой закон везде диктует,
И Вальс прелестный все подряд танцуют
От гордой королевы до пажа,
Всем им тела и головы кружа.
И даже хамоватый оборванец
Танцует непроизносимый танец,
И даже сам я славлю, всем под стать,
Вальс, хоть его ни с чем не срифмовать.

В удачный миг Вальс начал свой дебют;
И с новым танцем появилось тут
Внезапно, как по щучьему велению,
Всё новое, по нашему хотению:
И новые монеты — вместо тех,
Что потеряли ценность, как на грех;
И свод законов новых, нынче модных,
О том, чтоб вешать бедняков голодных;[16]
И новое величие побед,
Хотя от прежних был один лишь вред
И после них нам стало очень видно,
Что тем, кто выжил, мертвые завидны;
И новые любовницы у тех,
Кто жаждет при дворе мирских утех:
Всё ново, ново — кроме плутней старых,
Творимых во дворцовых кулуарах,
Но на виду всё — новое сполна:
Мундиры, фраки, ленты, ордена;
Ступают гордо новые герои
И парами танцуют — не толпою.

Что скажешь, Муза? Что это такое?
Так новый Вальс, как царственный орел,
К нам в царствованье новое пришел.
И вместе с ним всё новое упрочено:
Нет больше фижм, а юбки укорочены,
Не нужно пудры — ей конец настал.
Вперед, хозяйка! Начинаем бал:
Уже как будто нервничают гости.
Вот важный чин — граф Кент иль герцог Глостер
Свою выводит даму, и она
Вся раскраснелась — или смущена.
Рука партнера может очень лихо
Украдкой проскользнуть под вырез лифа,
Иль беспрепятственно погладить талию,
Иль… помолчим мы скромно… и так далее.
А дама может ручкою своею
Партнеру сжать плечо и даже шею.
О, как они изысканно скользят
Лицом к лицу, встречая взглядом взгляд!
Хоть ноги их порою отдыхают,
Но рук от тел никто не отрывает.
Танцует каждый, точно манекен:
Барон Икс-Игрек и графиня N.
Танцуют титулованные гости
(Их имена смотрите в «Морнинг-Посте»
Иль, чрез полгода, в записях дебатов
Коллегии гражданских адвокатов),
К себе друг друга ласково прижав:
Таков уж, видно, бала вольный нрав.
Глядишь, какой-то скромный турок спросит:
«Что это прижиманье им приносит?»
О честный мой мирза! Ты прав, ты прав:
Да, кое-что приносит этот нрав;
Грудь, что публично отдана партнеру,
В уединенье может сдаться скоро.

О вы, что наших бабушек любили:
Фицпатрик,[17] Шеридан достойный, или
Мой суверен, которому отдам
На откуп весь пленительный Бедлам;[18]
Ты, фея, посещавшая гостиную,
Где Сатане сдалась за ночь единую,
Скажите, вас в расцвете юных дней
Хоть раз не искушал ли Асмодей?
Знать, он внушил вам новые идеи,
Как повернуть пленительнее шею,
Зажечь огонь в сияющих глазах,
Румянец жаркий вызвать на щеках
И грудь свою наполнить вожделением
Кто совладает с этим искушением?

О вы, что никогда не размышляли
О том, какой должна быть суть морали,
Вы, что мечтаньям сладким не измените,
Не дешево ли вы красавиц цените?
Разгорячась под ласковой рукою
На талии иль ниже (где — я скрою),
Каким восторгом в деве разлита
Нескромного пожатья теплота!
В горенье страсти дева очень хочет
Пожать ту руку, что ее щекочет,
Взглянуть в глаза, которые горят
Ответом на ее горящий взгляд,
Приблизить губы к тем губам, к которым
Она уже давно тянулась взором.
И коль ее ты любишь, будь смелей
И, как она к тебе, приникни к ней.
Рассудок в ней угас, и угасает
Всё, что тебе отдаться ей мешает.

Прелестный Вальс! Тебе ль хулу терпеть?
Ведь цель моих стихов — тебя воспеть.
О Терпсихора! Ведь на каждом бале
Моя жена танцует Вальс — а дале
И наши дочки будут танцевать.
А сын мой (стоп! да что тут выяснять?
Чай, наше древо генеалогическое
В нем воспитает резвость байроническую)
И пустит корни Вальс в семье моей
И средь потомков всех его друзей.