Расул Гамзатов - Родина горца

В большой семье,
                 в крестьянской сакле скромной,
Под солнцем, плывшим в утреннем дыму,
Родился в Дагестанской автономной
Мальчишка, не известный никому.

Он рос над облаками снеговыми,
Где у людей бесстрашные сердца,
И, как ягненок рожками своими,
Гордился родом своего отца.

Играя с ним, его не раз в ту пору
Бросали в небо с возгласом «ура»
Два старших брата,
                          каждый из которых
Был крепким и плечистым, как гора.

Пять дядей было у него, их силе
Завидовали все.
                        Наверняка
Любой ударом мог свалить быка,
И если дяди в саклю заходили,
Папахи их касались потолка.

Любил он, чтобы гости приезжали,
И высшим счастьем было для него,
Когда к себе на седла поднимали
Усатые сородичи его.

Он всей душою верил, что солидность
Мужчинам в жизни придают усы, —
Так верят все охотники, что хитрость
Всегда таится на хвосте лисы.

На лоб папаху сдвинув деловито,
Не раз отца он спрашивал, любя:
«Ведь правда, папа, в мире нет джигита,
Который не боялся бы тебя?»

И отвечал родитель, усмехаясь:
«Когда б такой мне встретился в пути,
Он задрожал бы, как пугливый заяц,
Живым ему я не дал бы уйти!»

Мальца задор охватывал счастливый.
И, поутру на улицу удрав,
Среди мальчишек, как петух кичливый,
Ходил он, гордо голову задрав.

Он говорил им:
«Что вы за джигиты!
Мне зайцев ваш напоминает вид.
Отец и дед мой силой знамениты,
И скоро сам я буду знаменит».

О лошадях немало споров было,
Но в спорах тех, достоинство храня,
Отцовскую беззубую кобылу
Он выдавал за борзого коня.

А если в этом сомневались снова
Соседские мальчишки-кунаки,
Тогда для доказательства простого
Немедля в ход пускал он кулаки.

И с крыши мать не раз сгоняла сына,
Когда он там порой стоял один,
На бедра руки положив картинно,
Напоминая глиняный кувшин.

Любил он речки неуемный гомон
И птичьи песни в звонкой вышине,
Но часто слышал от людей о том он,
Что снова враг готовится к войне.

В неполных шесть
                   о войнах представленье
Особое сложилось у него.
И принял он военное решенье:
Падежное воздвигнуть укрепленье
Вокруг родного дома своею.

Камней под окна натаскав с полтонны,
Весь день усердно проработал он,
И стены неприступной обороны
Воздвиглись к небу с четырех сторон.

Но вот в мечтах о будущей победе,
В сиянье самых радужных надежд,
Мальчишка вдруг подумал:
                                      «А соседи?
Ведь их спасти не могут стены эти», —
И сам разрушил каменный рубеж.

О всех его делах не понаслышке
Известно мне.
                    Скажу вам, не тая,
Я очень близок этому мальчишке,
Ведь тем мальчишкой был когда-то я.

Смеетесь вы, друзья мои! Ну, что же…
А вспомните дошкольные года, —
Ведь все вы были на меня похожи,
Не так ли это?
                    Ну, конечно, да!

Пылало солнце, над горами рея,
Стремглав летели солнечные дни,
И, чтобы рос я, маленький, быстрее,
Меня тянули за уши они.

Вновь мальчиком себя сегодня вижу
И сердцем вспоминаю отчий дом.
Есть в сакле столб, что подпирает крышу,
Ножом пометки сделаны на нем.

Их на столбе том сделано немало:
Так велся роста моего дневник.
Ведь каждая пометка означала
То место, до которого, бывало,
Я в данный день дотягивал язык.

Чтоб радостью глаза мои лучились.
Меня будили утром соловьи.
В моих тетрадях первых сохранились
Огромные каракули мои.

Я помню школу, где меня учили;
Вокруг нее всегда цвели цветы.
Отсюда вдаль все чаще уносили
Меня ширококрылые мечты.

И в пионерском лагере нагорном,
Где на линейке строился отряд.
Я был горнистом и певучим горном
На зорьке ранней поднимал ребят.

А на груди друзей моих веселых
Горел крылатый пламень кумача.
И называли сменой комсомола
Нас, пионеров, внуков Ильича.

Мне дорог был Кавказа быт суровый,
Родной аул в теснине древних гор,
Но, как орленок из гнезда родного,
Я всей душою рвался на простор.

Я слышал шум соленого прибоя,
Далекие мне снились города.
Прощай, мой дом!
Прощай, гнездо родное!
Прощай, аул отцовский — мой Цада!

Был вечер.
               Месяц плыл из-за вершины,
Обдав сияньем горные края,
Когда, закинув за спину хурджины,
В дорогу вышел из аула я.

Я жил, как путник, под небесным кровом,
От горного селения вдали.
Жил в прикаспийском городе портовом,
Там, где стоят на рейде корабли.

Там руки положила мне на плечи
Любовь моя — впервые, наяву.
Ее, как в тот неповторимый вечер,
Я до сих пор мечтой своей зову.

Душою всей запомнить я старался
Напев чунгура, сказку чабана.
Читая книги, плакал и смеялся,
Нередко ночи проводя без сна.

С открытым сердцем день встречал я каждый.
Все новое влекло мои глаза,
И начал сам стихи писать однажды
Я — средний сын Гамзата Цадаса.

Пусть те стихи друзья мои забыли,
Но я их помню вес до одного, —
Они в те годы, несомненно, были
Свидетелями роста моего.

Мне стала сила новая знакома
В мои семнадцать юношеских лет,
Когда из рук секретаря райкома
Я комсомольский получил билет.

Мне кланялись заснеженные ели
На синих сопках в северных краях,
И Волга, как ребенка в колыбели,
Меня качала на своих волнах.

Меня несли под облаками птицы,
Сверкающие, будто серебро.
Я руки жал солдатам на границе,
Читал стихи строителям метро.

И проходя по рощам и долинам,
Отечество, в краю твоем любом
Я был не гостем для тебя, а сыном,
Хозяином, как в песне пел о том.

И понял я, что так же, как в сраженье,
Есть в мирном мире линия огня.
Быть впереди на главном направленье
Всегда учила партия меня!

Я в жизни путешествовал немало,
Но где б я ни был,
                         знай, что никогда
Моя любовь тебе не изменяла,
Гнездо орлов — родной аул Цада.

Похожая на шумного ребенка,
Подпрыгивая звонко по камням,
Стремительная светлая речонка
Тебя поныне делит пополам.

Она поет серебряной водою,
И, за скалою повернув в лесу,
Летит ущельем,
                       став уже седою,
И попадает в бурную Койсу.

Обнявшись с ней,
                     в стремлении едином
Всклокоченные волны торопя,
Несется вниз на лопасти турбины,
А после — морю отдает себя.

Глазами восхищенными подолгу
На гордый Каспий я смотрел не раз:
В нем речка из аула, встретив Волгу,
Навеки с ней судьбой своей слилась.

И волжские прославленные воды
Ее могучей сделали.
                               И вот
Она качает в море пароходы
И рыбаков на промысел зовет.

Друзья мои с Куры, Амура, Сожи,
Живем мы с вами в легендарный век.
И разве судьбы наши не похожи
На судьбы этих встретившихся рек!

Из ледников заоблачных,
                                     ликуя,
Берет начало не один ручей.
Родной аул, тебя назвать могу я
Истоком биографии своей.

Ты на привалах снился мне в походе,
Ты шлешь мне вдохновение всегда.
Но, если речь о родине заходит,
Тогда со мною — мой аул Цада.

Я сердцем вижу город светлоокий,
Пять светлых звезд над башнями Кремля.
Со всех сторон ведут к нему дороги,
Берет начало от него земля.

Когда любовью любишь ты большою
Родной аул, село или кишлак,
То ясно мне, что гордою душою
Москву ты любишь, юный мой кунак.