Гийом Аполлинер - Алкоголи

Тебе в обрюзгшем мире стало душно
Пастушка Эйфелева башня о послушай
Стада мостов мычат послушно

Тебе постыл и древний Рим и древняя Эллада
Здесь и автомобиль старей чем Илиада

И лишь религия не устарела до сих пор
Прямолинейна как аэропорт

В Европе только христианство современно
Моложе Папа Пий любого супермена[1]

А ты сгораешь от стыда под строгим взглядом окон
И в церковь не войдешь под их бессонным оком

Читаешь натощак каталоги проспекты горластые афиши и буклеты
Вот вся поэзия с утра для тех кто любит прозу есть газеты

Журнальчики за 25 сантимов и выпуски дешевых детективов
И похожденья звезд и прочее чтиво

Я видел утром улочку не помню точно где
На ней играло солнце как на новенькой трубе

Там с понедельника до вечера субботы
Идут трудяги на работу и с работы

Директора рабочие конторские красотки
Спешат туда-сюда четыре раза в сутки

Три раза стонет по утрам гудок со сна
И злобно рявкает ревун в двенадцать дня

Пестрят на стенах объявленья и призывы
Как попугаи ярки и крикливы

Мне дорог этот заводской тупик затерянный в Париже
У Авеню де Терн к Омон-Тьевиль поближе

Вот крошка-улица и ты еще подросток
За ручку с мамой ходишь в курточке матросской

Ты очень набожен с Рене Дализом[2] в пылкой дружбе
Вы оба влюблены в обряд церковной службы

Тайком поднявшись в девять в спальне газ чуть брезжит
Вы молитесь всю ночь в часовенке коллежа

Покуда в сумрак аметистового неба
Плывет сияние Христова нимба

Живая лилия людской премудрости
Неугасимый факел рыжекудрый

Тщедушный сын страдалицы Мадонны
Людских молений куст вечнозеленый

Бессмертия и жертвы воплощение
Шестиконечная звезда священная
Бог снятый в пятницу с креста воскресший в воскресенье

Взмывает в небо Иисус Христос на зависть всем пилотам
И побивает мировой рекорд по скоростным полетам

Зеница века зрак Христов
Взгляд двадцати веков воздетый вверх
И птицей как Христос взмывает в небо век

Глазеют черти рот раскрыв из преисподней
Они еще волхвов из Иудеи помнят[3]

Кричат не летчик он налетчик он и баста
И вьются ангелы вокруг воздушного гимнаста

Какой на небесах переполох
Икар Илья — Пророк Енох[4]
В почетном карауле сбились с ног

Но расступаются с почтеньем надлежащим
Пред иереем со святым причастьем

Сел самолет и по земле бежит раскинув крылья
И сотни ласточек как тучи небо скрыли

Орлы и ястребы стрелой несутся мимо
Из Африки летят за марабу фламинго

А птица Рок[5] любимица пиитов
Играет черепом Адама и парит с ним

Мчат из Америки гурьбой колибри-крошки
И камнем падает с ужасным криком коршун

Изящные пи-и[6] из дальнего Китая
Обнявшись кружат парами летая

И Голубь Дух Святой скользит в струе эфира
А рядом радужный павлин и птица-лира

Бессмертный Феникс возродясь из пекла
Все осыпает раскаленным пеплом

И три сирены реют с дивным пеньем
Покинув остров в смертоносной пене

И хором Феникс и пи-и чья родина в Китае
Приветствуют железного собрата в стае

Теперь в Париже ты бредешь в толпе один сам-друг
Стада автобусов мычат и мчат вокруг

Тоска тебя кольцом сжимает ледяным
Как будто никогда не будешь ты любим

Ты б в прошлом веке мог в монастыре укрыться
Теперь неловко нам и совестно молиться

Смеешься над собой и смех твой адский пламень
И жизнь твоя в огне как в золоченой раме

Висит картина в сумрачном музее
И ты стоишь и на нее глазеешь

Ты вновь в Париже не забыть заката кровь на женских лицах
Агонию любви и красоты я видел сам на площадях столицы

Взгляд Богоматери меня испепелил в соборе Шартра[7]
Кровь Сердца Иисусова меня ожгла лиясь с холма Монмартра[8]

Я болен парой слов обмолвкой в нежном вздоре
Страдаю от любви как от постыдной хвори

В бреду и бдении твой лик отводит гибель
Как боль с тобой он неразлучен где б ты ни был

Вот ты на Средиземноморском побережье
В тени цветущего лимона нежишься

Тебя катают в лодке парни с юга
Приятель из Ментоны друг из Ниццы и из Ла Турби два друга

Ты на гигантских спрутов смотришь с дрожью
На крабов на иконописных рыб и прочих тварей божьих

Ты на террасе кабачка в предместье Праги
Ты счастлив роза пред тобой и лист бумаги

И ты следишь забыв продолжить строчку прозы
Как дремлет пьяный шмель пробравшись в сердце розы

Ты умер от тоски но ожил вновь в камнях Святого Витта[9]
Как Лазарь[10] ты ослеп от солнечного света

И стрелки на часах еврейского квартала
Вспять поползли и прошлое настало

В свое былое ты забрел нечаянно
Под вечер поднимаясь на Градчаны

В корчме поют по-чешски под сурдинку
В Марселе средь арбузов ты идешь по рынку

Ты в Кобленце в Отеле дю Жеан известном во всем мире
Ты под японской мушмулой сидишь в тенечке в Риме

Ты в Амстердаме от девицы без ума хотя она страшна как черт
Какой-то лейденский студент с ней обручен

За комнату почасовая такса
Я так провел три дня и в Гауда смотался

В Париже ты под следствием один
Сидишь в тюрьме как жалкий вор картин

Ты ездил видел свет успех и горе знал
Но лжи не замечал и годы не считал

Как в двадцать в тридцать лет ты от любви страдал
Я как безумец жил и время промотал

С испугом взгляд от рук отводишь ты незряче
Над этим страхом над тобой любимая я плачу

Ты на несчастных эмигрантов смотришь с грустью
Мужчины молятся а матери младенцев кормят грудью

Во все углы вокзала Сен-Лазар впитался кислый дух
Но как волхвы вслед за своей звездой они идут

Мечтая в Аргентине отыскать златые горы
И наскоро разбогатев домой вернуться гордо

Над красным тюфяком хлопочет все семейство
Вы так не бережете ваше сердце

Не расстаются с бурою периной
Как со своей мечтой наивной

Иные так и проживут свой век короткий
Ютясь на Рю Декуф Рю де Розье в каморках

Бродя по вечерам я их частенько вижу
Стоящих на углах как пешки неподвижно

В убогих лавочках за приоткрытой дверью
Сидят безмолвно в париках еврейки

Ты в грязном баре перед стойкою немытой
Пьешь кофе за два су с каким-то горемыкой

Ты в шумном ресторане поздней ночью
Здесь женщины не злы их всех заботы точат

И каждая подзаработать хочет а та что всех
страшней любовника морочит

Ее отец сержант на островочке Джерси
А руки в цыпках длинные как жерди

Живот бедняжки искорежен шрамом грубым
Я содрогаюсь и ее целую в губы

Ты вновь один уже светло на площади
На улицах гремят бидонами молочницы

Ночь удаляется гулящей негритянкой
Фердиной шалой Леа оторванкой

Ты водку пьешь и жгуч как годы алкоголь
Жизнь залпом пьешь как спирт и жжет тебя огонь

В Отей шатаясь ты бредешь по городу
Упасть уснуть среди своих божков топорных

Ты собирал их долго год за годом божков Гвинеи или Океании
Богов чужих надежд и чаяний

Прощай Прощайте
Солнцу перерезали горло