Илья Эренбург - Молитва о России

Эхъ, настало время разгуляться,
Позабыть про давнюю печаль!
Резолюцiю, декларацiю
Жарь!
Послужи ка намъ, красавица!
Что не нравится?
Приласкаемъ, мимо не пройдемъ —
Можно и прикладомъ,
Можно и штыкомъ!..
Да завоемъ во мглѣ
Отъ этой, отъ вольной воли!..

О нашей родимой землѣ
Миромъ Господу помолимся.
О нашихъ поляхъ пустыхъ и холодныхъ,
О нашихъ безлюбыхъ сердцахъ,
О тѣхъ, что молиться не могутъ,
О тѣхъ, что давятъ малыхъ ребятъ,
О тѣхъ, что поютъ невеселыя пѣсенки
О тѣхъ, что ходятъ съ ножами и съ кольями,
О тѣхъ, что брешутъ языками песьими
Миромъ Господу помолимся.

Господи, пьяна, обнажена
Вотъ Твоя великая страна!
Захотѣла съ тоски повеселиться,
Загуляла, упала, въ грязи и лежитъ.
Говорятъ — «нежилица»
Какъ же намъ жить?

Видишь плачутъ горькiя очи
Твоей усталой рабы,
Только рубашка въ клочьяхъ,
Да румянецъ темной гульбы.
И поетъ, и хохочетъ, и стонетъ…
Только Своей ее не зови —
Видишь смуглыя церковныя ладони
Въ крови!
…А кто то оретъ «Эй, поди ко мнѣ!
Иш, раскидалась голенькая!..»

О нашей великой странѣ
Миромъ Господу помолимся.
О матеряхъ, что прячутъ своихъ дѣтей —
Хоть бы не замѣтили!.. Господи, пожалѣй!..
О тѣхъ, что ждутъ послѣдняго часа,
О тѣхъ, что въ тоскѣ предсмертной молятся,
О всѣхъ умученныхъ своими братьями
Миромъ Господу помолимся.

Была вѣдь великой она!
И маясь молилась за всѣхъ,
И вѣрили всѣ племена
Что несетъ она мiру Крестъ.
И глядя на Востокъ молчащiй,
Гдѣ горе, снѣгъ и весна
Говорили вѣря и плача:
«Гряди, Христова страна!»
Была, росла и молилась,
И нѣтъ ея больше…

О всѣх могилахъ
Миромъ Господу помолимся
О тѣхъ, что съ крестами,
О тѣхъ, на которыхъ ни креста, ни камня,
О камняхъ на мѣстѣ, гдѣ стояли церкви наши,
О погасшихъ лампадахъ, о замолкшихъ колокольняхъ,
О запустѣнiи нынѣ наставшемъ
Миромъ Господу помолимся.

Господи, прости, помилуй насъ!
Не оставь ее въ послѣднiй часъ!
Все извѣдавъ и все потерявъ
Да уйдетъ она отъ смуты
Къ Тебѣ, трижды отринутому,
Какъ ушла овца заблудшая
Отъ пахучихъ травъ
На лугъ родимый!
Да отвергнетъ духа цѣпи,
Злое и разгульное житье,
Чтобъ съ улыбкой тихой встрѣтить
Иго легкое Твое!
Да искупить жаркой страдой
Эти адовы года,
Чтобъ вкусить иную радость
Покаянья и труда!
Ту, что сбилась на своемъ таинственномъ пути,
Господи, прости!
Да возстанетъ золотое солнце,
Церкви бѣлыя, главы голубыя,
Русь богомольная!

О Poсciи
Миромъ Господу помолимся.

На Болотѣ стоитъ Москва терпитъ,
Прiобщиться хочетъ лютой смерти
Надо какъ въ Чистый Четвергъ выстоять
Ужъ кричатъ пѣтухи голосистые.
Желтый снѣгъ отъ мочи лошадиной
Вкругъ костровъ тяжело и дымно.
Oтъ церквей идетъ темный гудъ.
Бабы все ждутъ и ждутъ.

Крестился палачъ, пилъ водку,
Управился, кончилъ работу
Да за волосы какъ схватитъ Пугача.
Но Пугачья кровь горяча.
Задымился снѣгъ подъ тяжелой кровью.
Началъ парень чихать, сквернословить:
«Ужъ пойдемъ, пойдемъ, твою мать!
По Пугачьей крови плясать!»
Посадили голову на колъ высокiй
Тѣло раскидали и лежитъ оно въ Болотѣ.
И стоитъ и стоитъ Москва,
Надъ Москвой Пугачья голова.

Раздѣлась баба, кинулась голая
Черезъ площадь къ высокому колу:
«Ты, Пугачъ, на колу не плачь!
Хочешь такъ побалуйся со мной, Пугачъ!
Проростутъ, проростутъ твои рваныя рученьки,
И покроется земля злаками горючими,
И начнетъ народъ трясти и слабить,
И потонутъ дѣтушки въ темной хляби,
И пойдутъ парни сѣмячки грызть, тѣшиться,
И станетъ тѣсно какъ въ лѣсу отъ повѣшенныхъ,
И кого за шею, а кого за ноги,
И разверзнется Москва смрадными ямами,
И начнутъ лечить народъ скверной мазью,
И будутъ бабушки на колокольни лазить,
И мужья пойдутъ въ церковь брюхатые,
И родятъ и помрутъ отъ пакости,
И отъ нашей родины останется икра рачья,
Да на высокомъ колу голова Пугачья!..»

И стоитъ и стоитъ Москва,
Надъ Москвой Пугачья голова.
Желтый снѣгъ отъ мочи лошадиной.
Вкругь костровъ тяжело и дымно.

Каменщики пѣли «мы молоды!
Въ небо уйдемъ! что намъ стоитъ?
Въ нашихъ сердцахъ столько золота!
На горѣ новый городъ построимъ!
Весь мiръ мы воздвигнемъ заново!
Наши башни пронзятъ небо старое!
Вмѣсто звѣздъ зажжемъ электрическiя лампочки
Будемъ перекликаться съ жителями Марса!»

На лѣсах еще сновали каменщики быстрые,
А уж въ залы тащили бархата ворохъ…
Въ одну ночь былъ выстроенъ
Самый высокiй городъ.
Чего только въ немь не было!..
Ручные носороги въ саду куралесили.
Прямо въ небо
Уводили витыя лѣстницы.
Старики рѣзвились задравъ рубашки,
Младенцы спорили о философiи,
Всѣ цѣлый день играли въ шашки
И пили кофе.
Никто не грустилъ
Ибо никто не любилъ,
Никто но воскресалъ,
Ибо никто не умиралъ.
Но всѣ, вздымаясь на самолетахъ быстрыхъ
Нѣжно ласкали другъ друга,
И только слегка попискивали
О землѣ вспоминая темной и скудной.
Такъ не зная юности и старости
Жили люди, можетъ день, можетъ годъ…
Чтобъ не пробрался гость изъ иного царства
Три гепарда не отходили отъ золотыхъ воротъ.

Былъ вечеръ. На площади пѣли скрипки сонныя.
Томныя дѣвушки жевали цыплятъ,
Юноши засыпая тонкiе экспромты
Ногтемъ писали на цвѣточныхъ лепесткахъ.
Тогда пришелъ на площадь Нищiй,
Больной, смердящiй, въ рогожѣ драной
Скрипки залаяли неприлично.
На фруктовыя вазы вскочили дамы.
«Вотъ вамъ гепарды!.. Завели бъ лучше сторожа съ собаками!..»
«Папа, развѣ есть на свѣтѣ нищiе?..»
«Послушайте, monsieur, вы плохо пахнете!..
Вы вѣрно ошиблись… кого вы ищете?»
«Иду я на Святую Гору, грѣхи замаливать!
Я ослѣпъ отъ снѣга, я оглохъ отъ вѣтра!
Благодѣтели милосердные, сжальтесь!
Дайте до утра отогрѣться!..»
Отвѣчали ему всѣ: мудрые младенцы, попугаи, дамы,
Мопсы, старички, коты сiамскiе:
«Ахъ, какъ жаль! вы напрасно шли такъ много!
Ни одного мѣстечка свободнаго!
Сойдите на землю тамъ, помнится,
Есть отели, меблированныя комнаты
Нашъ городъ такъ малъ.
У насъ всего пятьсотъ залъ;
Сто залъ чтобъ пить Шато д'Икемъ, сто залъ чтобъ вздыхать поутру,
Сто залъ для чтенья персидскихъ лириковъ,
Сто залъ для ѣзды на ручныхъ кенгуру,
Сто залъ откуда мы смотримъ на Сирiуса…
Какъ видите — все занято…
Счастливый путь!.. До свиданья!..»

Нищiй перстомъ замкнулъ свой горькiй ротъ,
Дрожа отъ стужи у деревьевъ мандариновыхъ,
На челѣ его выступилъ кровавый потъ.
Открылись на ладоняхъ язвы гвоздиныя
И всеже вздохъ пронесся длинный и могильный
Какъ вѣтръ. Погасли люстры.
Стѣны закачались. Диваны заходили.
Коты сiамскiе замяукали грустно
Да гдѣ то чирикала птичка:
«Поль, что случилось? Зажгите жъ электричество!»
Потомъ все стихло, просвѣтлѣло.
Нѣтъ города! Ночь, снѣгъ, тишина,
Только вѣтеръ трепалъ портьеры, да на осколкахъ тарелокъ
Голубѣла куцая луна.
Дамы декольтированныя груди прикрывали перьями страусовыми,
Мужчины отъ холода хватались за животы,
Визжали младенцы забывъ о Шопенгауерѣ,
Издыхая царапались взлохмаченные коты.
«Я хотѣла надѣть теплое платье… это ты сказалъ ненужно!..»
«Я не вижу ни автомобиля, ни даже простого извощика…»
«Это ужасно!.. вѣдь я еще не ужиналъ!..»
«Ты забываешь, что я на седьмомъ мѣсяцѣ… я умру… ты вѣдь хочешь?..»
«Можетъ помолиться? вѣдь такiе случаи въ исторiи бывали…»
Отче Haшъ!.. вы не помните какъ дальше?..

Нищiйъ все также дрожалъ у березы печальной,
Кровавый иней на лбу блисталъ.
Отнявъ отъ устъ застывшiй палецъ,
Онъ сказалъ:
«Я такой маленькiй — я живу въ заячьихъ норахъ,
Я ночую въ домикѣ улитки, въ гнѣздѣ жаворонка.
Я не могъ помѣститься въ вашемъ огромномъ rородѣ!
Я не могъ войти въ ваши залы мраморныя!
У васъ были звѣзды, золотыя вазы, скрипки нежныя,
У васъ былъ городъ въ цвѣту и въ огняхъ,
Я стоялъ и плакалъ надъ вашей бѣдностью —
У васъ не было мѣста для меня.
Что отдать вамъ? Моя рогожа разодрана,
Кругомъ только лесъ и снѣга.
Какъ приму васъ? У меня нѣтъ высокаго города,
У меня нѣтъ даже простого очага.
Но вѣрьте! вѣрьте! вѣрьте!
Что вамъ стужа? что вамъ снѣгъ?
Мое сердца
Открыто для всѣхъ!
Усомнились, оно маленькое! гдѣ же?
Насъ много! какъ мы войдемъ?
Глупые! Цѣлый мiръ находилъ послѣднее прибѣжище
Въ немъ!»

Говорилъ Нищiй. Падали слезы жаркiя.
И земля дышала бѣлымъ паромъ,
Снѣгъ сходилъ, средь листьевъ прошлогоднихъ,
Показались первыя былинки, такiя убогiя,
Зацвѣтали первоцвѣты, запахло Пасхой,
Запѣли къ землѣ припадая бѣлогрудыя ласточки,
Слезы капали, землю тревожили
Будили, грѣли.
Дождикъ апрѣльскiй.
И дряхлые франты въ промокшихъ цилиндрахъ,
И дамы, бросая съ пудрой пуховки,
Грѣясь на солнцѣ, плакали слезали невинными,
Радуясь веснѣ средь зимы глубокой:
«Христово сердце! солнце майское!
Въ Твоихъ лучахъ мы купаемся!»

Только нищiй какъ прежде дрожалъ отъ стужи, отъ вѣтра.
Его лицо кололъ декабрьскiй снѣгъ.
Нѣтъ! Ему не согрѣться
Вовѣкъ!
Слышимъ Твой голосъ
Но въ нашихъ сердцахъ унылыхъ
Такая темь! такой холодъ!
Господи помилуй!