Татьяна Снежина - Душа как скрипка. Биография, стихи, воспоминания
ПАТЕФОН (песня)
На теплую землю, живую еще,
Упал первый снег, укрыв собой все,
И тихо светили на снег фонари,
Которым он пышные шапки дарил.
А где-то в распахнутом настежь окне
Горел мягкий свет, и словно во сне
Летели снежинки на свет в окне том,
Под музыку, что напевал патефон.
В уютном тепле, про все позабыв,
Кружились под этот несложный мотив,
Под вальс, не заметив прихода зимы,
Усталые люди, вернувшись с войны.
И этот покинутый Господом рай
Прошел стороною вороний грай,
Играй же еще, патефон, вальс играй
И тех, кто остался, в свой круг собирай.
Каждый, кто мог, этот вальс танцевал,
Сколько сердец патефон согревал,
В стужу великого горя войны
Он провожал и встречал до весны.
И сколько бы лет на земле ни прошло,
Сколько бы зим по земле ни мело,
Сколько бы жизней ни кануло в сон,
В памяти будет жить тот патефон…
ТЫ ГОВОРИЛ О ЛЮБВИ (песня)
Когда-то с тобой мы были вдвоем,
Мечта нас кружила в танце своем,
И небо так близко было тогда,
И прямо нам в руки летела звезда.
И ты говорил о любви,
Я голову рядом с тобой теряла,
В глазах я тонула твоих
И весь этот мир напрочь забывала.
Было все лишь для нас двоих,
Мы летали в мечтах своих.
Были дни, были вечера,
Мы расстались с тобой, словно только вчера.
Уходит любовь, как все на земле,
Мечты улетают к далекой звезде.
За ними угнаться мы не смогли.
Разрушило время наш храм любви.
И ты говорил о любви,
Я голову рядом с тобой теряла,
В глазах я тонула твоих
И весь этот мир напрочь забывала.
Было все лишь для нас двоих,
Мы летали в мечтах своих.
Были дни, были вечера,
Мы расстались с тобой, словно только вчера.
А может быть, где-то мы встретимся вновь,
Воскреснет ли снова наша любовь?
Быть может, оттают наши сердца
И мы песню нашу споем до конца.
И ты скажешь вновь о любви,
И я все забуду, как прежде, снова.
В глазах утону я твоих,
И мир этот станет опять знакомым.
Будет все лишь для нас двоих,
Мы воскреснем в мечтах своих,
Будет все так, как в первый раз —
Сладкий плен теплых губ и слияние глаз.
«Слова, слова мы говорим…»
Слова, слова мы говорим,
И в их огне мы заживо горим.
Слова, слова… Слова, как меч,
Нам головы срубают с плеч.
Слова, слова мы говорим,
И чудеса, не ведая, творим.
Бывают и как мед слова,
От слов кружится голова.
КАССЕТА
Мне очень нравились песни Татьяны, особенно того периода, когда она только приехала в Новосибирск. Я, прилетая иногда в гости на новое место службы отца, часами сидел с ней в ее комнате, слушая новые «шедевры». Слушал и увозил то, что нравилось с собой, а нравилось многое. В Москве я эти песни слушал довольно часто, и вовсе не потому, что это было творчество моей сестры. Я как брат-ценитель на самом деле был строг и, если мне не нравилось, говорил открыто. И песни нравились не только мне. Запомнилась одна достаточно характерная история. В 1993 году я, побывав весной в очередной раз в Новосибирске, увез на память одну из нескольких записанных сестрой в домашних условиях кассет. В те годы они уже начали «ходить по рукам» знакомых и друзей, иногда не возвращались, и сестра вынуждена была делать копии. И, кстати, наша семья не исключает, что что-то могло затеряться безвозвратно. Потому что в архиве есть песни, написанные на бумаге, но фонограммы к ним отсутствуют.
Так вот, с этой кассетой я некоторое время спустя, летом, полетел отдыхать в Алушту. Замечательное место, все наполненное духом романтики и особенной атмосферой маленького курортного городка. На набережной каждый вечер вольные художники делали портреты отдыхающих и писали на заказ пейзажи Крыма, там же седой армянин из года в год торговал жареными орехами, и каждый метр земли этого побережья напоминал о старых советских фильмах: «Земля Санникова», «Человек-амфибия», «Сердца четырех», «Кавказская пленница»… Вот и я, буквально за символическую плату, снял себе маленький старый домик с чудным инжирным садом по соседству той самой, из этого фильма, «дачи товарища Саахова», чем был ужасно доволен. И каждое утро, выходя за калитку, на секунду замирал и улыбался, вспоминая, как на этом самом месте произносил знаменитую фразу киногерой в исполнении Владимира Этуша, сняв кавказскую кепку и подбоченясь: «Ничего… я пока подышу. Подышу воздухом… А то все — кабинет… кабинет… кабинет…» А немного поодаль от моей «фазенды» располагался лагерь студентов-археологов, ведущих очередной год раскопки старой крепостной стены. От их лагеря постоянно пахло ухой, сваренной из пойманной с утра рыбы, и слышались веселые студенческие песни. С одной влюбленной парой из их числа я познакомился, играя в соседнем спорткомплексе в теннис. Вскоре я пригласил их вечером на домашнее вино хозяйки моего дома. Поужинав со мной свежевыловленными мидиями, тут же сжаренными на открытом огне, и салатом из местных помидоров в сметане с чесноком, мои гости спели несколько несен под гитару. Было очень романтично и как-то по-особенному уютно. Над головой сквозь ветки сада светили южные звезды, тишину приморского вечера подчеркивало стрекотание цикад, а темнота окружала нас шатром, образуемым светом одинокой свечи, зажженной нами на столе в осколке старинной амфоры, подаренной мне этими юными археологами. Я петь толком не умел, поэтому в одну из пауз между их песнями, подняв тост «за наших близких», принес и включил магнитофон с кассетой сестры. Слушали вновь и вновь до глубокой ночи.
И вот однажды, несколько дней спустя, когда, гонимый неизбежной осенью и начинающимся учебным семестром, лагерь археологов свернулся, ранним утром, часов в шесть, не раньше, меня разбудил стук в дверь. За ней стояли мои знакомые студенты, с которыми я попрощался еще вчера, зная, что их поезд уходит рано утром. Они, извинившись, признались, что, нарушив все правила приличия, разбудили меня только с одной целью — услышать напоследок еще раз Танин голос и ее песни. Я выполнил просьбу, и над еще тихим холмом старинной крепости Алуштой, в лучах рассвета прозвучала ее музыка. Оттого, что это было так красиво, и оттого, что я был горд своей сестрой, я запомнил это утро на всю жизнь. Может ли большего желать автор, нежели такое признание своего таланта. Я помню точно, в то утро звучали: «Роза», «Перекресток», «Желтые листья» и «Я тебя покидаю, прощай».
Собственно, именно эта, почти случайно выбранная мной кассета и стала впоследствии основной в песенном творчестве моей сестры. Вернувшись в Москву, погрузился с головой в столичные будни. Иногда вспоминая эту историю, я ставил различным своим знакомым, сослуживцам, друзьям песни сестры. Однажды, купив важную вещь для дома одинокого молодого мужчины — холодильник, я, экономя деньги на грузчиках, попросил ребят со своей работы помочь его сгрузить и поднять ко мне в квартиру. После трудов, как водится, я «проставился» и, сидя за столом, обмывая мою покупку, один из друзей вдруг неожиданно попросил поставить «песни сестренки», которые он уже однажды слышал. А уходя, спросил разрешения взять кассету на пару дней, чтобы переписать для своей молодой жены. Возвращая ее в означенный срок, он вдруг сообщил, что у него в гостях были знакомые музыканты и им очень понравились песни, и они готовы работать с Татьяной.
Это известие для сестры было настолько неожиданным и, одновременно, настолько ожидаемым в глубине души, что она, почти не раздумывая, при поддержке родителей, вылетела в Москву.
Студия находилась в подвале одного из московских театров. Спустившись по бетонным корявым ступенькам, мы постучали в обитую жестью дверь. Не знаю, кто из нас тогда больше волновался, я или сестра. Тогда это были ступеньки в ранее невиданный мир искусства. Распахнутая кем-то, кого не было видно во мраке подвала, дверь пахнула на нас давно не проветриваемым помещением, пропахшим насквозь пылью, нафталином (от хранившихся повсюду декораций и театральной утвари) и сигаретным дымом, который, как потом оказалось, был здесь всегда. Открывший нам дверь оказался парнем невысокого роста, с вьющимися длинными волосами, эдакий типаж вольного музыканта. Он и был тем человеком, кто выразил желание работать с Таней. Усадив нас напротив какой-то звуковой аппаратуры, он ее включил. И тут же это убогое помещение наполнилось волшебными звуками музыки, которые оказались Татьяниной песней «Роза» в аранжировке этого музыканта. Дальнейшая беседа строилась так, что сказка, не успев родиться, тут же умерла. Со мной и с Таней разговаривали вежливо, но так, как иногда «москвичи», недавно приехавшие в столицу из глубинки, изображая из себя коренных жителей Белокаменной, разговаривают с провинциалами. Нам объяснили вскользь, какой суровый и сложный этот шоу-бизнес, как почти невозможно пробиться девушке из провинции со своими песнями, но есть выход — перепоручить их студии с громким названием «КиС-С» найти для этих песен подходящих исполнителей и… продать. Такой поворот дела вызвал полное разочарование у Татьяны. Зачем было лететь в Москву, когда речь шла лишь о сделке и никто не собирался с ней работать по-настоящему, творчески. Сестра, ни на секунду не задумываясь, заявила, что в таком случае отказывается работать, так как хочет свои песни петь сама. Дальнейшие несколько попыток «хозяина подвала» вернуться к теме продажи не возымели действия, и после ставшей впоследствии «крылатой» в тех стенах фразы: «поймите, нам тоже кушать хочется», стало все ясно — речь идет только о деньгах. Ведь будучи уверенным в ответе и результате, он даже начал работать над аранжировками… Но от этого разговора стало ясно и другое — «профессионалы» увидели потенциал в ее творчестве. Когда я выказал готовность обсудить работу над песнями сестры «на материальной основе», Александр, так звали нашего собеседника, сыграл нам вживую музыкальный набросок к еще одной песне сестры. Видя, как расцветает лицо Тани, когда она слушала то, что может стать аранжировкой ее песни, я вернул тему к «материальному вопросу». Договаривались достаточно долго, так как первоначально названные суммы были явно завышены. Позже, когда мы уже стали разбираться в этих вопросах, я узнал, что нам называлась сумма, которую обычно брали маститые специалисты за работу с песенным материалом. Снизив ее размер в несколько раз, мы договорились. Договорились на написание двух аранжировок с последующей записью песен с Таниным вокалом. Когда мы обсуждали эту часть, я видел некое лукавство в глазах собеседника — он не верил, даже не прослушав, в способности сестры. Впрочем, может, я и был предвзят в тот момент, просто я — старший брат, и если не я, то кто отстоит интересы Татьяны. В тот вечер оставил ее в студии, договорившись заехать за ней к полуночи. Когда вернулся через четыре часа, в студии я обнаружил еще трех молодых людей, которые с воодушевлением рассказывали моей сестренке столичные истории шоу-мира. Оказалось, что это и есть все участники студии. За время моего отсутствия они умудрились записать один куплет «Розы» в исполнении Татьяны. «Ну, что ж, неплохо, неплохо, я думаю, может получиться что-нибудь вкусненькое», — с видом мэтра произнес наш новый знакомый. Последующие беседы с другими работниками этого подвала убедили меня в том, что они достаточно талантливые ребята и вынужденно ютятся здесь, пытаясь выжить в сложном мире поп-музыки. Также я убедился, что деньги, на которых мы остановились, были оптимальны. Через три дня Татьяна вернулась в Новосибирск с первой готовой фонограммой «Розы». Когда она прилетела спустя несколько недель опять в Москву, ее ждала аранжировка песни «Было время». Понравилось всем… Неизвестно, то ли желание заработать, то ли вера в ее талант, но студийцы убедили Татьяну, за ее счет, записать с ними музыкальный альбом из двадцати песен.
![Елена Кукина - Русская живопись второй половины XIX века. Критический реализм и академизм [статья]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
