Антология - Русские песни и романсы

В носилках похоронных
Лежит боец лесов,
И шесть вооружённых
Суровых удальцов
Среди лесов дремучих
Безмолвные идут
И на руках могучих
Товарища несут.

Носилки их простые
Из ружей сложены,
И поперёк стальные
Мечи положены.
На них лежит сражённый
Разбойник молодой,
Назад окровавленной
Повиснув головой.

В минуту жаркой битвы
Сразил его свинец —
И кончил дни ловитвы
Бестрепетный боец!
Сочится кровь из раны
По лбу и по вискам
И в них струёй багряной
Бежит по волосам.

Он грозно сдвинул брови,
Храня надменный вид,
Но взор под слоем крови
Врагам уж не грозит.
Он правою рукою
Сдавил свой острый меч
И с ним, уставший с бою,
В могилу хочет лечь.

Меч этот быстро, метко
Удары наносил,
И сбиров он нередко
Как молния разил;
Теперь, звуча, влачится
Он вслед за мертвецом:
Как слезы, кровь струится
Холодная по нем.

И в миг борьбы жестокой
Со смертью роковой
Он пояс свой широкий
Схватил другой рукой;
Ремни его колета
Разрублены висят,
Два длинных пистолета
За поясом блестят.

Так спит он, охладелый,
Лесов угрюмый сын,
В кругу ватаги смелой,
Средь тёмных Апеннин!
Так с ним они печально
Идут в глуши лесной
Для чести погребальной.
Но вот кричат им: «Стой!»

И наземь опустили
Носилки с мертвецом,
И дружно приступили
Рыть яму вшестером.
В воинственном уборе,
Как был он завсегда,
Без гроба, на просторе
Кладут его туда.

Засыпали землею…
«Прости, лихой собрат!»
И медленной стопою
Идут они назад.
Но чу! — сторожевого
Свисток раздался вдруг…
Ватага в лес — и снова
Безмолвно всё вокруг.

Вперёд! без страха и сомненья
На подвиг доблестный, друзья!
Зарю святого искупленья
Уж в небесах завидел я!

Смелей! Дадим друг другу руки
И вместе двинемся вперёд,
И пусть под знаменем науки
Союз наш крепнет и растёт.

Жрецов греха и лжи мы будем
Глаголом истины карать,
И спящих мы от сна разбудим,
И поведем на битву рать!

Не сотворим себе кумира
Ни на земле, ни в небесах;
За все дары и блага мира
Мы не падём пред ним во прах!..

Провозглашать любви ученье
Мы будем нищим, богачам
И за него снесём гоненье,
Простив безумным палачам!

Блажен, кто жизнь в борьбе кровавой,
В заботах тяжких истощил;
Как раб ленивый и лукавый,
Талант свой в землю не зарыл!

Пусть нам звездою путеводной
Святая истина горит;
И, верьте, голос благородный
Недаром в мире прозвучит!

Внемлите ж, братья, слову брата,
Пока мы полны юных сил;
Вперёд, вперёд — и без возврата,
Что б рок вдали нам ни сулил!

По чувствам братья мы с тобой,
Мы в искупленье верим оба,
И будем мы питать до гроба
Вражду к бичам страны родной.

Когда ж пробьёт желанный час
И встанут спящие народы —
Святое воинство свободы
В своих рядах увидит нас.

Любовью к истине святой
В тебе, я знаю, сердце бьётся.
И, верно, отзыв в нем найдется
На неподкупный голос мой.

Однозвучно гремит колокольчик,
И дорога пылится слегка,
И уныло по ровному полю
Разливается песнь ямщика.

Столько грусти в той песне унылой,
Столько грусти в напеве родном,
Что в душе моей хладной, остылой
Разгорелося сердце огнём.

И припомнил я ночи иные
И родные поля и леса,
И на очи, давно уж сухие,
Набежала, как искра, слеза.

Однозвучно гремит колокольчик,
И дорога пылится слегка.
И замолк мой ямщик, а дорога
Предо мной далека, далека…

Не брани меня, родная,
Что я так люблю его.
Скучно, скучно, дорогая,
Жить одной мне без него.

Я не знаю, что такое
Вдруг случилося со мной,
Что так бьётся ретивое
И терзается тоской.

Всё оно во мне изныло,
Вся горю я, как огнём,
Всё немило мне, постыло,
Всё страдаю я по нём.

Мне не надобны наряды
И богатства всей земли…
Кудри молодца и взгляды
Сердце бедное зажгли…

Сжалься, сжалься же, родная,
Перестань меня бранить.
Знать, судьба моя такая, —
Я должна его любить!

Было дело под Полтавой,
Дело славное, друзья!
Мы дрались тогда со шведом
Под знаменами Петра.
Наш могучий император —
Память вечная ему! —
Сам, родимый, пред полками
Словно сокол он летал,
Сам ружьём солдатским правил,
Сам и пушки заряжал.
Бой кипел. Герой Полтавы,
Наш державный великан,
Уж не раз грозою грянул
На могучий вражий стан.
Пули облаком носились,
Кровь горячая лилась.
Вдруг одна злодейка-пуля
В шляпу царскую впилась…
Видно, шведы промахнулись —
Император усидел,
Шляпу снял, перекрестился,
Снова в битву полетел.
Много шведов, много русских
Пред Полтавою легло…
Вдруг ещё впилася пуля
В его царское седло.
Не смутился император,
Взор как молния сверкал,
Конь не дрогнул от удара,
Но быстрее поскакал.
Но как раз и третья пуля
Повстречалася с Петром,
Прямо в грудь она летела
И ударила как гром.
Диво дивное свершилось:
В этот миг царь усидел.
На груди царя высокой
Чудотворный крест висел;
С визгом пуля отскочила
От широкого креста,
И спасенный победитель
Славил господа Христа.
Было дело под Полтавой;
Сотни лет ещё пройдут, —
Эти царские три пули
В сердце русском не умрут!

Ни кола ни двора,
    Зипун — весь пожиток
Эх, живи — не тужи,
    Умрёшь — не убыток!

Богачу-дураку
    И с казной не спится;
Бобыль гол как сокол,
    Поёт-веселится.

Он идёт да поёт,
    Ветер подпевает;
Сторонись, богачи!
    Беднота гуляет!

Рожь стоит по бокам,
    Отдаёт поклоны…
Эх, присвистни, бобыль!
    Слушай, лес зелёный!

Уж ты плачь ли, не плачь
    Слёз никто не видит,
Оробей, загорюй —
    Курица обидит.

Уж ты сыт ли, не сыт —
    В печаль не вдавайся;
Причешись, распахнись,
    Шути-улыбайся!

Поживём да умрём —
    Будет голь пригрета…
Разумей, кто умен, —
    Песенка допета!

Ехал из ярмарки ухарь-купец,
Ухарь-купец, удалой молодец.
Стал он на двор лошадей покормить,
Вздумал деревню гульбой удивить.
В красной рубашке, кудряв и румян,
Вышел на улицу весел и пьян.
Собрал он девок-красавиц в кружок,
Выхватил с звонкой казной кошелёк.
Потчует старых и малых вином:
«Пей-пропивай! Поживём — наживём!..»
Морщатся девки, до донышка пьют.
Шумят, и пляшут, и песни поют.
Ухарь-купец подпевает-свистит,
Оземь ногой молодецки стучит.

Синее небо, и сумрак, и тишь.
Смотрится в воду зеленый камыш.
Полосы света по речке лежат.
В золоте тучки над лесом горят.
Девичья пляска при зорьке видна,
Девичья песня за речкой слышна.
По лугу льётся, по чаще лесной…
Там услыхал её сторож седой;
Белый как лунь, он под дубом стоит,
Дуб не шелохнётся, сторож молчит.

К девке стыдливой купец пристаёт,
Обнял, целует и руки ей жмёт.
Рвётся красотка за девичий круг:
Совестно ей от родных и подруг,
Смотрят подруги — их зависть берёт:
Вот, мол, упрямице счастье идёт.
Девкин отец своё дело смекнул,
Локтем жену торопливо толкнул.
Сед он, и рваная шапка на нём.
Глазом мигнул — и пропал за углом.
Девкина мать расторопна-смела,
С вкрадчивой речью к купцу подошла:
«Полно, касатик, отстань — не балуй!
Девки моей не позорь, не целуй!»
Ухарь-купец позвенел серебром:
«Нет, так не надо… другую найдём!..»
Вырвалась девка, хотела бежать,
Мать ей велела на месте стоять.

Звёздная ночь и ясна и тепла.
Девичья песня давно замерла.
Шепчет нахмуренный лес над водой,
Ветром шатает камыш молодой.
Синяя туча над лесом плывет,
Тёмную зелень огнём обдаёт.
В крайней избушке не гаснет ночник,
Спит на печи подгулявший старик,
Спит в зипунишке и в старых лаптях,
Рваная шапка комком в головах.
Молится богу старуха жена,
Плакать бы надо — не плачет она.
Дочь их красавица поздно пришла,
Девичью совесть вином залила.
Что тут за диво! и замуж пойдёт…
То-то, чай, деток на путь наведёт!
Кем ты, люд бедный, на свет порожден?
Кем ты на гибель и срам осуждён?