Эдуард Лимонов - Золушка беременная

Я помню их на военном аэродроме,
Ещё молодых.
Смеркалось.
Ратко и Радован ругались,

Тогда мне казалась важной
Эта их в сумерках ссора.
Сейчас, ну какой там смысл!
Не было его, этого смысла,
Только скрестились темпераменты…

Лишь балканские гулкие горы
И бугристый серый титанический вертолёт,
Как перевёрнутая мясорубка
На заднем плане.

«Подобранцы» (это по–сербски парашютисты)
Заслоняют президента и генерала,
Стволы во все стороны…
Их беретов багровый шик.

Суровый трепет поколений,
России продувной чердак,
В дыму мистических учений
Я обитал тогда, чудак…

Русь лихорадило привычно,
На сцене Сталин умирал,
Природа голосила птично,
И укоризненно, и лично,
Зевс свои молнии метал…

Поместья русского царя
В Крыму разбросаны не зря,
Мы им столетьями владели
И делали там, что хотели…

Там, где вцеплялись фрейлин платья
В шипы шиповников и роз,
Где все любовные объятья
Кончались серией заноз,

Над розовым туманом моря
Лежат любовников тела,
Белогвардейцев на просторе
Недолго тлели факела…

Из Феодосии фрегаты
Их уносили за Стамбул,
Казаки были бородаты…
А кто–то просто утонул…

О, Крым, ликующий теперь!
Цари и тени их вернулись,
Расцеловались, пошатнулись,
Забыли горечи потерь…

Опять здесь русский стяг летит
По ветру бреющему косо,
Опять прекрасные матросы,
Опять Россия здесь стоит!

Зелёный снег, ботинок полу–бот
Жмёт каблуком заснеженные скверы,
Вот молодая женщина идёт
Без совести, без чести и без веры…

Зелёный снег. Ботинок чернокрыл
Массивным каблуком своим тяжёлым,
Всем весом дамы снег что было сил,
И бьют пальто неистового полы…

— Там у тебя, наверное, трусы?
— Ты что, больной, что говоришь такое?
— А на груди, потрогать, две осы?
— Ты их потрогай, я при этом взвою!

Такие были, хлопцы, времена:
Кобылы у коней хвосты кусали,
И надвигалась на страну война,
Но леди ничего о ней не знали…

Шары, болиды мироздания,
Готовые для состязания,
Горячи, остры и мокры,
Летящие везде шары!

О, биллиард вселенных страшный,
Уже случившийся, вчерашний!
О, отпечатки световых,
Лет непреклонных и лихих…

Железный рот, железные зрачки.
На знамёнах болты и гайки,
Вы нас считали — «дурачки!»,
А мы Вас встретили в нагайки!

Пылает огненный цветок,
Рожают рыжие ромашки,
И между ног у нашей Машки
Уселся белый мотылёк…

Весна дымит шарфами вдоль
Крещатика, ещё живого,
И вызывает алкоголь
Красивое и злое слово!

И был год этот молодой.
Советский год во всю Ямскую,
И я замедленно целую
Твой позвоночник удалой…

Рабочий отпуск очень скор,
И ждёт там «Серп и Молот» чёрный,
Ну я, пока там сыр и бор,
Я Киев посещал снотворный.

Потом я в Ригу прилетал,
Присутствовал при ссоре скверной, —
Я тётку Лиду посещал,
Ну, если я всё помню верно…

Они ругались — мать и дочь!
И так мне этим насолили,
Что я ушёл немедля в ночь,
И мы с какой–то шлюхой пили…

Что нам цветы, коль нету булки хлеба!
Что лилии, что розы, гиацинт,
Мы лишь глядим, голодные, на небо,
Где облаков безумный лабиринт…

Неурожай! Зато цветы так пахнут!
Неурожай, ни мяса, ни вина,
Вот–вот войны невзгоды как шарахнут!
А ты ещё вдобавок влюблена…

Семнадцать лет. Ни страха, ни порока,
Ничто не может быть запрещено!
И ярких глаз страстная поволока
Пьянит мужчин как чёрное вино!

Ване Дроздову

Едут в спальные районы
Безработных миллионы,
Женщины сидят тишком
И мужчины под хмельком…

Дед читает свой планшет,
Две близняшки детских лет
Слушают один напев,
По наушнику надев,

Спит обритая девица,
Спит усталый бородач,
У монголки желтолицей
На коленках том задач.

Из трёх душ семья трясётся:
Мама, сын и злая дочь,
А метро в сердцах несётся
Далеко от центра прочь…

Воробьёвых гор просвет…
Прямо в «Университет»!
Я иду, охранник рядом,
Бог с ним, с этим зоосадом…

Дует ветер палуб,
Задницу прикрой!
Нам не нужно жалоб,
Мы, матрос, с тобой!

Мы не злой ботаник
(бабочку убил!)
Мы не знаем паник,
Друг нам крокодил…

В зеркало заглянешь,
Там стоит чужой,
Тайный, словно залежь
Карты козырной…

Брови–альбатросы
И морской берет,
Лучшего матроса
В океане нет…

Мы котлы растопим,
Выпустим дымы,
В Амстердам торопим
Пароходик мы…

Сухогруз короткий,
Ром и коренья.
И в корейской водке
Жёлтая змея…

В круглой чёрной раме
Прыгает волна,
Девок в Амстердаме
Знаю имена…

Смуглая Найоми,
Белая Марго,
Кто ещё там кроме?
А, Виктор Гюго!

Я его читаю.
Утром. Спит бордель
С Travaileurs de mer’a
Пропадает хмель…

Фифи

Шторм прошёл, в снегу дорожки,
Даже солнце появилось,
И при виде моей крошки,
Сердце у меня забилось…

До чего же нежен пальчик,
До чего стопа крутая,
Я люблю тебя как мальчик,
Моя козочка нагая…

В метафизических садах
Сидит на льду Шахерезада,
А с нею рядом — тёплый шах
В одежде бала–маскарада…

Привыкли мы, что там тепло,
В шелках тысячепервой ночи.
А там сугробы намело,
И дни всё суше и короче…

Сонные бабушки,
Вставшие в ночи,
В глубине избушки
Лепят куличи…

Сонные трамваи
Проплывают вдоль,
Тише не бывает,
Град «Зубная БОЛЬ».

Тихо две старушки
Ждут, стоят, трамвай.
Ушки на макушке,
Назначенье «РАЙ»…

Родители его любили,
Мячи и шахматы дарили,
Но наготове был ремень,
Чтобы парнишка рос кремень.

А на краю у той деревни
Вдруг начинался ужас древний.
Скользил по веткам короед,
То змей, то парень, а то дед…

И крашеные корабли,
И гроздья спелого салюта,
Оторванный от мать–земли,
Крым возвратился почему–то.

Мы празднуем свою любовь,
Но Мариуполь, в то же время,
По тротуарам свою кровь,
Растрачивает, ранен в темя.

Простые мужики. Народ,
Простые бабы, с криком: «Гады!»
Орда поганая вдруг прёт
На наши ясли и детсады…

Врагу кричим мы: «Не моги!
И трепещи, поганый хлопец!
А то все наши сапоги
Пройдут по яйцам, будешь скопец!»