Юлия Друнина - Полынь: Стихотворения и поэмы
ГОЛОС ИГОРЯ
Часть войска князя Игоря была конной, а другая пешей — смерды.
«Как волков обложили нас половцев рати.
Несть числа им, лишь кони дружину спасут.
Ну, а пешие смерды?.. Тяжело умирати,
Но неужто мы бросим, предадим черный люд?»
Голос Игоря ровен, нет в нем срыва и дрожи.
Молча спешились витязи — предавать им негоже.
Был в неравном бою схвачен раненый Игорь,
И порубаны те, что уйти бы могли…
Но зато через ночь половецкого ига,
Через бездны веков, из нездешней дали
Долетел княжий глас: «Нелегко умирати,
Только легче ли жить во предателях, братья?»
ЯРОСЛАВНЫ
Каленые стрелы косили
Дружинников в далях глухих.
И трепетно жены России
Мужей ожидали своих.
— Любимый мой, Игорь мой славный!
Бескрайни тревожные дни!..—
Вновь милых зовут Ярославны,
Но смотрят на небо они.
Не в поле, меж звездами где-то
Двадцатого века маршрут!
Послушные кони — ракеты —
Своих властелинов несут.
А ежели «всадник» задремлет,
Слетают счастливые сны:
Все видит желанную Землю
Он в облике милой жены.
БАБЫ
Мне претит пресловутая «женская слабость».
Мы не дамы, мы русские бабы с тобой.
Мне обидным не кажется слово грубое «бабы»,
В нем — народная мудрость, в нем — щемящая
боль.
Как придет похоронная на мужика
Из окопных земель, из военного штаба,
Став белей своего головного платка,
На порожек опустится баба.
А на зорьке впряжется, не мешкая, в плуг
И потянет по-прежнему лямки.
Что поделаешь? Десять соломинок-рук
Каждый день просят хлеба у мамки…
Эта смирная баба двужильна, как Русь.
Знаю, вынесет все, за нее не боюсь.
Надо — вспашет полмира, надо — выдюжит бой.
Я горжусь, что и мы тоже бабы с тобой!
ПОЛОНЯНКИ
Ах, недолго у матери ты пожила,
Незадачливая девчонка!
Умыкнул басурман из родного села,
Как мешок, поперек перекинув седла…
Ты ему татарчонка в плену родила,
Косоглазого, как зайчонка.
Время шло. Ты считалась покорной женой.
Попривыкла к смешному зайчонку — родной.
Но навеки застыли в славянских глазах
Пламя русских пожарищ, отчаянье, страх…
Вновь дымятся массивы нескошенных трав.
Мчит девчонок в неметчину дюжий состав.
И одна полонянка на мгновенье застыла:
Показалось ей смутно, что все это было —
Так же села горели, дымились поля,
Бились женщины, плакали дети…
Все воюет, воюет старушка Земля,
Нет покоя на грустной планете…
«В моей крови — кровинки первых русских…»
В моей крови —
Кровинки первых русских:
Коль упаду.
Так снова поднимусь.
В моих глазах,
По-азиатски узких,
Непокоренная дымится Русь.
Звенят мечи.
Посвистывают стрелы.
Протяжный стон
Преследует меня.
И, смутно мне знакомый,
Белый-белый,
Какой-то ратник
Падает с коня.
Упал мой прадед
В ковыли густые,
А чуть очнулся —
Снова сел в седло…
Еще, должно быть, со времен Батыя
Уменье подниматься
Нам дано.
«Веет чем-то родным и древним…»
Веет чем-то родным и древним
От просторов моей земли.
В снежном море плывут деревни,
Словно дальние корабли.
По тропинке шагая узкой,
Повторяю — который раз!—
«Хорошо, что с душою русской
И на русской земле родилась!»
БЕЛЫЙ ПУХ
Замело Подмосковье —
Метели сменяют метели.
И сегодня в сельмаг
Можно только на лыжах пройти.
Ах, какие перины
Зима наша щедрая стелет!
Словно пух из подушек,
Снег лохматый летит.
Белый пух!
Белый пух!
Задыхаясь от ветра,
Я на лыжах в сельмаг
Побегу завтра утром опять.
Белый пух!
Снежный дух!
Неужели до нового века —
Двадцать первого века!—
Рукою подать?
«Взять бы мне да и с места сняться…»
Взять бы мне да и с места сняться,
Отдохнуть бы от суеты —
Все мне тихие села снятся,
Опрокинутые в пруды.
И в звенящих овсах дорога,
И поскрипыванье телег…
Может, это смешно немного:
О таком — в реактивный век?
Пусть!.. А что здесь смешного, впрочем?
Я хочу, чтоб меня в пути
Окликали старухи: «Дочка,
До Покровского как дойти?»
Покрова. Петушки. Успенье…
Для меня звуки этих слов —
Словно музыка, словно пенье,
Словно дух заливных лугов.
А еще — словно дымный ветер,
Плач детей, горизонт в огне:
По рыдающим селам этим
Отступали мы на войне…
ГОСТЬЯ
Среди царственных пальм, на чужом берегу.
Где в конце декабря солнце в полную силу,
Появилась вдруг та, что живет на снегу:
Елка — скромная дочка России.
Стали капать, едва огляделась вокруг,
Слезы — горькой смолою — к подножью:
«Где я? Сколько здесь новых прекрасных подруг.
Совершенно на нас непохожих…»
Но не к пальмам, а к елочке люди пришли
И одели пышней, чем царицу.
Мне казалось — гудят для нее корабли
Перед тем, как с причалом проститься.
Потому что, куда б ни швырнуло судьбой,
Где б по свету меня ни носило.
Ничего нет желаннее встречи с тобой,
Боль моя, мое сердце — Россия.
НА ПУТЯХ-ПЕРЕПУТЬЯХ
Снова тряского «газика» кузов,
Гололед, холодок по спине.
И опять комсомольская муза
Возвратилась в ушанке ко мне.
Не являлась в столичном уюте,
А в далекой поездке опять
На безвестных путях-перепутьях
От меня не желает отстать.
И опять по ее повеленью
Вместе ночь мы проводим без сна —
Я пишу на замерзших коленях
Все, что мне надиктует она.
ПОСЕЛОК СМИРНЫХ
В лесу, на краю дороги,
В лесу, на краю страны,
Задумчивый, юный, строгий
Стоит капитан Смирных.
Змеится дороги лента,
КамАЗы в лесхоз спешат.
С гранитного постамента
Не может сойти комбат.
Но помнят доныне сопки
Команду его — «Вперед!»,
Отчаянным и коротким
Был бой за японский дот…
Все той же дороги лента,
И августа синий взгляд.
Лишь сдвинуться с постамента
Не может теперь комбат.
Сквозь строй ветеранов-елок
Он смотрит и смотрит вдаль —
На тихий лесной поселок.
Которому имя дал.
СТЕПНОЙ КРЫМ
Есть особая грусть
В этой древней земле —
Там, где маки в пыли,
Словно искры в золе,
И где крокусов синие огоньки
Не боятся еще человечьей руки.
Вековая, степная, высокая грусть!
Ничего не забыла великая Русь.
О, шеломы курганов,
Каски в ржавой пыли! —
Здесь Мамая и Гитлера
Орды прошли…
В ЛЕСУ
Там, где полынью пахнет горячо,
Там, где прохладой тонко пахнет мята,
Пульсировал безвестный родничок,
От глаз туристов зарослями спрятан.
И что ему судьба великих рек?—
Пусть лакомится еж водою сладкой!
…Давным-давно хороший человек
Обнес источник каменною кладкой.
Как маленький колодезь он стоял.
Порой листок в нем, словно лодка, плавал.
Он был так чист, так беззащитно мал,
Вокруг него так буйствовали травы!..
Однажды, бросив важные дела
И вырвавшись из городского плена,
Я на родник случайно набрела
И, чтоб напиться, стала на колена.
Мне родничок доверчивый был рад,
И я была такому другу рада,
Но чей-то вдруг почувствовала взгляд
И вздрогнула от пристального взгляда.
Сквозь воду, из прозрачной глубины,
Как будто из галактики далекой,
Огромны, выпуклы, удивлены,
В меня уставились два странных ока.
И тишина — натянутой струной.
Я даже испугалась на мгновенье.
То… лягушонок — худенький, смешной —
Увидел в первый раз венец творенья!
И вряд ли я забуду этот миг,
Хоть ничего и не случилось вроде…
Пульсирует ли нынче мой родник
И жив ли мой растерянный уродик?
Как жаль, что никогда я не пойму,
С улыбкой встречу вспоминая эту,
Какой же показалась я ему?—
Должно быть, чудищем с другой планеты!
«Зима, зима нагрянет скоро…»