Татьяна Снежина - Душа как скрипка. Биография, стихи, воспоминания
«Человеческое сердце…»
Человеческое сердце…
Сколько в нем глубин и гор,
Сколько в этом малом сердце
Силы, и какой простор.
Сердце может сильно сжаться,
Когда внемлет не свое,
Плакать может и смеяться,
Распахнуться широко.
«Фонари рыжеволосые…»
Фонари рыжеволосые
Ночной мне шлют привет,
«Жигули» разноголосые
Поют мне что-то вслед.
Погоди, брюнетка жгучая,
Ночь! Постой, не уходи
Наколдуй, о ты, могучая,
Что б не наступили дни.
Ведь так чудесно рядышком
Здесь с ветерком пройтись
И еле видным камушком
Гладь пруда разбудить.
А днем мечтать нелепо,
Так душно, солнце жжет.
И здесь, у старой липы,
Меня никто не ждет.
Но вот спускает занавес
На город мой закат,
И вновь играет «Полонез»
Мой месяц — сводный брат.
И ветер, нежный спутник,
Обнимет вновь меня.
В ночи я вечный путник,
Бегу быстрей себя…
Я ГОД УЖЕ С ТОБОЙ ЗНАКОМА
Вот уже год с тобой знакома,
Второй пошел, как ни крути.
Брожу по-прежнему у дома,
Но силы нет к тебе зайти.
Тебя я знаю. Что ж поделать?
Твое я имя и во сне шепчу.
Души моей не переделать,
На крыльях сердца я мысленно к тебе лечу.
ЧЕЛОВЕКУ
Высокому полету птицы будь подобен.
И избегай тот путь, что более удобен.
Люби людей, будь предан одному из них.
Будь милосерден с душами больных
Людей, больных несчастною любовью,
И гениев с судьбою роковой…
Что может быть чудеснее, чем синий вечер с огромными белыми звездами, отражающимися в бескрайнем окружающем тебя океане?! Что может быть чудеснее вечера на крохотном островке в морской пустыне, пальм, испаряющих солнечный дневной зной, раскаленного песка, согревающего ноги в вечерней прохладе, и двух влюбленных, при дающих всему вышеперечисленному волшебству непередаваемое очарование и непостижимость Вселенной?
Из повести «Дождь»
ТЫ ГДЕ-ТО ТАМ (песня)
Поездом ночным
Уеду прочь из этих мест,
Где в небе чайки плавный жест,
Где море стало мне родным.
Поезд мой ночной
Отправит город в дальний путь.
И пальмы ветками взмахнут,
Прощаясь навсегда со мной.
А где-то там спадет печальная слеза,
И вспыхнет там на ясном небе вдруг гроза.
Ты где-то там сидишь у моря на песке,
И в эту ночь ты нежно помнишь обо мне.
Ты где-то там… Ты где-то там… Ты…
Поездом ночным
Слегка я город разбужу.
Не просыпайся, я прошу.
Ты так мне нравишься таким.
Южный аромат
Последний раз в себя вдохну
И поездом ночным — в Москву,
Туда, где волны не шумят.
А где-то там спадет печальная слеза,
И вспыхнет там на ясном небе вдруг гроза.
Ты где-то там сидишь у моря на песке,
И в эту ночь ты нежно помнишь обо мне.
Ты где-то там… Ты где-то там… Ты…
Сердце так стучит
Мгновениям последним в такт.
Сейчас колеса застучат,
И поезд в ночь меня умчит.
Смотрят фонари
Желтым взглядом мне в глаза.
И в ожиданьи спит вокзал,
А ты все где-то, где-то там…
А где-то там спадет печальная слеза,
И вспыхнет там на ясном небе вдруг гроза.
Ты где-то там сидишь у моря на песке,
И в эту ночь ты нежно вспомни обо мне.
Ты где-то там… Ты где-то там… Ты…
«Я люблю терпкий запах полыни…»
Я люблю терпкий запах полыни
И траву в алмазной росе…
«Моя подруга…»
Моя подруга —
Тень длинноногая.
Моя порука —
Осень глубокая.
Родные глаза
Холодом лютым
Меня и тень
Лишают уюта.
Иду рядом с тенью,
И с ней откровенно
Решаю вопрос —
Предать ли забвенью
Все то, что мне дорого
Было весной?
Все то, что исчезло
Этой зимой?
Забвенью предать
Или верить —
Весна вот придет,
Все вернется, быть может.
ЛУГАНСК
Весна, май, конец учебного года… Достать билеты на первые авиарейсы с Камчатки «на материк» — в июне было очень сложно — начало школьных каникул, и сотни школьников с родителями стремились как можно раньше улететь туда, где теплей. И наши родители немного «хитрили» — уговаривали учителей нас с сестрой отпустить из школы раньше, в мае, на денька три-четыре. А мы, в свою очередь, каждую весну учились напряженней и изучали материалы школьных уроков самостоятельно, забегая вперед преподавателей, и сдавали учебные задания «экстерном», заканчивая тем самым проходить годовую программу уже к первым числам мая. Кстати, эта привычка потом осталась и в студенческие годы у нас обоих и была не только полезной, приучая к самоорганизации, но и приятной — хоть на пару дней удлиняя каникулы.
Но вот билеты куплены. Груженные чемоданами и сувенирами «дикого края» мы вылетали в Москву. Летали с многочисленными пересадками, и поэтому вкус «странствий» у нас с сестрой с детства был уже в крови. Магадан, Хабаровск, Якутск, Красноярск и другие города, где мы, стоя в аэропорту, в ожидании дозаправки самолета или пересадки, слушали звуки этих городов, голоса людей и пытались уловить новые запахи неизвестных нам мест — когда днем, когда ночью, а иногда и на рассвете. Самолет, как правило, прилетал в столицу утром и мы сразу на перекладных добирались до железнодорожного вокзала. Павелецкий. Кто бывал в Москве или там живет, поймет восторги детей, которые едут к этому вокзалу после многочасового перелета — он расположен почти в сердце этого прекрасного города. Мы гарантировано были обеспечены часовой «экскурсией» в такси или троллейбусе по улицам столицы. Лишь однажды отец заказал гостиницу, и мы остановились в Москве на пару суток. Газировка «Саяны», эскимо, усталые ноги, несущие нас по улицам самого красивого города на земле — нужно идти быстро, чтоб успеть и Красную площадь, и ВДНХ, и Воробьевы горы увидеть с Университетом. А сестра маленькая, иногда, хоть и первоклашка, на руках нести приходилось. Каникулы, мечты когда-нибудь жить в этом городе и… непременно чтоб из окна виден был МГУ… Но это я увлекся воспоминаниями.
С аэропорта на вокзал и к концу майского денька, начиная с обеда в купе с традиционной «курицей» путешественников и чаем «от проводницы», мы отправлялись дальше, на юг — в Луганск.
Не знаю, как у кого, а у меня и у Татьяны звуки и запахи путешествия всегда ассоциировались с железной дорогой. В те времена пассажиры могли открывать окна в купе, и мы устраивались вдвоем с сестренкой на верхней полке и наблюдали за проплывающими пейзажами. Гудели встречные тепловозы, люди, ожидавшие пока пройдет пассажирский, махали нам в ответ на наши радостные «махания», на бесконечных полустанках весело кричали местные бабульки, наперебой предлагавшие пирожочки, клубнику, отварную картошечку и вяленую рыбу. А по ночам, когда глаза уже слипались, а лицо горело, слегка обветренное весенним ветерком из окна купе, мы засыпали под перестук колес и эхо командных окриков диспетчеров на погруженных в темень сонных перегонах и вокзалах.
А утром вставали рано, на рассвете, давала себя знать разница во времени с Камчаткой — девять часов. Мы выскакивали в проход вагона и не уходили от окон, пока вдалеке, на горизонте не появлялась верхушка телевышки родного города, куда мы ехали. И тут же, как по команде, вагон начинал суетиться, сдавалось белье проводнице, гремели собираемые ею по купе стаканы в подстаканниках, шуршали газеты, народ закрывал чемоданы, переодевался в «парадное» — этого требовали традиции таких городов, и вагон наполнялся ароматами одеколонов и духов… наступали самые ожидаемые и потому, радостные минуты.