Иосиф Маневич - За экраном
Фильм «Сказание о земле Сибирской» был резко раскритикован на худсовете, его обвинили в идеализации прошлого, в сусальности, в отсутствии «новой Сибири» с ее стройками и индустриальным пейзажем… Особенно усердствовали Заславский и Ильичев. Пырьеву предлагали выехать в новую экспедицию и все переснять, а затем перемонтировать фильм.
Однако уже накануне дня его отъезда Пырьеву позвонил Жданов: фильм очень понравился Сталину. Снова собрали худсовет, снова указали на ошибки… Стремясь быть «святее папы», члены худсовета попадали впросак.
В общем, невольно приходишь к выводу, о котором говорил Захаров: то, что нравилось народу, нравилось и наверху.
Фильм «Сказание о земле Сибирской» пользовался шумным успехом и многие годы держался на экранах.
Вскоре я покинул пост ответственного секретаря и передал его моей приятельнице, редактору главка В. Бирюковой. Она и пребывала в этой должности до конца существования худсовета: до решения о ликвидации Министерства кинематографии и организации Министерства культуры во главе с министром Пономаренко.
В зале, в котором обычно заседал художественный совет, были созваны ведущие мастера кино, чтобы узнать, кто и как будет управлять кинематографом. Все ждали приезда Пономаренко – расселись и приготовились услышать волнующие новости. Вдруг встал Чиаурели и сказал, обращаясь к присутствующим:
– Прошу всех встать.
Все недоуменно переглянулись.
– Прошу всех встать, – повторил он, – и почтить память почившего в бозе художественного совета.
Раздался дружный смех. Но все встали, даже два члена худсовета – Горбатов и Леонов, присутствовавшие на этом совещании.
У Чиаурели были свои счеты с худсоветом по поводу картины «Падение Берлина»: этот фильм худсовет долго мурыжил, не решаясь сказать ни да ни нет.
Пришел Пономаренко. Большаков стал его замом. Художественный совет был упразднен.
«МОСФИЛЬМ»
Как-то позвонил мне Гриша Марьямов и спросил: не хотел бы я перейти на работу на «Мосфильм». Я был главным редактором главка, получал персональную ставку, два дня у меня были выделены для ВГИКа, поэтому, естественно, я спросил его, что должен буду делать на «Мосфильме». Гриша ответил как-то неопределенно, и нельзя было понять, исходит это от него или от Пырьева, и вообще, в каком качестве я должен перейти на «Мосфильм».
На студии в то время не было начальника сценарного отдела, его обязанности исполнял Ростовцев. Гришу же, видимо, не хотели утверждать: он был старшим редактором сценарного отдела.
Я был беспартийным и тоже не помышлял о должности начальника сценарного отдела «Мосфильма» – да еще «Большого», как его называли, ибо генеральный план был уже утвержден и производство резко расширялось.
Через несколько дней, поздно вечером, мне позвонил Иван и сказал, что нам надо встретиться. «Завтра я буду в министерстве, жди меня, нужно поговорить».
Я понял, что предстоит серьезный разговор. Работать с Пырьевым я хотел, но у меня было единственное условие – квартира. Мы жили всей семьей в одной комнате на станции Новая.
Иван Александрович сразу поставил точки над «i»: «Ты будешь главным редактором сценарного отдела и заместителем начальника. Сейчас пока будешь исполнять обязанности начальника. А искать начальника будем вместе. Мы должны иметь сто договоров – нужно поднимать сценарный отдел, привлекать писателей. Начинать надо немедленно. Ты читал решение о Большом „Мосфильме“?»
Я сказал: «Квартира!»
Иван: «Знаю, будет квартира: в новом доме „Мосфильма“, не позже чем через два месяца».
Я сказал, что согласен, но отпустят ли меня?
«Твое дело везде говорить, что ты согласен».
Через час меня вызвал Кузаков, тогда начальник главка. Я сказал ему: «Квартира…»
Кузаков: «Да, квартира, понимаю… Я сам должен получить в этом доме. А не обманет он вас?»
Я задумался и бросился советоваться. Все давали разумные советы. Сходились на том, что скоро-то все равно не даст. Оптимисты уверяли, что даст, но через год.
А машина уже крутилась. Через несколько дней я входил с Пырьевым к Николаю Павловичу Охлопкову, он был зам. министра культуры и играл эту роль превосходно. Меня он знал мало, но как раз в те месяцы я замещал начальника сценарного отдела главка, и у него было преувеличенное представление о моей персоне, а может, кто-то обо мне ему говорил. Он уперся: «Мне нужны высококвалифицированные редакторы»: не хочет отпускать.
Охлопков указал на стопку нечитаных сценариев и даже стал расспрашивать об одном из них: «Не могу, Иван Александрович!»
– Квартира… – сказал я и Охлопкову.
– Квартира? – спросил Николай Павлович. – У вас нет квартиры? Звоню в министерство! – Он направился к «вертушке».
– Коля, – сказал Иван Александрович тихим голосом, – если не ты, то кто меня поймет и поддержит в этом деле?
Николай Павлович остановился, перестал играть и спросил:
– А вам там лучше будет? Ведь ему правда трудно! Ведь главное-то у нас – все-таки «Мосфильм»…
– Коля! – протянул ему заранее заготовленный приказ Пырьев. – Завизируй.
Охлопков не глядя подписал. Звонила «вертушка», и он опять входил в роль…
На пороге кабинета нас догнал его голос: он кого-то распекал.
Я думал, что наш поход закончен, но Иван преподал мне первый урок:
– Бумага должна иметь ноги и голову, пошли! – И он стремительно вошел в приемную министра культуры Александрова и нежнейшим голосом, склонившись, артистически приветствовал секретаршу, а затем сразу же вошел в кабинет.
Я толкался в прихожей. Минут через пятнадцать Пырьев вышел с дюжиной начальников и замов, видимо, у Александрова шло совещание.
Пырьев держал в руках подписанный приказ.
– Вот он, – указал Пырьев Александрову на меня. Тот же только говорил со мной по телефону и видел на совещаниях, вряд ли помнил, о ком идет речь.
Сунув мне приказ, Иван пошел с министром и на ходу крикнул:
– Оформляйся, завтра звони!
Так, в конце 1954 года, я пришел на «Мосфильм» и приступил к работе главного редактора сценарного отдела. А через два месяца действительно получил квартиру в новом доме «Мосфильма» – это был новогодний подарок. Я переступил порог квартиры № 48 на Можайском Валу 31 декабря в 23 часа 15 минут и, свалив все вещи в кучу в темные комнаты, едва успел на встречу Нового года к друзьям. Там, выпив бокал шампанского, я свалился в изнеможении.
1955 год я встретил в новой квартире и в новом амплуа: и тем и другим я обязан Ивану Пырьеву.
«Мосфильм» в моей памяти сохранился так или иначе связанным с деятельностью Пырьева и Михаила Ромма. Я говорю о периоде с середины 50-х до начала 60-х годов, когда я был главным редактором студии, а затем – главным редактором и заместителем председателя худсовета Третьего творческого объединения.
Работая в главке, я слабо был связан с «Мосфильмом», правда, накануне войны был назначен редактором «Мосфильма» и курировал его около года. Мое назначение в тот момент было связано с выдвижением к руководству студией творческих работников. Ромм стал художественным руководителем, а затем и начальником Главного управления художественных фильмов, Вайншток – зам. директора «Мосфильма», Л. Познанский – директором Одесской студии, Я. Блиох – директором студии хроники. Все они были режиссерами.
Этот краткий период мало что оставил в моей памяти достойного внимания, а первые дни войны запомнились работой над боевыми киносборниками. Впрочем, это другая история…
Моя деятельность на «Мосфильме» в роли главного редактора – это пырьевский период.
Раньше студия производила на меня малоприятное впечатление. Это была огромная каменная коробка, с бесконечными коридорами, серыми запущенными комнатами, запутанными ходами и, как говорил Довженко, «на „Мосфильме“» везде далеко и никуда не прямо». Ходила такая байка, что один из быстро сменяющих друг друга директоров ушел на осмотр студии – и заблудился; с тех пор, когда во время съемок вспыхивает красный свет табло «тишина», раздается… его протяжный стон.
Но это легенда, а вообще-то за «Мосфильмом» прочно установилась слава студии, где «все течет и ничего не меняется». На стенах были подтеки, в коридорах, в комнатах – сыро, а в павильонах – лужи. Но дело не в стенах: в стенах «Мосфильма» не было коллектива , именно это отличало его от «Ленфильма», который размещался в ветхом, малопригодном здании, но внутренне был сплоченным творческим коллективом, содружеством художников. Это позволяло создавать фильмы, ставшие классикой. Всем на «Ленфильме» до всего было дело, всех все касалось. И мне хочется вспомнить, как с приходом Пырьева на «Мосфильм» наконец перестало все течь и начало быстро, разительно быстро меняться. Я могу об этом говорить, потому что наглядно это видел и, сколько мог, помогал Ивану – Ивану Калите «Мосфильма». Он не только оживил творческую жизнь, но и собрал на студии уникальных мастеров: Зархи, Чухрай, Алов, Наумов, Рязанов, Данелия, Ордынский, Швейцер, Гончаров, Гайдай, Таланкин, Щербаков… Да не только режиссеров – большое число операторов и художников.
