Василий Ермаков - Павел Луспекаев. Белое солнце пустыни
Сразу же повеяло незабываемым ароматом «Щепки», общежития на Трифоновке, Москвой, нахлынули воспоминания о Зубе и Мите, то бишь, профессоре Зубове и ассистенте-педагоге Дмитриеве…
На банкете Павел познакомил Алю и Сергея с Михаилом Федоровичем Романовым, а назавтра они встретились в его кабинете на предмет перехода Али и Сергея из Театра Советской Армии в Театр имени Леси Украинки и переезде из Львова в Киев.
«Мы понравились друг другу, – вспоминала Аля после безвременного ухода Павла Борисовича из жизни, – и Михаил Федорович пригласил нас в труппу, но наш театр нас не отпустил».
Чем внимательней вчитываешься в эти строки, тем уверенней приходишь к выводу, что Аля и Сергей не очень-то и хотели сменить труппу, что они пришли на встречу с Романовым под напором истового желания Павла видеть своих друзей по незабываемой студенческой молодости рядом, опираться на их поддержку. До возвращения Театра Советской Армии из затянувшихся скитаний по городам Украины на место своей постоянной дислокации оставались считаные месяцы. Не знать об этом Аля и Сергей не могли. Кто же променяет Москву, столицу театрального мира одной шестой части планеты, на прекрасный, но все-таки провинциальный Киев?..
Лукавство Али и Сергея понятно и простительно. Откажись они даже самым деликатным образом от встречи с Михаилом Федоровичем, – как бы это огорчило их друга, особенно в том состоянии, в каком он в тот момент пребывал?..Вскоре подоспела и еще одна радость – из Тбилиси, откликнувшись на телеграмму Павла и Инны, нагрянул Коля Троянов. Он привез бочонок кахетинского вина и канистру чачи. Посмотрев спектакль «Второе дыхание», Коля прослезился и, полный искреннего восхищения игрой Павла, нежно облобызал его. Потом друзья сели за стол.
Заглянул и, разумеется, остался НеллиВлад. Вслед ему пришли Олег Борисов с очаровательной стройной женой Аллой, с открытого лица которой не сходила легкая доброжелательная улыбка, а за ними к Луспекаевым, как это давно установилось, потянулись другие коллеги, предвкушая приятную пирушку, которая наверняка затянется до рассвета.
Забренчала гитара, зазвучали песни. Под утро канистра и бочонок опустели. Гости, кто раньше, кто позже, разошлись. В Москве в подобном случае отправились бы к Вазгену, на Рижскую-Сортировочную. Здесь, в Киеве, Павел повел Колю на Бессарабку. Там на него – на Павла, а не на Колю, – неожиданно набросился какой-то растрепанный вихляющийся тип, пытаясь обнять его и облобызать. Не сразу и узнал Павел в нападавшем Шаю. Непривычно было видеть его вдали от театра, от «причинного места» Леси.
Попытка облобызать, к отчаянию Шаи, была решительно отбита. Услужливость, однако, не покинула его. Вызнав, зачем друзья очутились на рынке в столь ранний час, Шая куда-то пропал, словно сквозь землю провалившись, чтобы через несколько минут вынырнуть откуда-то со связкой свежей, благоухающей дивным ароматом таранки. Вскоре он проводил друзей в какое-то строение, неказистое снаружи, но уютное внутри, где к таранке подали вкусное, свежайшее пиво.
Несмотря на это, Шае и в тот день, вернее, в то утро не удалось облобызать Павла. Сделать это стало заветной мечтой Шаи. Одинокий, несмотря на многочисленные знакомства, этот недотепистый добрый человек тянулся к актерам. Не потому ли, что чувствовал их в чем-то подобными себе?..
Пережевывая душистую мякоть и запивая ее холодным, освежающим похмельную головушку пивом, Коля с гордостью думал, какой у него знаменитый друг – даже на базаре узнают его и готовы угостить в любое время суток. В тот день Шая отыгрался на Коле. К тому времени, однако, когда это случилось, Коле было уже все равно…Виктор Иванович Мягкий на банкете по случаю премьеры спектакля «Второе дыхание» предусмотрительно не присутствовал. Ему ли не знать, чем иногда заканчивались такие банкеты. Актеры – люди самолюбивые, вспыльчивые, одно не так, не тем и не тогда, когда можно, произнесенное слово, чревато обернуться скандалом, молва о котором непременно докатится до вышестоящих инстанций. «А вы-то, товарищ директор, почему допустили это? Вашего присутствия разве недостаточно, чтобы предотвратить превращение мероприятия в скандал?..»
Но услужливые люди доложили Виктору Ивановичу со всеми подробностями обо всем, что случилось на банкете. Собственно, не случилось ничего особенного, что можно бы при удобном случае поставить в строку Романову, Нелли и Луспекаеву. Чрезвычайно удивило товарища Мягкого то, что молодой артист, имевший столь оглушительный успех, вел себя скромно, не выпячивал свои личные заслуги, а ссылался на коллектив, не задирал нос.
«Ничего, одно дело свой брат актер и совсем другое, когда начнет осаждать публика, особенно когда начнут вешаться на шею бабы, – утешал себя Виктор Иванович. – А он, слыхать, по этой части большой ходок. Жена на сносях, а он ни одной смазливой мордашки, говорят, не пропустит, каждую сдобную попку норовит ущипнуть…»
Не присутствовал на банкете и автор пьесы, Александр Александрович Крон. Раздосадованный низким, как он счел, уровнем постановки, драматург в тот же день уехал в Москву, даже не познакомившись с Луспекаевым, работу которого считал единственным «лучом света в темном царстве» крайне неудачного спектакля. О своем опрометчивом решении Александр Александрович впоследствии не раз пожалел. Мог ли он, матерый театральный волчище, не знать, насколько важно артисту, особенно молодому, услышать ободряющее слово автора?..
О необъяснимом для себя поступке А. Крона Павел неизменно вспоминал с недоумением…Такие вот события предшествовали появлению в семействе Луспекаевых дочери Ларисы. Это случилось 22 сентября 1958 года. Никогда раньше Инна Александровна не испытывала такого счастья.
Спектакль «Второе дыхание» успешно продержался в репертуаре Русского драматического театра имени Леси Украинки более полутора лет, вплоть до отъезда Павла Борисовича из Киева в Петербург.
Играя Бакланова в этом спектакле, Луспекаев одновременно был занят и в других спектаклях – «Огненный мост», «В поисках радости», поставленных М. Романовым по пьесам Б. Ромашова и В. Розова, и в «Рассвете над морем», поставленном В. Нелли по роману «классика» советской украинской литературы Юрия Смолича.
В спектакле «В поисках радости» по очень хорошей для своего времени пьесе Павел Борисович, исполняя роль Леонида Павловича, встретился в репетиционном зале и на сцене со своим новым другом Олегом Ивановичем Борисовым. Оба работали с упоением. Сам великолепный актер, один из лучших исполнителей роли царя Федора в одноименной пьесе, Михаил Федорович Романов предоставлял молодым актерам полную свободу для фантазии, незаметно направлял ее, однако, в нужное ему русло.
Спектакль получился ярким, стал заметным событием, как в театральной жизни Киева, так и в личной жизни Луспекаева, Борисова, других актеров, занятых в спектакле, и Романова. Известность Павла еще больше возросла, его узнавали на улицах и в общественных местах. Шая постоянно ошиваясь в «причинном месте» театра Леси, прямо-таки извелся от невозможности облобызать знаменитого человека. В отличие от невысокого, щуплого Борисова, при каждой встрече становившегося легкой добычей, почти двухметровый Павел был недосягаем для любвеобильного Шаи…
В спектакле «Рассвет над морем» Павел играл роль «видного деятеля партии большевиков», как тогда принято было выражаться, Григория Котовского.
Интересно, что Михаил Федорович Романов, являясь главным режиссером и художественным руководителем Театра имени Леси Украинки, долго противился постановке сценической редакции одноименного романа Юрия Смолича. Ничто, казалось, не могло сломить тихого, но упорного сопротивления мэтра: ни то, что на сцену выводился прославленный герой Гражданской войны, сын «братского» молдавского народа, ни то, что «массы» соскучились по масштабным историческим полотнам, ни то, наконец, что громоздкое творение Смолича было увенчано Государственной премией Украины.«Знаем мы, за что дают эти премии!» – услышал однажды Павел от Михаила Федоровича. В другой раз он произнес еще более жуткое: «Возводить уголовника в национальные герои!..»
С подобным отношением к прославленным и прославляемым на всех перекрестках героям Павлу раньше сталкиваться не доводилось.
Наконец, строптивому художественному руководителю было заявлено без обиняков: или он поставит спектакль о Котовском, или расстанется не только со своей должностью, но, может быть, и с театром. Более того, ему весьма прозрачно намекнули, что будет неплохо, если Котовского сыграет он сам. Он же осуществит и постановку спектакля. Хоть и предвидел тертый-перетертый Михаил Федорович возможность такого поворота и готовился к нему, противостоять столь бесцеремонному и мощному натиску не смог.
Поставить спектакль было поручено безропотному НеллиВладу, а роль Котовского сыграть Луспекаеву – последнее, на что решился Романов в заведомо проигрышном сопротивлении партийному диктату в формировании репертуара театра, назначению постановщиков и утверждению исполнителей главных ролей.
