Федор Раззаков - Девять женщин Андрея Миронова
Наступление 1972 года Миронов встретил с законной супругой в новой квартире своих родителей на улице Танеевых (Миронова и Менакер переехали туда за несколько месяцев до этого). Затем молодые отправились догуливать праздник на квартиру кого-то из друзей. Все было вполне традиционно: выстрелы пробок от шампанского, юморные тосты, розыгрыши. В тот же день в 15.15 по московскому времени по ТВ состоялась премьера телеспектакля «Малыш и Карлсон». Как мы помним, Миронов играл в нем чердачного вора Рулле.
Тем временем союз Миронова и Градовой продолжал удивлять многих. Все-таки разность их характеров нельзя было скрыть ничем. Если с Егоровой Миронов чувствовал себя свободным и раскованным и с удовольствием брал ее в свои мужские компании, то с Градовой этот номер уже не проходил. Но иначе и быть не могло. Актер сам явился инициатором того, чтобы его жена стала хранительницей семейного очага и ничем, кроме домашнего хозяйства, заниматься не имела права. В театре она играла от случая к случаю, в кино не снималась (ей было разрешено только досняться в «Семнадцати мгновениях весны», где она играла главную женскую роль – советскую разведчицу Катю Козлову, радистку Кэт). Однако, пойдя на эти жертвы, Градова имела полное право и от мужа требовать соблюдения определенных норм и правил. Во-первых, сократить до минимума посещение различных тусовок, во-вторых, остепениться в своих отношениях с противоположным полом. Но Миронов был из тех мужчин, которые привыкли играть исключительно в одни ворота. Поэтому полного взаимопонимания с супругой у него не было и быть не могло. Во всяком случае с Градовой.
В январе Миронов и Градова сменили место жительства: из квартиры в Волковом переулке (ее Миронов решил пока не обменивать) они перебрались в двухкомнатную кооперативную квартиру на улице Герцена, дом № 49. Однако новоселье радости в молодую семью не принесло. Особенно страдал Миронов, который все больше и больше убеждался, что полтора года назад совершил непростительную ошибку – женился не по любви. Хотел досадить бывшей возлюбленной, а получилось, что наказал самого себя. Мир в молодой семье так и не родился. Миронов при первом удобном случае убегал «налево», и Градова ничего не могла с этим поделать. Даже ее мать, секретарь партийной организации Театра имени Гоголя, была бессильна приструнить зятя-ходока. А пугала она его по-настоящему: грозилась заявить куда следует о его систематических антисоветских высказываниях в тесном семейном кругу. Но эффект от этих угроз получался обратный: Миронова это не пугало, а только еще сильнее отдаляло от жены и тещи.
Двадцать первого апреля Театр сатиры покинул Москву и отправился на гастроли в Среднюю Азию – в Ташкент (в Театре сатиры временно «пропишется» другой коллектив – Костромской областной драматический театр имени А. Островского). Устроители гастролей не стали делить «сатировцев» на касты и жить их определили в одну, но очень приличную гостиницу. Актеры не возражали, поскольку это здорово облегчало их свободное времяпрепровождение – романы можно было крутить, что называется, не отходя от кассы. Глядя на то, как по ночам актеры и актрисы внаглую шныряют друг к другу в номера, консьержка не смогла сдержать недоуменного вопроса: «Боже мой! А семьи-то у вас у кого-нибудь есть?»
Не удержался от того, чтобы пофлиртовать и Миронов. Несмотря на то что в Москве у него осталась молодая жена, он вновь стал «клеиться» к Егоровой. Чем вызвал бурю страстей у другой актрисы, которая тоже относилась к нему неравнодушно, – у Нины Корниенко. Видя, как Миронов буквально преследует Егорову по пятам, Корниенко пыталась его образумить, но все было тщетно – Миронов закусил удила. Егорову эти знаки внимания, конечно, радовали, но на более близкие отношения она не шла – ей вполне хватало ощущения, что Миронов опять к ней неравнодушен. Этот флирт длился все гастроли. Знала ли об этом Градова? Вполне вероятно, да, поскольку доброжелателей в театре всегда хватало. Но она решила не заострять на этом внимание. Но мысли о том, как бы сделать так, чтобы накрепко привязать к себе супруга, ее посещали все чаще. И самым надежным способом для этого было бы рождение общего ребенка. В итоге в середине сентября Градова сообщила супругу, что беременна.
Миронов воспринял новость о беременности жены со смешанным чувством: с одной стороны, он уже вроде бы созрел для того, чтобы стать отцом, но, с другой стороны, его все сильнее одолевали сомнения о перспективах этого брака. Однако поступить с женой так же, как он некогда поступил с Егоровой, отправив ее под нож хирурга, Миронов не посмел. Он решил: будь что будет.
Эта новость распространилась по театру с быстротой молнии. А у Миронова тогда вновь начали налаживаться отношения с Татьяной Егоровой. Но после слухов о беременности Градовой все разлетелось в прах: Татьяна снова припомнила своему бывшему возлюбленному ту историю с потерей их ребенка.
Кстати, в октябре Градова как раз заканчивала сниматься в «Семнадцати мгновениях» – на Рижском вокзале снимали сцену проводов Кати Штирлицем. Никто из присутствующих даже не догадывался, какая триумфальная судьба ждет эту 12-серийную киноленту. Но ждать пришлось недолго. Впрочем, накануне премьеры сериала Миронов пережил куда более грандиозное событие – он стал отцом. Это случилось в понедельник, 28 мая, в том самом родильном доме, где некогда родился и он сам – имени Грауэрмана на проспекте Калинина. У Миронова и Градовой родилась девочка, которую счастливые родители назвали в честь мамы Миронова – Машей.
Четвертого июня Миронов забрал жену и новорожденную дочку из роддома. Счастливый папаша приехал туда не один, а в компании своих друзей и коллег: Александра Ширвиндта, Павла Пашкова, Лилии Шапошниковой и др. Волею судьбы бывшую возлюбленную новоявленного папаши Татьяну Егорову угораздило в тот же день и час тоже оказаться возле роддома. Вместе с актрисой Людмилой Максаковой они ехали на машине по Калининскому проспекту, но угодили в пробку аккурат напротив роддома. И в эту самую минуту из его дверей вышла с ребенком на руках Екатерина Градова. Была она в комбинированном платье в белую точечку, рукава фонариком. На тротуаре ее поджидал счастливый муж с друзьями. Поскольку наблюдать за этой церемонией Егоровой было невмоготу, она стала торопить сидевшую за рулем подругу: дескать, едем скорее! «Куда едем? – удивилась та. – Видишь – пробка!»
Мироновская компания тем временем уселась в автомобили и двинулась точно за автомобилем, в котором сидела Егорова. Она видела в панорамное зеркальце растерянное лицо Миронова, который уже успел заметить, в чей хвост их угораздило пристроиться.
Как вспоминает Е. Градова: «Андрей был симпатичным и смешным отцом. Он боялся оставаться с маленькой Манечкой наедине. На мой вопрос, почему, отвечал: «Я теряюсь, когда женщина плачет». Очень боялся кормить Машу кашей. Спрашивал, как засунуть ложку в рот: «Что, так и совать?» А потом просил: «Давай лучше ты, а я буду стоять рядом и любоваться ею»…
Вообще Андрей был очень консервативен в браке. Воспитанный в лучших традициях «семейного дела», он не разрешал мне делать макияж, не любил в моих руках бокал вина или сигарету, говорил, что я должна быть «прекрасна, как утро», а мои пальцы максимум чем должны пахнуть – это ягодами и духами. Он меня учил стирать, готовить и убирать так, как это делала его мама. Он был нежным мужем…
Андрей умел уважать людей, даже когда он сталкивался на улице с отдыхающим на земле пьяным господином, у него находилось для него несколько добрых, с дружеским юмором слов. Никакого высокомерия и презрения, мне кажется, что он не смог бы и на сцене одолеть этих красок. Я уже не говорю о том, каким жрецом своего дела он был. Жил только этим и ничем другим. И еще одно при его «звездности» уникальное качество – он всегда сомневался в себе. Не было ни одной роли (в нашей с ним совместной жизни), репетируя которую он бы не говорил: «Меня снимут». И говорил это абсолютно искренне. А когда я его спрашивала: «Тебя? А кем тебя можно заменить?», в ответ он начинал перечислять фамилии своих товарищей по театру, искренне считая, что это может быть другая трактовка, а он уже приелся, заигрался. Это качество меня поражало.
Андрей никогда не сказал ни про одного человека плохого слова. И это я могу оценить только сейчас. Тогда мне казалось, что это нормально: говорить о других, когда они этого не слышат, но не желать им зла, делать добро, если им это понадобится. А у Андрея это было в крови: его буквально коробило, когда начинались сплетни. «Да не принимай ты в этом участие, не обсуждай, не суди!»… У нас с ним был такой случай. В театре давали звания – заслуженных артистов, народных. Андрей, который играл основной репертуар, не получил никакого звания! Я пылала гневом и разразилась монологом, что вот, мол, многие получили, и твоя партнерша во многих спектаклях Наташа Защипина – тоже, а ты – нет! Он поднял на меня свои ласковые глаза и сказал: «Катенька! Наташа Защипина – прекрасная актриса, я ее очень люблю и ценю и не позволю тебе ее обижать и вбивать между нами клин!» С ним нельзя было вступить в сговор против кого-либо, даже собственной жене – не терпел пошлости и цинизма…»
