Иоганн Гете - Собрание сочинений в десяти томах. Том пятый. Драмы в стихах. Эпические поэмы

Рейнеке лис, ко двору подходя, окрылен был надеждой,
Что обвинения против себя отведет. Но, увидев,
Сколько собралось врагов его, как все держались, как явно
Жаждали все отомстить ему и покарать его смертью,—
Духом он пал, усомнился, но с вызывающим видом
Через ряды всех баронов проследовал с Гримбартом вместе.
К трону уже подходили они — и шепнул ему Гримбарт:
«Без малодушия, Рейнеке! Не забывайте, что счастье
Робкому не достается, а смелый идет на опасность
И вдохновляется ею: опасность — преддверье спасенья!»
«Истинно так! — сказал ему Рейнеке. — Как благодарен
Я за поддержку вам! Если опять окажусь на свободе,
Вспомню я вас!..» Осмотрелся он тут и увидел, как много
Родичей было в собранье, но доброжелателей мало!
Он большинству насолить умудрился — великим и скромным,
Даже гадюки и выдры считали его за прохвоста.
Все же достаточно в зале друзей он еще обнаружил.

Рейнеке стал на колени пред троном, и очень степенно
Так он сказал: «Всеведущий и всемогущий от века
Бог да хранит вас, король, господин мой, а также
Вашу супругу, мою госпожу, и обоим дарует
Мудрость и здравые мысли, дабы разуменьем монаршим
Правое вам отличать от неправого, ибо все больше
Фальшь на земле процветает. Многие кажутся с виду
Вовсе не теми, кем суть. О, если б на лбу отражались
Все сокровенные мысли так, чтоб король, как по книге,
Мог их читать, — он узнал бы, как я ему искренне предан!
Многие, правда, чернят меня. Кто? Негодяи! Им нужно
Мне навредить, чтоб лишить меня вашего расположенья:
Я, мол, его недостоин! Но мне ль не известно, как любит
Мой повелитель-король справедливость! О нет, не сведете
Вы короля со стези правосудья! Так было — так будет!..»

Зашевелились тут все, старались протиснуться ближе,
Дерзости Рейнеке все изумлялись и жаждали слушать:
Явны его преступленья, — как же ему отвертеться?

«Ах, негодяй! — воскликнул король. — Но пустой болтовнею
Ты не спасешься на сей раз! Нет, ложь и обман не удастся
Выдать за истину снова. Конца своего ты дождался!
Преданность мне, полагаю, ты доказал: несомненно,
Случая с кроликом, дела с вороной достаточно было б,—
Ты же везде и повсюду свершаешь деянья измены!
Мастер ты подлых проделок, но скоро они прекратятся.
Мера терпенья полна, — я бранить тебя больше не стану!»

Рейнеке думал: «Что будет со мною? О, если б добраться
Как-нибудь до дому только! Какое бы выдумать средство?
Будь там что будет, — испробую все, но пробиться я должен!..»

«О мой великий король, мой монарх благородный! — сказал он.—
Если считаете вы, что достоин я смерти, вы, значит,
Дело не с той стороны рассмотрели. Соблаговолите
Выслушать прежде меня! Я бывал вам советом полезен,
С вами в беде оставался, когда отступались иные,
Те, что меж вами и мною становятся, мне на погибель,
Пользуясь каждой отлучкой моей. Государь благородный,
Выслушав слово мое, разобраться вы сможете в деле:
Если вина моя признана будет, — смирюсь пред судьбою.
Думали вы обо мне очень мало, когда беззаветно,
Самоотверженно нес я охрану границ и окраин.
Иль полагаете вы, что я при дворе появился б,
Хоть бы малейшую зная вину за собой? Безусловно,
Я б осмотрительно вас избегал и врагов моих также.
Нет, все сокровища мира меня бы сюда не сманили!
В собственном замке, на собственных землях я жил на свободе,
Но за собой ничего я не знал — потому и явился.
Я снаряжался в дозор, — в это время племянник мой, Гримбарт,
С вестью приходит: опять ко двору я обязан явиться.
Я о своем отлученье раздумывал все, — и с Мартыном
Вел я об этом большой разговор. Обещал он мне свято
Снять это бремя с меня. «Вот буду я в Риме, — сказал он,—
Полностью все ваше дело беру на себя я отныне;
Вы ко двору отправляйтесь, а мы отлучение снимем…»
Видите, так мне Мартын говорил, — он знаток в этом деле:
Им потому дорожит досточтимый епископ, наш, Прорвус,—
Служит Мартын у него лет пять по судебным вопросам!
Я же сюда прихожу — и летят на меня обвиненья.
Кролик налгал на меня, лицемер, но ведь Рейнеке — вот он:
Пусть обвинитель мой выйдет, в глаза меня пусть уличает!
Тех обвинять, кто отсутствует, очень легко, в самом деле,—
Но и противную сторону выслушать надо ведь прежде,
Чем осуждать ее. Эти притворщики — ворон и кролик,
Честью клянусь, — лишь добро от меня постоянно видали.
Позавчера поутру чуть свет повстречался мне кролик,
Мило со мной поздоровался. Я же стоял перед замком
И начинал в это время чтение ранней молитвы.
Он мне сказал, что идет ко двору, — я сердечно ответил:
«Бог вам сопутствуй!» Но кролик стал плакаться: «Как я в дороге
Проголодался, устал!» — «Вы хотите покушать?» — спросил я
Очень участливо. «Был бы признателен», — он отвечает.
Я говорю: «Угощу, с удовольствием». В замок мы входим,—
Подал я вишни и масло: не ем по средам я мясного.
Тут подбегает к столу мой сыночек, мой младшенький, смотрит,
Нет ли остатков: детишкам остатки особенно сладки.
Чем-то малыш соблазнился, но кролик по мордочке крошку
Так угостил, что и губки и зубки окрасились кровью.
Это заметил мой старшенький — Рейнгарт, схватил лицемера
Сразу за горло — и тут наигрался в отместку за брата!
Вот что случилось — ни больше ни меньше! Я — сразу к мальчишкам,
Их наказал, но с трудом от обидчика-гостя обоих
Я оттащил. И уж если досталось ему, помолчал бы:
Большего он заслужил! Если б умысел злой тут имелся,
То молодежь моя живо могла б с ним на месте покончить.
Вот вам его благодарность! Я оторвал ему ухо!
Чести он был удостоен, и это — отметка на память…

Ворон приходит и плачется мне: он супруги лишился.
Та, мол, к прискорбью великому, до смерти утром объелась:
Рыбу приличных размеров она проглотила с костями.
Как это было, он лучше осведомлен, но утверждает,
Будто жену его я умертвил. А не он ли убийца?
Пусть разрешат мне его допросить, запоет он иначе.
Эти вороны взлетают мгновенно настолько высоко,
Что никаким ведь прыжком допрыгнуть до них невозможно.

Если кто хочет меня обличить в столь преступных деяньях,
Пусть хоть свидетели будут надежные! Так ведь обычно
Судят мужей благородных. Я этого требовать вправе.
Если же верных свидетелей нет, прибегают к иному:
Вот! Я готов к поединку! Пусть время назначат и место.
Пусть он сейчас и представится мне, мой противник достойный,
Равный мне происхожденьем: чья правда — нам шпаги докажут.
Честь в поединке добывший ее закрепит за собою.
Это — старинный закон, я на большее не претендую!..»

Каждый на месте недвижно застыл, это слыша, настолько
Рейнеке всех изумил своей вызывающей речью.
Но перепуганы были особенно ворон и кролик,—
Оба покинули двор, не отважась промолвить словечка.
Прочь удаляясь, они говорили: «Судиться с ним дальше
Было б для нас безрассудством. Действуй мы всем, чем угодно,
Мы с ним не сладим. Кто видел, как было дело? Мы были
Наедине с негодяем. Свидетелей нет. И, конечно,
Мы же и будем в ответе. Так пусть за его преступленья
Возится с плутом палач и за все воздаст по заслугам!
Право же, ну его к черту! Мы знаем, с кем дело имеем:
Лжец, и хитрец, и подлец, он погубит и целый десяток
Нашего брата. Нет же, дорого нам это стало б!..»

Изегрим с Брауном хмуро следили, как парочка эта
К выходу кралась. Тошно им было. Король в это время
Так говорит: «Кто с жалобой здесь? Подходите. Грозились
Многие этим вчера. Обвиняемый прибыл. Ну, кто же?»

Но не нашлось никого, и Рейнеке нагло заметил:
«Ясно, клевещут, клевещут, а чуть только очная ставка,
Так поскорее домой. Подлецы эти, ворон и кролик,
Рады меня очернить, навредить мне, навлечь наказанье.
Все же бог с ними! Они отреклись от своих обвинений,
Стоило мне появиться, одумались — и на попятный.
Я посрамил их! Но видите, как доверяться опасно
Злостным клеветникам, очерняющим тех, кто в отлучке:
Все извращают они и достойнейших всех ненавидят.
Не о себе я пекусь, но других от души я жалею».

«Слушай, — сказал тут король, — отвечай-ка мне, подлый предатель,
Что побудило тебя умертвить, и к тому же столь зверски,
Бедного Лямпе, кто был самым верным моим письмоносцем?
Я ли не делал поблажек тебе, не прощал преступлений?
Посох, котомку, сапожки вручил я тебе, снаряжая
В Рим и в святое заморье; твоим благодетелем был я,
Веря в твое исправленье. И вот мне приходится видеть,
Как убиваешь ты Лямпе сначала, как Бэллин в котомке
Голову зайца приносит мне и заявляет публично,
Будто он письма доставил, что вы сообща обсуждали
И составляли и он был их автором главным. И что же?
Мертвую голову в сумке находят — ни больше ни меньше!
Вы это сделали, чтоб надо мной наглумиться. Был отдан
Бэллин на растерзание волку — черед за тобою!»

Рейнеке вскрикнул: «Что слышу я? Лямпе убит? И Бэллин
Также погиб? Что мне делать? О, сам бы уж лучше я умер!
Ах, вместе с ними лишился теперь я великих сокровищ!
С ними отправил я вам драгоценности, коим на свете
Равных не сыщется! Кто б заподозрить решился барана
В том, что он зайца убьет и сокровища ваши похитит?
Истинно: там берегись, где не ждешь ни капкана, ни ямы!..»

В гневе король не дослушал, что Рейнеке плел вдохновенно,
Встал — и в покои свои удалился и суть этой речи
Мимо ушей пропустил. Казнить собирался он плута.
Вот он поднялся к себе и застал там как раз королеву
С фрейлиной, фрау Рюкенау, мартышкой. Была обезьяна
У государыни и государя в особом фаворе.
Именно ей предстояло вступиться за Рейнеке-лиса.
Умной мартышка была, образованной, красноречивой,
Всюду желанной, весьма уважаемой всеми. Заметив,
Что раздражен был король, сказала она осторожно:
«О государь! Если просьбы мои приходилось вам слушать,
Вы никогда не жалели о том и всегда мне прощали,
Если ваш гнев я дерзала умерить смягчающим еловом.
Не откажите же мне в благосклонности вновь. Ведь на сей раз
Дело идет о родне моей. Кто от своих отречется?
Рейнеке, кем бы он ни был, — он родственник мой. И уж если
О поведенье его говорить откровенно — скажу я:
Раз он явился на суд, то, видимо, чист в этом деле.
Так и отец его тоже, к которому столь благосклонен
Был ваш отец, натерпелся немало от сплетников подлых
И обвинителей лживых. Но он посрамлял их обычно:
Стоило дело расследовать — и выяснялось коварство
Низких завистников: даже заслуги его толковались
Как преступления! Но при дворе он имел неизменно
Больше почета, чем Изегрим с Брауном ныне. Обоим
Стоило б так же уметь от себя отводить нареканья,
Слишком нередкие. Но справедливость им мало знакома:
Все их советы тому доказательство, весь образ жизни!»

«Но почему, — возразил ей король, — это вас удивляет,
Что возмущаюсь я Рейнеке, вором, который недавно
Зайца убил, свел барана с пути и особенно нагло
Все отрицает, нахально собою кичась, как примерным,
Верным слугою моим? Между тем он открыто и всеми
Без исключения изобличается ведь в оскорбленье
Самых надежных персон, в грабежах и в убийствах
И в нанесенье ущерба и всем нашим подданным верным,
И государству всему. Нет, больше терпеть невозможно!»
Но обезьяна на все это так королю возразила:
«Да, но не всем ведь дано при любых обстоятельствах жизни
Мудро самим поступать и порадовать мудрым советом.
Честь и доверье такому! Однако завистники тотчас
Исподтишка начинают вредить ему. Станет их больше —
Выйдут в открытую. Так ведь и с Рейнеке часто бывало.
Все же вы память о том не сотрете, как мудрым советом
Он выручал вас, когда остальные, как рыбы, молчали.
Помните ль случай недавний — тяжбу змеи с человеком,—
Как в этом деле никто не сумел разобраться, и только
Рейнеке выход нашел и пред всеми был вами похвален».

Память немного напрягши, король отвечает мартышке:
«Дело я помню отлично, но самая суть позабылась,—
Что-то в нем, кажется, очень запутанным все оказалось.
Если вы помните сами, то я бы охотно послушал».
«Раз государю угодно, — сказала мартышка, — извольте:

Ровно два года назад к вам, государь мой, приходит
С жалобой шумной змея. Судившийся с нею крестьянин,
Дважды уже проигравший процесс, не желал подчиняться
Постановленью судебному. Этот крестьянин был тут же.
Стала змея излагать горячо и пространно вам дело:
Через дырявый забор проползать ей случилось однажды,
Но, на беду, она тут же попалась в потайную петлю,—
Петля стянулась мгновенно — змея там лишилась бы жизни,
Если бы, к счастью, не оказался случайный прохожий.
В ужасе смертном змея закричала: «Спаси меня, сжалься!
Я умоляю, спаси!» Человек отвечает: «Согласен,—
Освобожу, потому что мне жалко тебя. Но сначала
Ты поклянись ничего мне худого не сделать». Страшнейшей
Клятвой змея поклялась — и была спасена человеком.

Вот они вместе пошли. Вдруг, чувствуя голод жестокий,
Бросилась на человека змея, удушить вознамерясь
И проглотить. Но несчастный отпрянул в испуге и в горе:
«Это ль заслужено мною? Этоль твоя благодарность?
Клятвой страшнейшей не ты ли клялась?!» А змея отвечает:
«Вынудил голод меня, — ничего не могу с ним поделать:
«Нужно» с запретом не дружно. Выходит, что я не в ответе».

И человек тут взмолился: «Меня пощади, хоть покуда
Кто-нибудь встретится нам, кто нас беспристрастно рассудит!»
«Что ж, — отвечает змея, — могу потерпеть я немного».

Вот они дальше отправились, — ворона видят над лужей,—
Имя ему Теребиклюй, Каркарлер с ним — вороненок.
Их подзывает змея: «Подойдите-ка, будьте любезны,
И рассудите нас». Ворон, внимательно выслушав дело,
Сразу изрек: «Человека сожрать!» Ведь рассчитывал ворон
Тоже куском поживиться при этом. Змея ликовала:
«Значит, победа за мной — и никто меня впредь не осудит!»
«Нет, — возразил человек, — не совсем проиграл я! Как смеет
Приговорить меня к смерти разбойник? И единолично!
Требую дело вторично заслушать, судить по закону!
Несколько судей должно быть: четверо, пятеро, десять!»

Снова змея согласилась: «Пойдем!» По дороге встречают
Волка с медведем, и все собираются в общую кучку.
Тут человеку несчастному стало совсем уже страшно:
Быть одному средь пяти подобных молодчиков! Шутка ль?
Он окружен был змеею, волком, медведем и парой
Воронов. Страху набрался он! Волк и медведь очень скоро
На приговоре сошлись: «Змея умертвить человека
Полное право имеет: безжалостный голод законов
Не признает никаких, а клятва нужде не помеха».
Путника ужас объял: он понял — лишить его жизни
Все они жаждут. Змея в это время со злобным шипеньем
Кверху взвилась — и ядом как брызнет! Но путник отпрянул.
«Это же самоуправство! — он крикнул. — Да кто тебя сделал
Жизни моей госпожой?» А змея отвечает: «Ты дважды
Слышал решенье судей и дважды проигрывал дело».
Но человек возразил: «Ведь они грабежом и разбоем
Сами живут! Я их не признаю! Пусть король нас рассудит!
Что он ни скажет, ему подчинюсь. Если я проиграю,
То, не ропща, даже самое страшное, все претерплю я!»
Волк и медведь ядовито сказали: «Ну, что же, попробуй!
Но ведь решенье и там будет в пользу змеи, несомненно».
Были уверены все, что и двор их всецело поддержит,
И, приведя человека, спокойно предстали пред вами:
Эта змея, и волк, и медведь, и два ворона. Впрочем,
Волк не один, а сам-три оказался: привел двух сынишек,—
Звались они Пустобрюхелем и Ненаеделем, — оба
Больше, чем все, беспокоили путника, нетерпеливо
Доли своей дожидаясь: ведь волки прожорливы с детства!
Ах, как несносно-невежливо выли они перед вами!
Выгнать пришлось наконец вам обоих оболтусов грубых.
Тут человек и поведал, к милости вашей взывая,
Как умертвить его хочет змея, не считаясь с великим
Благодеяньем его, вопреки своей собственной клятве.
Но отпираться змея и не думала: да, всемогущий
Голод ее понуждает к тому, — он не знает законов!

Вы огорчились тогда, государь мой! Казалось вам дело
И щекотливым весьма, и весьма юридически трудным.
Да, вам казалось жестокостью на смерть обречь человека,
Столь добросердного. Но и о голоде неумолимом
Тоже подумать пришлось, — и придворный совет вы созвали.
Но большинство отказалось, увы, поддержать человека:
Каждый мечтал пообедать — и все о змее хлопотали.
Тут вы послали гонца за Рейнеке: все остальные
Слов не жалели, а дела решить не умели законно.
Рейнеке прибыл — прочел протокол. На его усмотренье
Вы приговор предоставили: как он решит, так и будет.

Он, поразмыслив, сказал: «Мне обследовать место сначала
Необходимо. Когда я змею в этой петле увижу,
Так, как застал ее там человек, то найдется решенье».
Вот у того же забора змею в ту же самую петлю
Снова запутали так, как она человеку предстала.
Рейнеке вот что сказал: «В исходном своем положенье
Стороны вновь очутились, и, значит, никто в этом деле
Не проиграл и не выиграл. Мне приговор уже ясен:
Если из петли змею вынимать человеку угодно —
Пусть вынимает. Не хочет — то пусть и висит она в петле,
Сам же он с честью, свободно своим пусть идет направленьем.
Так как за благодеянье змея отплатила коварством,
Вправе теперь человек выбирать. И, мне кажется, в этом —
Истинный дух правосудья. Но, может быть, я ошибаюсь…»

Это решенье понравилось вам и советникам вашим.
Благодарил вас крестьянин, и все восхваляли за мудрость
Рейнеке-лиса тогда, в том числе и сама королева.
Много о том говорилось, что в схватке военной, пожалуй,
Изегрим с Брауном были б на месте: их всюду боятся,
Там же, где мясом запахнет, — они себя ждать не заставят.
Рост у обоих, и сила, и смелость — что правда, то правда,
Но в королевском совете им часто ума не хватает.
Оба к тому же и слишком бахвалятся силой, а в поле,
Чуть настоящее дело — так дело как раз и хромает.
Дома послушаешь их — никого нет на свете храбрее.
В битве — охотно в резерве лежат, а уж если потребно
Действовать мощным ударом, приходится гнать их, как прочих.
Волки с медведями губят страну: их ничуть не заботит,
Чей загорелся дом, кто несчастные жертвы пожара:
Были бы угли погреться! Они никого не жалеют,
Лишь бы утробу набить. Яйца съедят они сами,
А беднякам — скорлупу и считают, что делятся честно!
Рейнеке-лис же, напротив, как вся его лисья порода,
Мудр и советом силен. А что сам он порой провинится,
То, государь мой, ведь он же не камень. Советника лучше
Вам никогда не найти. Я прошу вас простить его снова».

Тут ей ответил король: «Я подумаю. Тем приговором
Был я доволен, действительно, ибо змея поплатилась.
Сам же он плут по природе, — не верю в его исправленье!
Хоть договор с ним подпишешь, тебя все равно он обманет:
Кто так хитро извернется, как он, кому с ним тягаться?
Волк, и медведь, и кот, и кролик, и ворон — младенцы
Все по сравнению с ним, он наделал им бед и позора:
Этот остался без уха, второй — без глаза, а третий —
Жизни лишился… Не знаю, как можете вы за злодея
Так предо мной заступаться и так защищать его дело?..»
«О государь! — обезьяна сказала, — осмелюсь напомнить:
Род его знатен, велик, — вам придется подумать об этом…»

С места поднялся король, чтоб вернуться к придворным, стоявшим
Тесной толпой, дожидаясь его. Среди них очень много
Родичей Рейнеке он увидал: главаря родового
Все собрались выручать. Перечислить их было бы трудно.
Видит король этот род их обширный, но видит и многих
Недругов лисьих напротив. Казалось, весь двор раздвоился.

«Слушай-ка, Рейнеке, — начал король, — оправдайся, коль можешь,
В подлом своем злодеянье, свершенном с Бэллином вместе,
В том, что вы кроткого Лямпе убили и голову жертвы
Нагло прислали мне в сумке под видом секретных посланий!
Вы это сделали, явно глумясь надо мною! Но Бэллин
Жизнью уже расплатился за это, — расплатишься тем же!..»

«Горе мне! — Рейнеке скорбно сказал. — Умереть бы мне лучше!
Вы меня выслушать лишь соизвольте, а там и решайте:
Если виновен я — сразу казните. Избавиться, видно,
Не суждено мне от горя и бед. Все равно я погибший!
Знайте же: Бэллин, предатель, мои все богатства похитил.
Да, ни единый из смертных не видел подобных сокровищ!
Ах, они стоили жизни бедному Лямпе! Доверил
Сказочный клад я обоим, — похитил все ценности Бэллин!
Если бы только их вновь обнаружить! Но я опасаюсь,
Что не найдет их никто, что исчезли они безвозвратно!..»

Тут обезьяна вмешалась: «Отчаянью нет оснований!
Если они на земле, то еще остается надежда.
Будем ходить и расспрашивать всех — и мирян и духовных —
Денно и нощно! Но вы драгоценности нам опишите!»

«Неописуемы! — лис говорит. — И пропали бесследно:
Кто их присвоил — припрятал. Какой же удар ожидает
Фрау Эрмелину мою! Она не простит мне ошибки.
Предупреждала ведь: «Не доверяй им обоим сокровищ!»
А на меня же поклеп возвели — и, быть может, осудят.
Нет, я свою правоту докажу, — я дождусь приговора.
Если я буду оправдан, объеду все царства, все страны —
И постараюсь пропажу найти, хоть ценой своей жизни!»