Эдвард Дансейни - Пьесы о далеком и близком
Зун. Да, пока вечность радует Небеса.
Королева. Молчание на Этерской горе звучит как музыка.
Зун. Это потому, что все реально. Во сне нет ничего реального. Музыка создается и вскоре исчезает, обращаясь в эхо. Здесь все окружающее — как бы мечты земли, но те мечты, которые вознеслись над фантазиями, уничтожив их фальшь.
Королева. Позабудем же сон.
Зун (целуя ее руку). Я уже все забыл.
Королева. Ах!
Зун. Какое горе настигло тебя с Земли?
Королева. Древнее слово.
Зун. Оно было изречено во сне.
Королева. Это правда! (Она вырывает свою руку). Ах, я помню. Это была правда.
Зун. Нет ничего реального, кроме любви, коронованная Зумзумарма. Там, где нет любви, не может быть ничего подлинного.
(Он пытается снова взять ее за руку).
Королева. Не касайся моей руки. Это была правда.
Зун. Что за правда была в тех словах, услышанных во сне о Земле?
Королева. Никто не достоин касаться моей руки; нет, никто.
Зун. Клянусь Этерской горой, я поцелую вашу руку вновь! Что это за слова из сна, дерзающие противоречить реальности?
Королева. Это правда! О, это правда!
Зун. Из этого минутного, бессмысленного сна вы принесли мне слова и говорите, что они противоречат любви.
Королева. Я сказала, что это правда!
Зун. Не существует истины, опровергающей любовь. Только Судьба превыше ее.
Королева. Тогда это Судьба.
Зун. Вопреки Судьбе я поцелую вашу руку вновь.
Королева. Никто не достоин. Нет, никто.
(Она достает свою рапиру).
Зун. Я поцелую вашу руку вновь.
Королева. Тогда в дело вступит это (указывает на рапиру), ибо нет на свете достойного.
Зун. Пусть это будет смерть, но я поцелую вашу руку вновь.
Королева. Это неизбежная смерть.
Зун. О, Зумзумарма, позабудьте этот суетный сон, забудьте все, что говорили сновидцы, пока я целую вашу руку здесь, в небесах, пусть и в последний раз.
Королева. Никто не достоин. Это смерть. Никто не достоин. Никто.
Зун. Пусть настанет смерть, но здесь, на вершине Этерской горы, в небесах, я еще раз поцелую вашу руку.
Королева. Прочь! Это смерть. Даю слово Королевы.
Зун. Я поцелую вашу… (Она вонзает в него, коленопреклоненного, рапиру. Он падает с Этерской горы, пока не исчезает из виду. Падая, он с паузами произносит ее имя. Она становится на колени на вершине и смотрит, как он падает, падает, падает. Все тише и тише доносится звук ее имени, пока он падает с немыслимой высоты, взывая к Королеве.) Зумзумарма! Зумзумарма! Зумзумарма!
(Она все смотрит, а он все падает. Наконец его призыв к Зумзумарме доносится едва различимо, а потом его больше не слышно; она поднимается и, с безмерной грацией приподняв юбки, аккуратно спускается по снегу. Она направляется вниз, к Земле, когда опускается занавес).
Занавес
СЫРУС
Слэддер, успешный человек.
Хваст, его секретарь и агент по связям с общественностью.
Преподобный Чарльз Хиппантинг.
Дворецкий.
Миссис Слэддер.
Эрминтруда Слэддер.
Место действия: Большой дом в деревне, недавно купленный Слэддером. Комната Слэддера. Большое французское окно, выходящее на лужайку.
Время: наши дни.
Дочь Слэддера сидит, небрежно постукивая по ручке кресла.
Очень медленно отворяется дверь, в дверном проеме появляется голова миссис Слэддер.
Миссис Слэддер. О, Эрминтруда. Что ты здесь делаешь?
Эрминтруда. Я хочу поговорить с отцом, мама.
Миссис Слэддер. Но тебе не следует заходить сюда. Нам не следует беспокоить отца.
Эрминтруда. Я хочу поговорить с отцом.
Миссис Слэддер. О чем же, Эрминтруда?
Эрминтруда (ударяет по ручке кресла). Да ни о чем, мама. Только об этой его идее.
Миссис Слэддер. О какой идее, дитя мое?
Эрминтруда. О, та идея, что…эээ…я когда–нибудь выйду замуж за герцога.
Миссис Слэддер. И почему бы тебе не выйти замуж за герцога, дитя мое? Я уверена, отец может этого добиться.
Эрминтруда. Что ж, я не думаю, что хочу этого, мама.
Миссис Слэддер. Но почему, Эрминтруда?
Эрминтруда. Ну, ты знаешь, что мистер Джонс…
Миссис Слэддер. Такой чудесный человек!
Эрминтруда. …сказал, что в герцогах нет ничего хорошего. Они притесняют бедных, кажется, так он и сказал.
Миссис Слэддер. Совершенно верно.
Эрминтруда. Вот, и ты тоже согласна.
Миссис Слэддер. Да, да, конечно. Но в то же время отец изо всех сил стремится к этому. У тебя нет никаких других причин, дитя мое?
Эрминтруда. Чего же еще ты хочешь, мама? Мистер Джонс — министр. Он знает, о чем говорит.
Миссис Слэддер. Да, да.
Эрминтруда. И еще я слышала, что он скоро станет пэром.
Миссис Слэддер (с энтузиазмом). Да. Я уверена, он этого достоин. Но, дитя мое, тебе не следует сегодня говорить с отцом. Тебе не следует дольше здесь оставаться.
Эрминтруда. Да почему же, мама?
Миссис Слэддер. Ну, дитя мое, он опять курит одну из этих своих больших сигар, и у него отсутствующий вид. И еще он долго беседовал с мистером Хвастом. Я думаю, Эрминтруда, что это один из его великих дней. Я прямо–таки убеждена в этом. Один из дней, которые принесли нам все эти деньги и все эти чудесные дома с этими птичками, по которым стреляют его друзья–джентльмены. У него есть идея!
Эрминтруда. О мама, ты и впрямь так думаешь?
Миссис Слэддер. Я уверена в этом, дитя мое. (Смотрит наружу). Вот! Вот он! Идет по этой дорожке. Прямо как Наполеон!* Он идет с мистером Хвастом. Сейчас они войдут. Иди, Эрминтруда, нам не стоит его сегодня беспокоить. У него появилась какая–то великая идея, какая–то великая идея.
*(Примечание. Слэддер нисколько не напоминает Наполеона).
Эрминтруда. Как чудесно, мама! Как ты думаешь, что это за идея?
Миссис Слэддер. Ах! Я никогда не смогла бы объяснить тебе, даже если бы знала. Это бизнес, дитя мое, бизнес. Далеко не все могут разбираться в бизнесе.
Эрминтруда. Я слышу, они идут, мама.
Миссис Слэддер. Существуют вещи, которые мы никогда понять не сможем, вещи, слишком серьезные для нас. И бизнес — самая чудесная из этих вещей.
(Уходят направо. Через открытое французское окно с газона входят Слэддер и Хваст).
Слэддер. Теперь, Хваст, нам нужно заняться кое–какими делами.
Хваст. Да, сэр.
Слэддер. Садитесь, Хваст.
Хваст. Спасибо, сэр.
Слэддер. Хваст, теперь я собираюсь сказать вам то, что не мог высказать, пока все эти садовники болтались кругом. Кстати, Хваст, мы наняли не слишком много садовников?
Хваст. Нет, сэр. У эрла Этельдуна их семеро; нам нужно было нанять на одного больше, сэр.
Слэддер. Разумеется, Хваст, разумеется.
Хваст. Так что я нанял десятерых, сэр, чтобы обезопасить нас.
Слэддер. А, все правильно, Хваст, все правильно. Кажется, что их слишком много, но все правильно. Ну, теперь к делу.
Хваст. Да, сэр.
Слэддер. Я говорил вам, что изобрел новое название для еды.
Хваст. Да, сэр. Сырус.
Слэддер. Ну, и что же вы смогли на этот счет предпринять?
Хваст. Я подготовил несколько плакатов, сэр. Кажется, они сделаны недурно. У меня здесь есть несколько образцов и на первый взгляд они очень хороши.
Слэддер. Ах!
Хваст. Это великое название, если можно так сказать, сэр. Оно звучит так классически с этим " — ус» на конце; и всякий сможет понять, откуда оно произошло, даже если он ничему не учился. Оно всякий раз напоминает о сыре.
Слэддер. Покажите ваши образцы.
Хваст. Да, сэр, вот один из них. (Достает бумагу из кармана. Читает). «Что такое Сырус? Идите куда хотите, говорите с кем хотите, вас встретит один вопрос. Сырус — великий новый…»
Слэддер. Нет, Хваст. Выбросьте этот вопрос. Мы ни должны сами признавать, что существуют люди, которые не знают, что такое Сырус. Вырежьте это.
