Алла Соколова - Выпуск 2. Пьесы для небогатых театров
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Нас нет в графике, но мы есть в натуре!
ДЕД. У меня примерка зубов. Завтра в Санкт-Петербурге. Последняя.
ТАМАРА. Диспетчер призывал нас к терпению. Надо подождать немного, должны разобраться. А начальник милиции — к выдержке и спокойствию. Не делайте глупостей. Он так сказал.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. А что он еще сказал?
ТАМАРА. А еще он сказал, что после черной полосы всегда наступает светлая.
ДЕД. Не всегда. Иногда после черной полосы уже ничего не наступает.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Но хоть кто-нибудь сказал что-нибудь… оригинальное?
ТАМАРА. Самое оригинальное я увидела сама. Своими глазами. Вот что произвело впечатление.
ДЕД. Говори, Тамара. Говори скорее.
ТАМАРА. Я видела проводника. Я видела собственными глазами, как наш проводник сел в междугородний автобус. И уехал.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Куда?
ТАМАРА. Не знаю. Уехал.
ДЕД. Зачем уехал?
ТАМАРА. Вы меня спрашиваете?
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Но этого быть не может.
ТАМАРА. У него был «дипломат». И он был с усами.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Я же сказал, это не он. Наш без усов.
ТАМАРА. Клянусь вам, это был наш проводник.
АНТОНИНА Что же, Тамара, у него усы выросли, пока мы тут сидели?
ДЕД. Усы растут медленно.
ТАМАРА. Но он был с усами. Это факт. Он уехал с усами.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ (задумчиво). И с «дипломатом»…
АНТОНИНА. Скатертью дорога. Значит, дадут нового.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Не очевидно. Могут и никого не дать.
ТАМАРА. Вот именно. По-моему, он что-то знал… что-то знает, чего мы с вами не знаем.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Со временем, конечно, все разъяснится. Тайное становится явным. Так всегда бывает. Со временем.
ДЕД. Столько ждали, еще подождем.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. В любом случае жизнь продолжается.
Выстрел.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Что это?
АНТОНИНА. Игорь Сергеевич, это ваш пистолет!
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ (испуганно). Какой пистолет?
АНТОНИНА. Вы говорили, у вас пистолет есть. В чемодане. Это он выстрелил.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Я пошутил. Это шампанское! У меня в чемодане бутылка шампанского!.. (Бьет себя по лбу.) Вот балда — позабыл! Позабыл! Надо было выпить давно!
АНТОНИНА. Как шампанское?.. Как в чемодане?.. Чтоб само… в чемодане… шампанское?.. Разве это возможно?
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ (сокрушенно). Ай-я-яй.
ТАМАРА (неуверенно, но с надеждой). Раз в сто лет, возможно… возможно.
АНТОНИНА. В чемодане?.. Само?.. Раз в сто лет?..
ДЕД. Ничего, ничего. Бог даст, доедем.
КонецОлег Ернев
«ТРЕТИЙ ГЛАЗ»
комедия
Кондаков
Надежда Аркадьевна
Вера
~Комната с выходом на балкон. За столом сидит Кондаков, скорбно обхватив голову руками. Из груди его доносятся приглушенные рыдания. Наконец, рыдания затихают. Он поднимает голову, промокает платком глаза. Взгляд его выражает целеустремленность и решительность. Вынимает из ящичка стола пистолет и коробочку с патронами к нему. Положил на стол рядом с початой бутылкой водки и открытой банкой консервов. Берет ручку, листок бумаги, пишет. Написав, читает:
— В моей смерти прошу никого не винить. Умираю, потому что все кругом — жулики.
Подавил прорвавшееся было рыданье.
— Сейчас бы выскочить на балкон и заорать на всю планету: «Люди! Какие вы все жулики!» Так ведь не выскочишь и не заорешь: балкон третий год на одном гвозде болтается, и никому до этого нет дела. Ни-ко-му! А ведь пятый этаж. Да что говорить.
Налил водку в стакан, выпил. Тычет вилкой в консервы. Вдруг что-то увидел в банке, брезгливо рассматривает, морщится. Подцепляет вилкой инородный предмет, рассматривает его в лупу.
— Ничего не понимаю. Улитка что ли? Или мокрица какая? Нет, кажется, все-таки улитка. Да, улитка. Вон и панцирь.
Брезгливо отшвыривает предмет с вилки на пол.
— Фу, гадость! Чуть не сожрал. Что это такое я ем? Морская капуста. Это же надо, жулье! Капусту в банку вместе с улитками. И еще хотят, чтобы я после этого жил!
Бросает банку в урну. Вдруг, передумав, достает ее из урны, держит в руках, ползает по полу с лупой в поисках выброшенного предмета, находит, насаживает его на вилку и уже с вилки отправляет обратно в банку. Банку тщательно закрывает и бросает в урну.
— Не буду загрязнять… планету.
Вытер полотенцем руки. Взял пистолет.
— Ну вот, теперь можно и начинать. Вернее… кончать.
Вертит пистолет в руках, пробует, как действует курок.
Достает из коробки патрон, загоняет в патронник. Несколько раз глубоко вздохнул. Подносит пистолет к сердцу. Пауза. Кладет пистолет на стол. Снимает рубашку, ладонью прощупывает, где сердце.
— Ничего не слышу. Совсем пульса нет. Еще промахнешься.
Достает из ящика фонендоскоп, концы его вдевает в уши.
Приставляет мембрану к области сердца.
— Нет. Ничего.
Вынимает из клетки птичку, держа ее в кулаке, приставляет к ней мембрану. Сердце птички оглушительно грохочет.
Приставляет к своему сердцу — мертвая тишина.
— Ничего не понимаю, где сердце?
Опускает мембрану ниже к животу. Слабое биение. Еще ниже — биение нарастает.
— Ага, вот оно. Вот-вот-вот.
Опускает мембрану вниз к ноге. Биение все сильнее. Скидывает ботинок. Мощные удары сердца.
— Испугалось сердечко-то. В пятки ушло. Что ж, значит, сюда и стрелять? А в какую? В левую или в правую?
Целится в пятку. Шум сердца мгновенно стихает.
— Господи! Куда же оно опять подевалось?
Ищет мембраной фонендоскопа. Сердце грохочет в груди.
— Вернулось. Буду бить сюда. Сердце у меня какое… блуждающее. Как комета. Ох, опять пропало. Что ж я так и буду за ним гоняться?
Положил пистолет, выпустил птичку в окно, бросил фонендоскоп. Зашагал по комнате, делая гимнастику для пальцев.
— Нервы, нервы никуда не годятся. С такими нервами как пить дать промахнешься. А надо в десятку. А то ведь не поверят. Скажут: нарочно представление разыграл. Надо в голову. Полчерепа — фьють! И моментальная смерть. Только вот затылок… затылка жалко. Женщинам почему-то мой затылок нравился. Они говорили: лоб у тебя, как у обезьяны, а затылок хорош. (Смотрится в зеркало.) Не знаю, а мне и лоб нравится. Что-то я не видел обезьян с такими лбами. Нормальный лоб. Дуры эти женщины. (С яркой экспрессией.) Дуры! И жулики!
Снова взял пистолет, рассматривает.
— Итак, нажимаем на собачку. Хм-м, что в ней такого собачьего? Дурак какой-то назвал. На хвост похоже. Так бы и назвал: хвост. Нажимаем на хвост и… Бр-р-р!
Отбрасывает пистолет.
— Как бы эдак застрелиться, чтобы не знать об этом. Эдак как бы нечаянно? А что если?
Достает тиски, фломастер, бечевку, линейку. Прикрепляет тиски к столу, зажимает в них пистолет, взводит курок, стреляет. Внимательно изучает след на стене от пули. Ставит под дыркой у стены вращающийся табурет и, вращая, поднимает его до нужного уровня. Делает соответствующие измерения.
Рисует на лбу фломастером круг. На пистолет устанавливает оптический звуковой прибор, который дает сигнал в тот момент, когда дуло пистолета точно совмещено с центром круга на лбу. Привязывает к спусковому крючку шнур, перекидывает его через ролик таким образом, что конец шнура оказывается рядом с табуретом. Заряжает пистолет.
— Вот теперь другое дело. Я хожу по комнате, потом, как бы невзначай, сажусь на этот стул и говорю: «Да, кстати, а что это такое? Шнур какой-то. Дернуть, что ли?» Дергаю. Выстрел, и я благополучно кончаюсь. Ну, приступим.
Встает со стула, начинает ходить по комнате, напевая какую-то незатейливую песню. Садится на стул, ерзает на нем, совмещая нарисованную на лбу мишень с оптическим прицелом.
Звучит сигнал. Он нагибается за концом шнура. Сигнал перестает звучать.
— Ах ты, сбил. Надо сначала шнур…
Совмещает мишень с прицелом. Сигнал.
— Да кстати… а что это такое?
С «удивлением» рассматривает шнур.
