Виктор Славкин - Серсо
Надя. Ой, я в этом платье не добегу! (Убегает.)
Яркий свет. Появляется Ларс. На нем широченные пышные штаны не штаны… Нечто огромное, воздушное, состоящее из нежно-розовых лоскутов, похожих на перья. Короче, выглядит Ларс как клоун. Но не из цирка, а скорее, из дорогого варьете.
Народ опешил. Те, которые уже пошли по лестнице наверх, застыли на ступеньках. Лишь Кока продолжает невозмутимо сидеть за столом. В одной руке – красный бокал, в другой – ваза с фруктами.
Ларс. Я вам обещал продемонстрировать номер моего деда впоследствии. Думаю, время сейчас хорошо. Николай Львович, эта труба (вспрыгивает на стол и достает из-под мышки трубу) и то, что я умею с ней делать, – это и есть наследство моего предка. Начинается начало! «Выступаль клёун весёлий шютка до смеха. Хи-хи-хи, бо-бо-бо, ке-ке-ке!» (Жеманясь и уморительно гримасничая, изображая удивление, ужас, переходя сразу же к бурному веселью, но сохраняя при этом изящество подачи своего номера, разыгрывает коротенькую сценку: как бы беседует с невидимым партнером, вернее, партнершей, находящейся у него за спиной.)
– Детка, как твое самочувствие?
– Отстань.
– Фу, какая ты грубая!
– Отцепись.
– Что ты говоришь!.. Ты артистка, сейчас твой шанс.
– Я не в форме.
– Не капризничай, детка. Смотри, все ждут. Ты же умница.
– Иди в задницу.
– Ай-ай-ай, что ты говоришь!..
– То, что слышал. У тебя уши есть?
– Ты у меня есть, моя очаровательная!
– Хо-хо-хо.
– Ну, ты готова?
– Я сегодня не в голосе.
– У тебя всегда чудный голосок. Будь послушной.
– Ну, чего тебе?
– То, что всегда.
– Ну.
– Перехожу на английский. «Флай, винд флай!..» (Изящно двигаясь по столу, ищет выгодную точку для своего коронного трюка. Найдя ее, подносит к губам трубу.)
Резкий звук трубы – свеча, горящая на столе метрах в трех за спиной Ларса, гаснет. Полная темнота.
Владимир Иванович. Что это? Что такое?..
Надя. Я боюсь!
Кока. Почему погасла свеча?
Ларс. Это искусство!
Петушок. Ничего себе искусство, голову в темноте можно сломать…
Ларс. Я обещал, я продемонстрировал.
Валюша. Ни черта же не видно!
Владимир Иванович. Из чего у тебя штаны? Из перьев?
Ларс. Я уже без них. Можно включать свет.
Петушок. У меня фонарик.
Надя. Ай!..
Яркий свет. Аплодисменты. Ларс элегантно раскланивается.
А где же?.. Как вы успели?
Ларс. Это искусство. Концерт окончен. Все. Браво! Бис!
Кока, все это время сидевший на своем месте за столом, встает.
Кока. Если позволите… я бы тоже хотел… исполнить.
Валюша. О, концерт продолжается! Все. Просим!.. Просим!..
Кока. Это песня… у меня с ней столько связано… Композитор Листов. Прошу. (В шляпе за столом старательно и в полный голос исполняет «Севастопольский вальс» из одноименной оперетты.) «Севастопольский вальс помнят все моряки, разве можно забыть мне вас, золотые деньки…» (В конце песни его душат рыдания.)
Владимир Иванович и Валюша поднимаются по лестнице на веранду, они останавливаются у двери на чердак. Паша выходит на крыльцо покурить.
Владимир Иванович. Почему ты остановилась?
Валюша. Что-то я, Владимир Иванович, устала… от народа, оттого, что все время все вместе… Ты меня понимаешь?
Владимир Иванович. Я тебе сейчас не мешаю?
Валюша. Мне приятно, что такой молодой человек, как ты, стоит с такой старухой, как я.
Владимир Иванович. Ты не старуха.
Валюша. Мы ровесники.
Владимир Иванович. У меня к тебе хорошее чувство.
Валюша. Ой, мотылек!..
Владимир Иванович. Пыльца на пальцах…
Валюша. Я надеюсь, он хорошо запрятал это серсо и у нас еще есть время… (Про шарф, который на ней.) Смотри, какой красивый шарф я себе связала. Дарю. Теперь на тебя обратят внимание молодые девушки.
Владимир Иванович. Я распущу шарф.
Валюша. Мне жертв не надо. Я снова свяжу.
Владимир Иванович. А я снова распущу.
Валюша. А я опять.
Владимир Иванович. А я снова.
Валюша. А я опять… Тут и старость подойдет. Учти, я состарюсь раньше.
Владимир Иванович. Я тебя догоню.
Валюша. Я буду ждать тебя у двери на чердак. О, почти стихи!.. Хорошо?..
Владимир Иванович. Хорошо. (Взволнованно.) И они увидели дом, и он был хорош, и многие из них поднимались наверх и останавливались у двери на чердак… А чем плохо?
Валюша. Хорошо. А потом мы возьмемся за руки и смело вступим в темноту.
Они берутся за руки, перед ними сама по себе с таинственным скрипом открывается чердачная дверь, они переступают порог. Дверь медленно закрывается.
Со двора возвращается Паша.
Кока (показывая старую фотографию). Вот, смотрите… Вам будет интересно. Вы спортсмэн, и я спортсмэн. Вот, белые брюки, английская ракетка в руках…
Паша. А знаете, что я вам скажу, уважаемый Николай Львович?
Кока. Лаун-теннис…
Паша. Вы не просто так приехали сюда.
Кока. У нас это называлось лаун-теннис.
Паша. Нет, не просто так. Очень боитесь снять пиджак.
Кока. Я старик. У меня холодная кровь.
Паша. Что у вас в кармане?
Кока. У меня?
Паша. У вас.
Кока. Как вы со мной разговариваете, молодой человек!
Паша. Я все знаю.
Кока. Там ничего нет.
Паша. Я занимался телепатией, милостивый государь.
Кока. Я приехал просто так. Поклониться.
Паша. Ладно. Пошутил. Не бойтесь.
Кока. Поклониться пенатам.
Паша. Никаких телепатических способностей у меня нет.
Кока. Тут мне все знакомо.
Паша. Успокойтесь.
Кока. Вы не имеете права!..
Паша. Дышите воздухом. Гуляйте.
Кока. Как вы смеете!..
Паша. Нынче отменная погода, не правда ли?
Кока (после небольшой паузы). Да, я приехал сюда не просто так.
Паша. Дышите, дышите.
Кока. Хотите знать, что у меня в кармане?
Паша. Я гуляю и дышу.
Кока. Вы здесь самый серьезный человек.
Паша. Я же сказал вам, я пошутил.
Кока. Мне нужен совет. (Из внутреннего кармана достает газету, разворачивает ее – там желтая бумага.) Хотите знать, что это такое? Это брачное свидетельство. Брак Елизаветы Михайловны. Шерманской и Николая Львовича Крекшина. Зарегистрирован 17 мая 1924 года. Печать местного сельсовета.
Паша (после паузы). Поздравляю.
Кока. Мы прожили с ней восемь дней.
Паша. Стаж.
Кока. С семнадцатого по двадцать пятое мая.
Паша (рассматривая свидетельство). Невеста пожелала оставить свою фамилию.
Кока. А теперь я проживаю в Брянске.
Паша. Ее можно понять. Красивая фамилия – Шерманская.
Кока. Мы остались с внучкой.
Паша. С внучкой?
Кока. Девочка моей приемной дочери. Это было уже потом.
Паша. Подклеить надо… Вот здесь.
Кока. Я хранил его в газете. Что, недействительный документ?
Паша (протягивая Коке свидетельство). Спрячьте. В пиджак. Нет, документ в полном порядке.
Кока. Газета лежала в шляпе, шляпа в коробке, коробка на шифоньере, шифоньер в квартире, квартира в Брянске… А вы знаете, какой это город Брянск, молодой человек?
Смеются.
Паша. Вам никогда не дашь ваших лет.
Кока. Раньше там в доме, на верхней полочке, в укромном месте стоял графинчик с водочкой. И мы, почти мальчишки, по одному отлучались в эту комнату и прикладывались к рюмке. Для храбрости. Гусары. Сами же запасали графинчик и сами потом тайно отлучались.
Паша. Наследство не поздно оспорить. Юридически вы наследник первой очереди. Ваше дело верное.
Пауза.
Кока. В двадцать четвертом я был на другом краю земли, работал в Иркутске комендантом общежития. В воскресенье было, я проснулся чуть позже обычного и лежал на койке, глядя сквозь окно на голубое небо. Только начиналась весна. Я проснулся с каким-то светлым чувством и лежал, не понимая, в чем дело. Потом я услышал: «Ко-ко-ко…» – куры под окном. «Ко-ко-ко… ка». Мне послышалось: «Кока». Я вдруг вспомнил, что я Кока. И я метнулся через всю страну сюда. Вы не поверите. Бросил все и метнулся. Тут уже было полное лето. Она копала что-то в огороде, рядом ходили куры – «Ко-ко-ко… ка…». Потом мы пили чай с вареньем. У нее была маленькая баночка земляники, сваренной на меду. Было тихо. Ложечка упала на пол. Я думал, рухнет дом.