Кристофер Хэмптон - Опасный метод
Юнг слушает его увлеченно, однако с некоторым подозрением.
Юнг. Но ведь тот, кто не подавляет своих желаний, выпускает на волю опасные и разрушительные силы.
Гросс. Вот за что я люблю Ницше, невзирая на его пошлые усики: он твердо верит, что существо высшего порядка, то есть индивидуум, стоит выше любых законов и условностей. Наша с вами работа — научить пациентов быть свободными.
Юнг. Говорят, одна из ваших пациенток покончила с собой — и не без вашей помощи.
Гросс как ни в чем не бывало выдерживает его взгляд.
Гросс. У нее была выраженная склонность к суициду. Я только подсказал ей, как не испортить всю обедню. Потом спросил, не хочет ли она, вместо того чтобы уйти на тот свет, стать моей возлюбленной. А она ответила: «Одно другому не мешает». Так что она выбрала все и сразу.
Юнг. Мы не должны желать такой участи для своих пациентов.
Гросс. Свобода есть свобода.
(Он выпрямляется и внезапно становится серьезным.)
Жизнь — такая штука: кто не в меру щепетилен, тот подвергает риску свою психику. Поэтому я так считаю: увидел оазис — поспеши напиться вдоволь.
(Кажется, он хотел продолжить, но у него из одной ноздри ручьем хлынула темная кровь. Он пытается ее остановить, потом недоуменно смотрит на перепачканные кровью кончики пальцев. Юнг, оправившись от первого шока, протягивает Гроссу белоснежный носовой платок, которым тот прежде всего вытирает стол, хотя кровь не унимается. В конце концов он отвечает на немой вопрос Юнга.)
От опиума я отказался, но вы не можете требовать, чтобы я одновременно завязал и с кокаином.
Юнг. Вы же видите, что с вами происходит, — срочно надо бросать.
Только теперь Гросс поднимает на него глаза, утирает кровь и с вызовом смотрит на Юнга.
Гросс. Черт подери, а вторая ноздря на что?
СЦЕНА 16Скромная мансарда Сабины в доме номер семь по Шенлейнштрассе: скошенный потолок, узкая кровать. Тишина, которую нарушают только приглушенные звуки большого города: какие-то голоса, лязг трамвайных колес. Юнг стучится в дверь.
Сабина. Кто там?
Юнг. Свои.
Она открывает. На пороге стоит Юнг. Они целуются. Она поднимает к нему лицо.
Сабина. Входи.
Он делает шаг вперед. Она притворяет и запирает за ним дверь. Уменьшает свет. Всматривается в Юнга, потом бросается к нему через всю комнату и начинает срывать с него одежду.
Юнг. Я не…
Сабина. Молчи. Не надо ничего говорить.
Обвивает его руками; долгий поцелуй. Потом она отстраняется и, пока он продолжает раздеваться, тоже сбрасывает одежду.
СЦЕНА 17Квартира Юнга, время позднее. Юнг, в халате, идет через комнату, неся стакан воды для Фрейда, который покуривает сигару, одетый, как всегда, достаточно официально. На протяжении всей сцены Сабина остается в пределах видимости у себя в мансарде.
Юнг. Похоже, он соблазнил медсестру, они перемахнули через стену, добрались до города, а потом я получил от него счет за гостиницу.
Фрейд. И поминай как звали.
Юнг. Совершенно верно — сбежал за границу.
Фрейд неодобрительно качает головой, хотя эта история его явно забавляет.
Фрейд. Это моя вина: не нужно было направлять его к вам.
Юнг. Нет-нет, я, по большому счету, вам даже благодарен, несмотря на глубокое разочарование. А ведь как хорошо все начиналось: знаете, наше общение шло на пользу нам обоим — я давал ему рекомендации, а он указывал мне… новые направления. Но мой предварительный диагноз оказался ошибочным: я предположил у него типичное навязчивое состояние, но дело обстояло сложнее, и я не сразу определил, что у него нет ровным счетом никакого психологического прошлого. Это была чрезвычайно запущенная деменция прекокс.
Фрейд. Шизофрения.
Юнг. Если угодно. Несмотря ни на что, мне казалось, что у нас с ним много общего, — так убедительно он притворялся. Я написал его жене и сообщил диагноз, но он сумел ей внушить, что полностью излечился.
Фрейд. Несчастная женщина: она мне очень симпатична, хотя немки совершенно не в моем вкусе.
(Встает и начинает взволнованно расхаживать по комнате.)
Должен сказать, мне очень отрадно наблюдать за вами в вашей, так сказать, привычной среде обитания. Но для полноты картины надо подождать до завтра — до приезда вашей жены.
Юнг. Боюсь, с приездом Эммы и девочек здесь начнется несусветная кутерьма.
Фрейд. Если я правильно помню, вы надеялись, что на этот раз будет мальчик.
Юнг. Отчаянно надеялись.
Фрейд. Вот как?
Юнг. Мое желание иметь сына — самый наглядный результат метода свободных ассоциаций. Мне всегда думалось: вот родится сын — и можно умереть спокойно.
Фрейд. «Отец зачал меня — и умер» — не так ли говорил Зигфрид?
Юнг. Как ни странно, я впервые задумался о комплексе отца и сына, когда писал статью об истории Зигфрида.
Фрейд. Какое совпадение.
Юнг. Вообще говоря…
Решает не продолжать; это и к лучшему, потому что Фрейд уже говорит о своем.
Фрейд. К слову, меня все чаще посещает мысль, что мифология и невроз, должно быть, имеют общие корни.
Юнг. Мне думается, если даже все ваши концепции будут опровергнуты, никто не сможет отрицать, что вы произвели революцию в нашей оценке самих себя.
Фрейд. Так-так, значит, по-вашему, все мои концепции неверны?
(Юнг нервничает, но вскоре Фрейд начинает смеяться, и тогда до него доходит, что это была шутка; теперь они смеются вместе.)
Я объяснил господину директору, что еще не до конца понимаю сущность шизофрении, а он мне сказал: «Единственное, что вы должны усвоить: она неизлечима». С моей точки зрения, это неконструктивный подход.
Юнг. Хм. Назовите день, когда я мог бы организовать вашу с ним встречу.
Фрейд. Нашу встречу? Зачем мне с ним встречаться?
Юнг. Ну, мне казалось…
Фрейд. Я знаю, что в принципе он наш союзник, знаю и то, что при осаде Трои раздоры неуместны. Но это не значит, что я должен искушать судьбу, встречаясь с ним лично.
Юнг. Дело в том, что… он знает о вашем приезде. Более того, он живет этажом ниже и сейчас наверняка слышит, что мы не спим.
Фрейд. Вот и пусть делает собственные выводы.
(Решительно тушит сигару.)
Итак, рассказывайте, какие у вас были интересные случаи.
Юнг. Первый случай вы увидите завтра воочию: это женщина, которая после родов потеряла всякое влечение к мужу, но, полагая, что он в равной степени к ней охладел, пациентка стала требовать, чтобы он занимался с ней любовью по четыре раза за ночь, а потом еще и в течение дня. Затем она залезла в постель к сестре и зятю, которые приехали к ним погостить, домогалась родного брата и в конце концов стала ходить по улицам и приставать к прохожим, умоляя о близости.
Фрейд. Фригидная нимфоманка.
Юнг. Не совсем: когда один из прохожих поддался на ее мольбы, она пришла в ужас и бросилась бежать. Ее счастье, что она не лечится у доктора Гросса: уж он бы своего не упустил.
Фрейд. Да, признаюсь, я с трудом терплю его распутство.
Юнг. В каком смысле?
Фрейд. Вы не поверите, но в Вене это тоже весьма распространенное явление. Неужели непонятно, что это катастрофический подрыв устоев? Вступать в половые отношения с пациентками — непростительно.
Молчание. Юнг избегает встречаться взглядом с Фрейдом. Затем указывает на бумаги, лежащие у него на письменном столе.
Юнг. Пока не забыл — хочу попросить вас пробежать глазами эту корректуру: здесь два варианта титульного листа «Ежегодника». Какой, по-вашему, предпочтительнее?
Фрейд на миг останавливается, рассматривает страницы.
Фрейд. По-моему, слово «психоанализ» будет лучше выглядеть без дефиса. Более убедительно. Продолжает изучать материалы; Юнг отходит в сторону.
СЦЕНА 18Юнг возвращается в мансарду Сабины, сбрасывает халат и ныряет к Сабине в постель. Какое-то время она, удовлетворенная, просто лежит в его объятиях. Между тем Юнг, лица которого она не видит, явно терзается. На другой половине сцены Фрейд продолжает изучать материалы на письменном столе Юнга.
