Иренеуш Иредынський - Террористы
Шварц. Многие политические комментаторы сомневаются в этом.
Номер Первый. Не станем их переубеждать.
Шварц. Есть ли у вас связи с террористами в Европе?
Номер Первый. Нет... Однако во избежание недоразумений я должен заявить, что несколько бывших участников нашего движения по собственной инициативе вошли в контакт с террористическими группировками, действующими в Европе, и не только в Европе... Мы не имеем с ними ничего общего, считаем их дезертирами, которые вредят нашему делу... Хочу особо подчеркнуть, что если они попытаются вернуться на родину после свержения Роблеса, то понесут заслуженное наказание.
Шварц. Ты говоришь это, потому что в Италии и на Ближнем Востоке кое-кого из них схватили?
Номер Первый. Я хочу, чтобы общественное мнение, а также правительства знали, что эти авантюристы представляют только самих себя... Решение о признании их дезертирами было принято на заседании руководства три года назад, мы тут же сообщили о нем зарубежной прессе. Это вполне характеризует наше к ним отношение.
Шварц. Официальное... Потому что некий Альваро, схваченный в Италии, заявил, что был делегирован вашим руководством для установления контактов с местными террористами.
Номер Первый. Я читал об этом... Допускаю два варианта: либо Альваро стал тяготиться одиночеством и потому сослался на наше Движение, либо показания состряпаны полицией.
Шварц. Методами принуждения?
Номер Первый. Не думаю. Могли ему что-нибудь пообещать.
Шварц. Но все же, надеюсь, ты не будешь отрицать, что существует нечто вроде интернационала террористов?
Номер Первый. Мне об этом ничего неизвестно... Я допускаю, что организации оказывают друг другу взаимную помощь, может быть, даже пользуются поддержкой некоторых правительств, но не думаю, чтобы такое сотрудничество вылилось в определенные организационные формы. Скорее всего это просто личные контакты — следствие взаимного притяжения на почве их отторжения обществом. Ну, и, очевидно, большая заслуга в распространении версии о террористическом интернационале принадлежит умникам, рассматривающим историю как ряд заговоров, таких умников везде хватает... Наше движение — это движение освобождения от тирании клики Роблеса, и не больше... Мы не собираемся вмешиваться в дела других государств.
Шварц. Твоими бы устами да мед пить.
Номер Первый смеется, Ладури улыбается, Мария остается невозмутима.
Номер Первый. В правду поверить труднее всего.
Шварц. Французской полицией арестован человек, пытавшийся застрелить Гутьереса.
Номер Первый. И что же из этого следует?
Шварц. Это немец, Карл Бэр, который в прошлом году несколько месяцев жил в твоей стране.
Номер Первый. Видимо, полиция Роблеса установила с ним контакт.
Шварц. Это ветеран терроризма, у него и у полиции Роблеса цели совершенно разные.
Номер Первый. Я ничего о нем не знаю.
Шварц. Зачем ему понадобилось убивать Гутьереса?
Номер Первый. Это выяснит французская полиция.
Шварц. А ты об этом ничего не знаешь?
Номер Первый. На этот раз ты с упорством, достойным быка, утверждаешь, что это я направил убийцу в Париж, чтобы ликвидировать господина Г.? Не стану оправдываться, ведь я уже объяснял тебе, почему для меня никакого резона не было убивать господина Г. Ты относишься ко мне с предубеждением.
Шварц. Я делаю выводы из фактов.
Номер Первый. Следуя дамской логике.
Шварц. То есть?
Номер Первый. Ты руководствуешься эмоциями... Наверно, тебя потряс вид ослепшей молодой женщины и умилило красноречие господина Г. Однако как журналистка, основательно исследующая биографии своих собеседников, ты должна была по крайней мере задуматься, не знал ли этого Бэра господин Г. раньше и не являлся ли случайно Бэр эмиссаром господина Г. в нашей стране... А может быть, господин Г. установил контакты с европейскими террористами и покушение на него — это всего лишь сведение с ним каких-то счетов.
Шварц. Выяснить все это было бы не так просто... Собственно говоря, невозможно.
Номер Первый, Я сказал, что ты могла по крайней мере, задуматься. За-ду-мать-ся... Тогда ты не пришла бы брать у меня интервью, имея в голове уже готовую концепцию.
Шварц. У меня не было к тебе предубеждения, клянусь бабьим нутром!
Номер Первый. Ну, если клянешься таким сокровищем, тогда верю тебе... Но впечатление было именно такое.
Ладури. Мария, долго еще? Я тоже хочу поговорить с ним.
Шварц. Две минуты.
Ладури. Потом я прерву тебя.
Шварц. Заткнись...
Ладури. Только не ругайся, ангел мой.
Номер Первый. Вот это уже звучит лучше... Ну так к делу. Что ты еще хочешь знать?
Шварц. В руководстве Движения есть женщины?
Номер Первый. Да, две.
Шварц. Кто они по профессии?
Номер Первый. Одна — врач, другая — рядовой борец... Раньше она была женой столяра.
Шварц. Почему в руководстве такой небольшой процент женщин, ведь в отрядах их много?
Номер Первый. Да, четверть из них женщины.
Шварц. Ты не ответил на вопрос.
Номер Первый. Мне стыдно...
Шварц. Наконец-то.
Номер Первый. Женщина по-прежнему занимает у нас подчиненное положение...
Шварц (прерывает). Но для участия в боевых операциях она так же пригодна, как и мужчина.
Номер Первый. Когда-нибудь все изменится... Чтобы ввести в руководство этих двух, пришлось преодолеть серьезное сопротивление... Ты права, представительство женщин в руководстве непропорционально количеству женщин, принимающих участие в борьбе.
Шварц. Больше у меня вопросов нет... Может, ты хочешь что-нибудь добавить?.. Или у тебя есть какое-нибудь пожелание, чтобы я что-то передала?
Номер Первый. Пожелание? Да... Но не для передачи твоим читателям.
Мария Шварц выключает магнитофон, встает.
Шварц. Говори.
Номер Первый (тоже встает). Я хотел бы поцеловать тебя.
Шварц (с лучезарной улыбкой). Пожалуйста... А я слышала, что ты любишь только мальчиков. (Подставляет лицо для поцелуя.)
Номер Первый (подходит, обнимает Марию). Не слишком доверяй сплетням.
Поцелуй. Ладури проверяет по экспонометру освещенность.
Номер Первый (отходит). Спасибо.
Шварц (с улыбкой). Тебе тоже.
Ладури. Света достаточно, не нужно включать лампы. Выйдешь оттуда в маске, как условились.
Номер Первый исчезает за стеллажами. Ладури поднимает камеру. Из-за стеллажа выходит Номер Первый в мексиканской карнавальной маске, изображающей череп.
Треск камеры.
Действие третье
Та же гостиная, что и в первом действии. Занавешенное окно. Приглушенное освещение. Министр полулежит в кресле с закрытыми глазами. В руке стакан с виски. Министр неподвижен. Двери справа и слева открыты; за ними темнота. Из темноты справа (от зала) выходит Номер Седьмой. Министр открывает глаза.
Министр. А, это вы... Добрый вечер.
Номер Седьмой. Где команданте?
Министр. Сейчас придет. Велел мне подождать.
Номер Седьмой подходит к дивану, ложится.
Номер Седьмой. Простите, я не ответил... Добрый вечер.
Министр. Выпьете чего-нибудь?
Номер Седьмой. Нет.
Министр. Алкоголь помогает забыться.
Номер Седьмой. О чем вы?
Министр. Мне вспомнился случай из моей жизни... Проснулся я как-то раз после хорошей попойки, потянулся к газете — буквы прыгали у меня перед глазами, но я все же прочел: «Дон Кихот», это стоило мне страшного напряжения, газета выпала у меня из рук. «Дон Кихот, Дон Кихот», — стучало в моем мозгу... С полчаса вспоминал, где я встречал этого прохвоста.
Номер Седьмой. Я не хочу ни о чем забывать.
Министр. Смело сказано... О себе я так сказать не могу.
Молчание. Министр отпивает из стакана, закрывает глаза.
Номер Седьмой. Вы постарели со вчерашнего дня.
Министр. Это вам кажется... Все дело в освещении.
Номер Седьмой. Возможно...
Министр. Сегодня во дворце был тяжелый денек. Посольства и правительства требовали объяснений... Так что, может, вы и правы.
