Гагик Саркисян - Кровавая паутина
ПРОФЕССОР. Разумеется.
ВИКТОР. Итак, маэстро после смерти Гения мучается угрызениями совести. К тому же из сумасшедшего дома приходит фальшивая справка, что мать Августа тоже умерла. Идут годы. Вы вместе с Моной уезжаете за границу. И всё это время накапливаете против маэстро информацию. И среди этой информации привычка моего отца бродить по ночам…
ПРОФЕССОР. Да. Я о ней знал.
ВИКТОР. Но в газетах не рекламировали привычки моего отца. И, по-моему, ни я, ни Певи, ни Август с вами не делились семейными секретами. Остается предположить, что тот, кто вам распахивает по ночам двери, тот вас и просветил…
ПРОФЕССОР. Да, мне сказал Иуда. Вы очень проницательны.
ВИКТОР. Вы слышали, как мы звонили, но Иуда не проснулся.
ПРОФЕССОР. Слышал.
ВИКТОР. А для вас он спрыгивает с постели.
ПРОФЕССОР. Я его просил.
ВИКТОР. Вы не просили. Вы ему приказали, угрожая разоблачением.
ПРОФЕССОР. Мне надо было встретиться с вашим отцом.
ВИКТОР. И более четверти века Иуда добросовестно вам служил? Он вам сообщал в Париж обо всём, что творится под этой дворянской крышей. Вы потребовали, чтобы Иуда передал Августу фотографию его постаревшей матери.
ПРОФЕССОР. Я же вам сказал, для меня помощь Иуды была необходима.
ВИКТОР. Но Иуда — мерзавец! Его давно следовало упрятать за решетку. А вы с ним сотрудничали. Как вы пошли на такой компромисс?
ПРОФЕССОР. Дело не в Иуде. Для меня куда важнее был ваш отец. И его я не выпускал из поля зрения. Я специально дважды приезжал в Москву на его выставки и наблюдал, как его живопись с каждой новой картиной становилась всё более бесцветной и беспомощной. Убогие полотна, на которых вместо неба потолок. С меня было довольно… Но когда в вашем доме появился Август, согласитесь, это было уже слишком… Дело не в Иуде.
ВИКТОР. Я не выгораживаю отца. У меня с ним свои счеты. В частности, из-за Иуды. Я бы его гнал в три шеи. А отец его держит. Но вы, господин Профессор, вы же не коммунист, вы же христианин?
ПРОФЕССОР. Да.
ВИКТОР. Христианство с большим трудом выкристаллизовывало человека. И главной идеей христианства всегда было откровение. Исповедь человека перед человечеством… А вы, господин Профессор, в своей благородной миссии, вы опирались на коммуниста-доносчика, на прямое предательство.
ПРОФЕССОР. В какой-то степени — да…
ВИКТОР. В какой-то… Это не делает вам чести.
ПРОФЕССОР. А по-моему, это имеет непосредственное отношение к чести вашего дома… Иуда живет у вас…
ВИКТОР. Извините. Я старался уточнить… Продолжайте уличать…
ПЕВИ. Неужели вам недостаточно того, что было? Они уничтожали людей. А что уничтожаете вы?
ВИКТОР. Не нервничай, сестренка. Мы все — паяцы. Сегодня мы доказываем, что наше настоящее лучше нашего прошлого и пользуемся прошлым каждый в меру своей подлости. Пока не высосем из него последние соки, мы не заснем… Жаль, что ты не пьешь, сестренка. Я бы тебе составил хорошую компанию…
АВГУСТ. Итак, моя мать жива… Отлично… Вы женились на больной, несчастной женщине. На своей пациентке. Но закон запрещает такие браки. Как вы женились — вы смошенничали?
ПРОФЕССОР. Я не обязан вам отвечать на ваш оскорбительный вопрос.
АВГУСТ. Отчего же, господин Профессор? Она — моя мать, и я вправе задавать вопросы и интересоваться ее судьбой.
ВИКТОР. Потрудитесь, господин Профессор, внести ясность.
ПРОФЕССОР. Тогда ваша мать не была еще настолько больна. Со временем болезнь прогрессировала. У меня своя клиника в Париже. Я приглашал лучшую профессуру мира, но медицина оказалась бессильной. Наверное, я вам скажу не всё. Есть вещи, о которых никто и никогда не узнает, кроме двух людей. Это так со дня сотворения мира. Иначе мы бы с вами знали немного больше о себе. Но мы только знаем, что их было двое — Адам и Ева… Дальнейшее было взвалено на наши слабые плечи. В одном я вас смею заверить — я не враг вашей матери.
АВГУСТ. Да-да. Конечно. Простите мне мои подозрения.
ПРОФЕССОР. Это естественно.
АВГУСТ. Она даже не помнит то, что было вчера?
ПРОФЕССОР. К сожалению… Люди отняли у нее всё, что она любила. И она перестала понимать их логику.
АВГУСТ. Как же вы с ней объясняетесь?
ПРОФЕССОР. Мы говорим только о настоящем. О том, что происходит сию секунду.
АВГУСТ. Значит, каждый час она с вами знакомится заново?
ПРОФЕССОР. Да.
АВГУСТ. Она по-прежнему красивая?
ПРОФЕССОР. Да, Август. Ваша мать по-прежнему очень красива. Я часто думаю над этим, каким образом у трагедии может быть такое красивое лицо… Певи, сегодня днем вы, кажется, были у нее в номере?
ПЕВИ. Какой же вы примитивный снайпер, господин Профессор!
АВГУСТ. Ты у нее была?
ПЕВИ. Да.
АВГУСТ. Тебя испугала ее красота?
ПЕВИ. Да.
АВГУСТ. Почему, когда я приехал, ты мне ничего не сказала?..
ПЕВИ. Я боялась, Август.
АВГУСТ. Это страшно?.. Нет, Певи… нет… Это страшно, когда красоту нельзя отличить от уродства?
ПЕВИ. Это печальное зрелище.
АВГУСТ. Это не зрелище, Певи… Это не зрелище…
ПЕВИ. У меня едва не помутился рассудок.
АВГУСТ. Зачем ты повторяешь то, что мне неприятно?
ПЕВИ. Чтобы при встрече тебе было легче.
АВГУСТ. У меня не будет с ней встречи.
ПЕВИ. Если бы…
АВГУСТ. Певи, моя мать не узнает меня.
ПЕВИ. Она несчастна. Но своим несчастьем она не может поделиться с другим. И это сделает тебя беспощадным.
АВГУСТ. Ты боишься моей беспощадности?
ПЕВИ. Да, Август, я боюсь.
АВГУСТ. Но почему ты говоришь, что она не может поделиться своим несчастьем с другими. Это я — другой?
ПЕВИ. И я тоже.
АВГУСТ. Но я её сын.
ПЕВИ. Да, ты её сын. И поэтому ты пойдешь к ней.
АВГУСТ (Художнику). Это ты послал Певи к моей матери? Зачем?
ХУДОЖНИК. Я хотел знать, как она себя чувствует.
АВГУСТ. Ах, ты хотел знать… Ты хотел.
ХУДОЖНИК. Да.
АВГУСТ. Я совсем забыл, ты ведь её помнишь другой. Какой ты её помнишь? Расскажи мне, я тоже хочу знать.
ПЕВИ. Август, милый! Я ни в чём не виновата.
АВГУСТ. Я люблю тебя, Певи. И по чьей бы вине это не произошло, я всё равно не перестану любить тебя, Певи… Я не нахожу связи между событиями тех лет и моим чувством к тебе.
ПЕВИ. Когда ты её увидишь, в твоих рассуждениях появится другая логика.
АВГУСТ. Певи…
ПЕВИ. Август! Милый мой Август! Как я люблю тебя!
АВГУСТ. Певи, я солгал тебе. Я пойду к ней. Она ведь меня всё равно не узнает. Она не поймёт, зачем я пришел… Что мне от неё надо… Одним любопытным меньше, одним больше — какая ей разница? Она ведь не отличит сына от любопытного? А что, если она станет надо мной смеяться?.. Как ты думаешь, отец, она меня узнает или нет? Ведь когда-то она меня тоже знала… Когда я был маленьким. Такой ежик. Под стол пешком… Ты помнишь? Я падаю, а она меня поднимает. А я опять падаю. А она меня опять поднимает. Но ты же помнишь… А вдруг я посмотрю в её глаза, и эти глаза за несколько секунд расскажут мне то, о чём не рассказывали ни вам, никому, никому все эти годы… А вдруг? Но если моя мать сама мне всё расскажет, тогда зачем мы все собрались? Здесь? За этим столом?.. Простите, я говорю что-то бессвязное. Я вас смутил своей сентиментальностью. Но я вас больше не стану смущать, чтобы не выглядеть глупо… Здесь за столом нас пятеро…
ПЕВИ. Ты должен уйти. Ты вначале собирался уйти.
АВГУСТ. Хорошо, маленькая, я ухожу. Но и ты вместе со мной.
ХУДОЖНИК. Ты никуда не уйдёшь, Август. И ты, Певи, тоже.
ПЕВИ. Почему он не уйдёт? Почему?.. Почему я должна сидеть здесь ночью, если я устала? Я хочу спать.
АВГУСТ. Певи…
ХУДОЖНИК. Певи, пусть Август услышит всё и узнает из уст господина Профессора. И потом решает сам, как поступать…
ПЕВИ. Отец, вы сводите счёты с господином Профессором, но мы не знакомы с вашими цифрами.
АВГУСТ. Ничего, Певи, цифры не менее эмоциональны, чем слова. И в конечном итоге приводят людей к тем же выводам.
ПЕВИ. Они придут к разным выводам, Август. Они ничего не выяснят. Они доказывают, что прошлое не зависело от их желаний…
АВГУСТ. Тогда я приду к выводу.
ПЕВИ. Август, я искала тебя по всему миру не для того, чтобы они вмешивались в нашу любовь. Отец, зачем нам знать то, в чём вы сами не разобрались за эти годы?
ХУДОЖНИК. Спроси у господина Профессора.
АВГУСТ. Он требует, а ты скрываешь?
ХУДОЖНИК. Насколько могу.
АВГУСТ. Здесь за столом нас пятеро. А там в номере гостиницы уже не человек, а то, что с ним можно сделать. Его превращение. Так вот, превращение уже есть, господин Профессор. И здесь я ничего не могу изменить. А меня интересует, что из себя представляет каждый из сидящих за этим столом. И имеем ли мы право задавать друг другу вопросы? Любые вопросы?.. Или только самим себе?.. И способны ли мы отвечать на них… Или всем нам необходим предлог, встряска, чрезвычайное происшествие, наконец, превращение?.. Меня это интересует, господин Профессор… Это… Можно ли с нами сделать то же самое…
