Иван Лажечников - Матери-соперницы

Спроси об этом у детей моих,
Боярами тобою ж нареченных,
Которых ты казнил, спроси еще
У Новграда, что залил кровью ты
И пепелом засыпал.

          О, го-го!
Знать, не забыла дурь свою и здесь
Великого Новгорода господыня?

Была-таки, голубчик.

          Попытай!
Опять.

    Над чем? сказала уж тебе,
Что я молюсь над прахом мертвецов.
Твою Москву, с лачугами ее,
Два раза в год спали дотла, и в год
Один ее построишь. Ведь два века
Татары жгли ее и разоряли,
Два века чахла, чахла и все-таки
Цела осталась, только променяла
Неволю на другую. А господина
Великого Новгорода не стало,
И более Новгорода не будет.

Почем знать!

В сотню лет уж не поднимешь.

В десяток подниму его на славу.

Лишь в сказке деется, как говорится.
Купцов ганзейских созови, что распугал.

А-а, торговка, жаль купцов тебе,
Которые тебя обогащали.

От торга моего и город не беднел,
А богател.

     Лишь брякну денежкой,
С концов земли слетятся торгаши.

Граждан ты именитых собери,
Которых заточил по городам.

Обманщики, бунтовщики, плуты,
Не стоят этого. Им по делам!

Когда ж бывает сила виновата!
Но если б ты все это сделать смог,
Так одного Новгороду не можешь дать,
Иван Васильевич.

         Чего же?

              Воли,
А без нее ему уж не подняться.
Он будет жить, как дуба пень зажженный,
Что ни горит, не гаснет. Ведь и я
Живу еще в тюрьме.

          Не эта ль воля
И погубила вас. Я б посмотрел,
Как на моем ты месте повела б.

Свое ты сделал, князь московский,
А я — свое. Не смейся ж надо мной,
Когда сижу я в тесном заточеньи,
В последние мои часы.

          Кровь, кровь
У бедной на убрусе, посмотри.

Что? любо? зорок глаз у вороненка!
Чай, радостно, великий князь московский?..
Накинь на Новгород убрус ты этот:
Богатый саван!.. стяг погибшей воли!

Послушай-ка, Борецкая, я дам
Тебе совсем свободу. Хочешь ли
В другую сторону, в иное место?

В другую сторону, в иное место?
Бог позаботится и без тебя.

А я хотел в Верх Бежецкий отправить.

В Верх Бежий?.. Наша там была земля;
Хоть умереть бы на родной земле!

Так с Богом в путь. Молись там на всей воле,
Строй церкви, нищих братьев оделяй;
Казну твою с тобою отпущу.
Прощай, уж не увидимся мы боле.

Мы свидимся на Божием суде.

О, Господи, суди раба Ивана,
А не правителя всея Руси!
И если я подчас грешил неправдой,
Не о своей корысти я радел,
А об корысти моего народа.

Тебе должно быть весело, родной,
Когда добро творишь ты человеку.

Боюсь я за него, мягонек малый.
Василий не таков — в отца и мать.

К тебе, отец, я с задушевной тайной
Пришла. Она лежит на сердце тяжко
И не дает ни днем ни ночью темной
Покоя, словно змей мне грудь сосет.

Поведай, дочь моя, какая скорбь
Тебя так сильно ныне тяготит.
Досель была всегда ты весела,
Печалиться не вижу я причины:
Твой сын Димитрий только что на царство
Венец приял. Великий князь к тебе
Так милостив, соперница твоя
И сын ее, великий князь Василий,
В опале, вороги у ног твоих.

Все это так, как ты пророчил мне;
Но на меня тоска напала вдруг;
Быть может, человек лихой неспросту сделал,
А... соберусь лишь я тебе поведать,
Что в сердце у меня, горит лицо,
И я трясуся словно в лихоманке.
Боюсь я сильно прогневить тебя.

Учителем, отцом названым, другом
Тебе я был всегда, так от меня
Ты ничего не можешь утаить
Ни по закону нашему, ни клятве.

Ты знаешь, после мужа Иоанна
Осталася я молодой вдовой.

А сколько лет тебе, краса моя?

Лет тридцать, с небольшим придатком.

Кипучая, опасная пора,
Ой, ой! Еще же вдовье дело. Дале...

С недавних пор не знаю что со мной
Творится, то огнем меня палит,
Как будто обдали всю кипятком,
То холодом меня обхватит, словно
Вдруг в прорубь опустили. Мысли
Мутятся, голова кругом идет
И не смогу молитвой и крестом
Избавиться от наважденья злого.

Забывшися, знать, говорит она.

Две ночи сряду видела я сон,
Сон дивный! Разметавшись я спала
И нежилась, как будто в жаркий день.
На грудь плескала свежая волна.
Потом казалось, некий херувим
Своими крыльями меня обнял.
Вдруг вижу, юноша припал ко мне
Устами, начал целовать меня
Так горячо, так сладко, сильно, словно
Хотел он душу вычерпать мою
Из тела. Тяжело тогда мне стало,
А просит все душа еще, еще
Такого ж поцелуя, пробуждаться
И не хотела б никогда.