Равиль Бикбаев - Человек-Война
- Женьку ещё не похоронила, - утром сидя на кровати и накинув на себя плотную белую простынь скорбно вполголоса говорила Ксюша, - а я уже с другим. Сука я?! Правда?
Нет девушка, это не так. В этом мире, на этой войне тебе нужна защита, судьба дала тебе мужчину, а ты дала ему радость обладания твоей красотой, ты подарила ему весеннюю свежесть своей юности, в его объятьях, в упорной силе его движений ты снова почувствовала себя живой, нужной и желанной женщиной. Оставь мертвым слезы воспоминаний и живи настоящим. Это жизнь и тебе надо жить. Ты оттаяла и смерть отошла от тебя. Посмотри в зеркало на своё лицо, это уже не посмертная маска, это взволнованное лицо подруги, которая с тревогой и надеждой ждет утешающего и ласкового слова от оплодотворившего ее мужчины.
Снип это все понимал, только слов подходящих найти не мог и потому буркнул:
- Всё нормально, не волнуйся.
- Надолго ли? - ласково погладила она его по лицу, и ожидая ответа замерла,
- Пока не убьют, - усмехнулся Снип.
- Не смей! - заплакала она, - Не смей умирать, я боюсь, знаешь как это страшно остаться одной?
Знаю, мне это ещё Ольга говорила и тоже просила остаться, а когда не удержала, то нашла другого и ушла. И ты уйдешь, разные у нас дороги.
- Ладно одевайся и пошли завтракать, вон внизу ребята уже посудой гремят, - предложил Снип.
Глава третья
Утром из больницы ставшей фронтовым госпиталем часть раненых готовили к отправке. Туда же подходили беженцы, спасавшиеся из разрушенных войной поселков и городков. Женщины и дети. Дети жались к матерям, те судорожно вцепились в сумки с вещами. Пожилых людей и совсем уж стариков не было, они оставались в своих домах, даже если от домов остались руины, они оставались жить, а уж если придется, то и умирать у родных стен. Была сформирована колонна из пяти пассажирских автобусов с конвоем ополченцев для защиты от мародеров. Конвой из четырех местных пожилых мужиков ополченцев вооруженных АКМами, ждал отправки колонны, стоя у побитой легковой машины. Уже жарко, угнетающий жар атмосферы отчаяния людей нежданно лишившихся всего. Позади война и страх, впереди страх и неизвестность.
- Мамочка я пить хочу, - заплакала худенькая девочка. Ее мать ещё молодая женщина пошарила рукой в сумке, воды не было, растерянно оглядываясь, она сказала дочке:
- Потерпи, сейчас принесу.
Пожилой ополченец, обросший седой недельной щетиной, от машины быстро подошел к ребенку и протянул ей солдатскую фляжку в зеленом матерчатом чехле.
- Пей внучка,
Девочка жадно выпила воды.
- Спасибо дедушка, - возвращая флягу, вежливо сказала она.
- Папка то твой где? - ласково спросил ополченец,
- В отряде у "Дрозда", - вместо дочки негромко ответила мать, - нас вот в Кострому к сестре своей отправляет.
- Уж не знаю, как и встретят, - тягостно вздохнула она.
- А у нас в России нет никого, - грустно сказала ее соседка.
Было душно, над ждущими отправки людьми, роились жадные до человеческой крови оводы и любящие навоз и мертвячину зеленые мухи.
Снип издалека из-за ограды здания наблюдал за погрузкой раненых в автобус. Вон Максим вышел неловко прыгая на одной левой и поджимая правую раненую ногу, за ним вышли поддерживая друг друга ещё двое раненых. Все трое бледные, с осунувшимися за одну ночь лицами, одежда с "чужого плеча" мятая, грязная, старые рваные камуфлированные штаны в темных пятнах засохшей крови. Все трое были обуты в тапки без задников, без ремней и разгрузок. Снип подавил первое острое желание, пойти, найти и искалечить мародеров обворовавших раненых в госпитале. Войну дети, надо знать и такой. Это урок, жестокий как оскорбительная оплеуха, надеюсь вы его запомните.
- Пойдем, - попросила его рядом стоящая Ксюша, - Женька, там в морге, надо забрать, похоронить по-людски. Ты же мне поможешь?
- Иди, простись, - тихо сказал Снип, - я потом подойду.
Погрузка раненых и беженцев окончилась. Колонна выехала со двора. Снип из кармана летней куртки достал сотовый телефон, отправил СМС по знакомому номеру: "Видел Максима. Он ранен, легко, эвакуирован. Выезжай в Ростов - на - Дону. Деньги скину тебе на телефон. После его прибытия мне сообщат его точный адрес, перешлю тебе. Следи за сыном. Олег"
На местном кладбище читал заупокойную молитву священник, мертвое тело завернутое в солдатский саван плащ - накидку, лежало у края могилы. Бойцы ДРГ стояли у могилы с обнаженными головами. Ксюша всхлипывала и крепко держала Снипа за руку. Зря ты так, от судьбы девушка, мужика за ручку не удержишь. "Дарует тебе Господи вечный покой" - негромко читал священник. Бойцам было все равно, что, как и о чём читает этот престарелый бородатый мужик в рясе. Покойника они знали мало, но хорошо знали, что тому уже все безразлично. То, что они нашли машину для перевозки тела и пригласили священника для отпевания, они делали не для покойника, а для себя, в надежде живых, что и их тела не бросят гнить в поле, на корм воронам и бродячим псам. Молитва окончена, тело опущено в могилу, быстро закидано землей. Какой тебе Жекан, прием Господь устроит, не ведаем, а мы сделали, что смогли. Ну до встречи ...
Слева от разбитой дороги поле боя с выжженной травой и побитой техникой и справа от дороги перепаханное снарядами поле с убитыми танками, БМП и БТРами. Армейская механизированная бригада при наступлении на позиции ополчения попала под огонь "Градов". В разбитых боевых машинах кусками обгорелого мяса разлагались экипажи, их вынести, отпеть и предать земле, было некому. Ополченцы после боя восстанавливали оборонительные позиции, часть отдыхало, механики ремонтировали технику. А местным жителям было не до сбора в своих полях чужих трупов. Местные хоронили своих, погибших от выпущенных в них танковых и артиллерийских снарядов, разбирали завалы разрушенных домов, местные жители со скорбью предавали земле тех кого убили при наступлении солдаты этой разбитой бригады, до того как самим попасть под уничтожающий огонь. А солдаты забытые и уже никому ненужные, брошенные в утиль военных сводок, гнили. Это разлагалось мясо войны, чьи-то дети, братья, отцы, мужья. Над их телами пировала смерть и стая голодных бродячих собак. Но смерти всегда мало добычи, она ненасытна.
Смерть услышала, а потом увидела колонну автобусов бежавших от нее и войны в сторону границы. Глядя в оптику Смерть отдала команду:
- Fire!
И люди в камуфляже укрывшись за подбитой бронетехникой стали стрелять из автоматов по автобусам. Один автобус с пробитыми баллонами, разрывая в клочья резину покрышек дымя жженой резиной проехал еще пару метров на скрежетавших ободах и остановился. Четыре остальных прибавив скорость, уходили из под обстрела.
- Это беженцы! Не стреляйте! Тут женщины, дети! - закричал смерти выскочивший из автобуса водитель.
- Fire! - по рации повторил приказ Феликс.
Водитель упал, убит. Из машины сопровождения колонны, выскочили ополченцы и открыли неприцельный беспорядочный огонь.
- Fire!
На открытой дороге легко было расстреливать этих людей. Они могли спрятаться за автобус и используя его как прикрытие, повести ответный огонь, но не сделали этого.
- Fire!
И они были убиты.
- Go! - приказал Феликс и условными жестами показал, кому надо выполнить приказ и идти вперед.
В его группе "Counter-Strike" говорили на знакомом наемникам разных наций английском языке. Позывной для группы "Counter-Strike" или "C/S" выбрали с прицелом на популярную игру, в ней они "контры" против "терроров", группа дублер с тем же названием была в одном из территориальных батальонов Украины. И все что делали люди Феликса, приписывали им. Название "Counter-Strike" особенно нравилось новичкам - аборигенам из местных. В компании наемников они чувствовали себя "крутыми профи". Любили рассказывать, как жгли "Беркут" на майдане, а затем безоружных и беспомощных русских "колорадов" в Одессе. Феликс известный в этих краях как "Rudyard" взял их в свою команду делать грязную работу, пытать и расстреливать пленных, сам он брезговал делать это. Зачем? Он шляхтич, они смерды - холопы, вот пусть и работают. Бабка Феликса со стороны матери, как и тысячи поляков погибла в Волыни, во время известной волынкой резни устроенной УПА. Мать передала ему память о бабушке и ненависть к ее убийцам. В 2013 году он положил свой букет алых роз перевитых лентами с цветами польского флага на постамент, вновь открытого памятника в городе Громник. "Если я забуду о них, ты Боже, на земле забудь обо мне", такие высечены на камне слова. Он не забыл. И теперь с большим удовлетворением наблюдал, как эти холопы убивают друг друга. К России и русским он испытывал чувство стойкого часто совершенно иррационального недоброжелательства, а вот "западненцев" махавших флагами УПА презирал и ненавидел. Они думали, что он за деньги воюет с москалями за едину Украину в единой Европе. Чушь, как и тысячи поляков по контракту пришедших на эту войну, он воюет и работает только на себя. На себя и на Польшу. И не просто на Польшу, а на Светлейшую Речь Посполитую польскую - Najja?niejsza Rzeczpospolita Polska. Najja?niejsza Rzeczpospolita Polska от волн студеной Балтики до Черного моря, это заветная польская мечта, а он был почти по европейски рационалистичен и не имел привычки предаваться бессмысленным фантазиям, но так же рационалистично мыслящие господа мечтатели из Варшавы просчитывали варианты реализации своих сокровенных вековых желаний. Шанс был. И он кроме денег воевал за этот шанс и за родовое имение с могилами своих предков под Львом.
