Питер Шеффер - Эквус
ДАЙЗЕРТ. Послушайте: даже если вы правы, почему кому-то могло прийти в голову делать такие странные вещи? Почему какой-то парень предпочитал ездить верхом в одиночестве по ночам, когда тем же самым он мог с успехом вместе со всеми заниматься днем?
ДЭЛТОН. Это вы меня спрашиваете? Ведь сумасшедший-то он, разве не так?
(Дэлтон покидает площадку и садится на свое место. Дайзерт провожает его взглядом.)
АЛАН. Это было сексуально.
ДАЙЗЕРТ. Его запись была готова тем же вечером.
13
(Алан сидит на кровати с диктофоном в руках. К нему стремительно подходит Медсестра, забирает диктофон, подает Дайзерту и возвращается на свое место.)
АЛАН. Ведь это именно то, что вы хотите знать, да? Все верно, все так и было. Я говорю о пляже. О том времени, когда я был ребенком. То, что я рассказал вам о… (Пауза. Он переживает глубокий моральный дискомфорт. Дайзерт сидит на левой скамейке, слушая его. В руках у него журнал. Алан спрыгивает с кровати и становится прямо за его спиной.)
Я несся верхом на коне. Ощущая ногами пот, выступавший на его шее. Парень крепко держал меня и позволял поворачивать туда, куда мне хотелось. Представляете, вся эта сила двигалась, подчиняясь вашей воле… Его бока были горячие и пахли… Внезапно отец скинул меня на землю. Я готов был треснуть его…
(Пауза.)
И еще. Когда я впервые увидел этого коня, то сразу же обратил внимание на его губы. Его рот был огромен. И там была уздечка. Парень дергал за нее, и на землю капала пена. Я спросил: «Это больно?» А он сказал… конь сказал… сказал…
(Он замолкает, словно одержимый болью. Дайзерт делает запись в журнале. Безнадежно.)
Потом было всегда одно и то же. Каждый раз, когда я слышал стук копыт, я срывался с места и бежал смотреть. Из какого бы глухого деревенского закоулка ни доносился этот звук. Я не мог оторвать взгляда. Все смотрел на их шкуру. На изгиб их шеи и пот, сверкавший в складках кожи… (Пауза.) Даже не могу вспомнить, когда это началось. Мама читала мне о Принце, которого никто не мог оседлать, кроме одного юноши. Или о белом коне из Откровения… «И вот конь белый, и сидящий на нем называется Верный и Истинный… Очи у него как пламень огненный… Имя его неведомо никому, кроме Его Самого». [8] Слова, словно вожжи, стремена, ремни… «и дан был ему венец; и вышел он победоносным и чтобы победить!» [9]…Уже одни только слова давали почувствовать… Годами я скрывал это ото всех. Мама бы не поняла. Она любила «верховую езду». Котелок и галифе! «Мой дедушка одевался в стиле коня». Что это значит? Ведь конь не одет. Это самое обнаженное существо, которое только можно отыскать! Более, чем собака или кошка, или кто-нибудь еще. Даже самая задрипанная старая кляча имеет свою жизнь! И котелки с галифе — это грязно!.. Поганые жокеи! Вырядятся во всю эту дрянь, чтобы тем самым осквернить их прекрасный аллюр!.. Никто не понимает!.. Кроме ковбоев. Они понимают. Я хочу быть ковбоем. Они свободны. Они мчатся, раскачиваясь в седле, а вокруг мили и мили свежей травы… Готов поспорить, все ковбои — сироты!.. Готов поспорить, это так!
МЕДСЕСТРА. Доктор, вас хочет видеть Мистер Стрэнг.
ДАЙЗЕРТ (удивленно). Мистер Стрэнг? Пригласите его, пожалуйста.
АЛАН. Никто не скажет ковбоям: «Если вы понимаете, что я имею в виду». Просто не посмеет. Или снова и снова этот «Господь». (Передразнивая мать.) «Господь видит тебя, Алан. Глаза Господа повсюду…»
(Внезапно прекращает паясничать.)
Я больше не могу!.. Я ненавижу это!.. Можете свистнуть Медсестру. Я закончил!
(Рассерженный, он возвращается на свою кровать и набрасывает на себя одеяло. Дайзерт выключает магнитофон.)
14
(На площадку выходит Фрэнк Стрэнг, держа в руках шляпу. Он смущен и нервозен.)
ДАЙЗЕРТ (радушно). Здравствуйте, мистер Стрэнг.
ФРЭНК. Я просто проходил мимо. Надеюсь, еще не очень поздно.
ДАЙЗЕРТ. О, конечно, нет. Я в восторге, что вы пришли.
ФРЭНК. Моя жена не знает, что я здесь. Был бы очень признателен, если б вы не посвящали ее… если вы понимаете, что я имею в виду.
ДАЙЗЕРТ. Все, что происходит в этой комнате, конфиденциально, мистер Стрэнг.
ФРЭНК. Надеюсь, что так… Надеюсь, что так…
ДАЙЗЕРТ (вежливо). Вы имеете что-нибудь сообщить мне?
ФРЭНК. Да, факт остается фактом, имею.
ДАЙЗЕРТ. Ваша жена рассказывала мне о фотографии.
ФРЭНК. Я знаю, что все было по-другому! Это о том же, но это не так… Я хотел вам рассказать о другом происшествии, но не смог при Доре. Это выше моих сил. Но вам я могу показать, к чему приводит вся эта религиозная дребедень, которой она пичкала его за моей спиной.
ДАЙЗЕРТ. К чему же она приводит?
ФРЭНК. К ужасным вещам.
ДАЙЗЕРТ. А именно?
ФРЭНК. К тому, чему я был свидетелем.
ДАЙЗЕРТ. Где?
ФРЭНК. Дома.
ДАЙЗЕРТ. Продолжайте.
ФРЭНК. Было уже поздно. Мне понадобилось зачем-то сходить наверх. Мальчик давно был в постели, или так мне думалось.
ДАЙЗЕРТ. Продолжайте.
ФРЭНК. Когда я преодолел лестничный марш, то увидел, что дверь его спальни слегка приоткрыта. Я уверен, он не догадывался об этом. Из комнаты доносились звуки песнопений.
ДАЙЗЕРТ. Песнопений?
ФРЭНК. Что-то из Библии. Один из стихов, которые мать всегда читала ему.
ДАЙЗЕРТ. О чем же был стих?
ФРЭНК. Рождения. Такой-то и такой-то родил, ну, вы знаете, кого. Родословная.
ДАЙЗЕРТ. А вы не могли бы вспомнить, как примерно звучал стих Алана?
ФРЭНК. Ну, что-то вроде… Я стоял в абсолютном изумлении. Первое слово, которое я услышал, было…
АЛАН (быстро встает на ноги и поет). Принц!
ДАЙЗЕРТ. Принц?
ФРЭНК. Принц родил Курбета. [10] Чепуха, какая-то.
(Алан медленно движется к центру авансцены.)
АЛАН. А Курбет родил Курбетуса! А Курбетус родил Бокуса!
ФРЭНК. Я заглянул в его комнату и увидел, что он в одной пижаме стоит, озаренный луной, напротив той большой фотографии.
ДАЙЗЕРТ. Фотография лошади с огромными глазами?
ФРЭНК. Совершенно верно.
АЛАН. Бокус родил Скачкуса. А Скачкус родил Храбруса Великого, который жил три века подряд!
ФРЭНК. Я, разумеется, не могу ручаться за точность имен, но в остальном все было так, как я говорю. Затем он неожиданно встал на колени.
ДАЙЗЕРТ. Перед фотографией?
ФРЭНК. Да. Примерно на один фут правее кровати.
АЛАН (опускаясь на колени). А Бёдрус родил Шейуса. А Шейус родил Пятнуса, Короля Плевков. А Пятнус учредил дзынь-делень.
(Алан падает ниц.)
ДАЙЗЕРТ. Что?
ФРЭНК. Я уверен, что он произнес именно это слово. Я бы никогда его не забыл. Дзынь-делень.
(Алан вскидывает голову и тянется руками вверх в экстазе славословия.)
АЛАН. И сказал он: «Се Эквус — сын мой единородный, даю его вам!»
ДАЙЗЕРТ. Эквус?
ФРЭНК. Да. У меня нет сомнений. Он повторил это слово несколько раз. «Эквус, сын мой единородный».
АЛАН (торжественно). Эк… вус!
ДАЙЗЕРТ (внезапно понимая; почти про себя). Эк… Эк…
ФРЭНК (смущенно). А потом…
ДАЙЗЕРТ. Да, что?
ФРЭНК. Он достал из кармана кусок веревки. Сделал из нее петлю. И вложил себе в рот.
(Алан затягивает невидимую петлю.)
А потом поднял с пола вешалку для пальто и… и…
ДАЙЗЕРТ. Начал бить себя?
(Алан жестами бьет себя, постепенно увеличивая скорость и силу ударов. Пауза.)
ФРЭНК. Теперь вы понимаете, почему я не мог рассказать его матери… Религия. Религия — та кнопка, которая запустила эту машину!
ДАЙЗЕРТ. И что вы предприняли?
ФРЭНК. Ничего. Я закашлял и вернулся вниз.
(Юноша спохватывается: вытаскивает изо рта веревку и забирается обратно в постель.)
ДАЙЗЕРТ. А потом, позже вы с ним не говорили об этом? Как-нибудь не намекали?
ФРЭНК (безнадежно). Я не смею говорить о таких вещах, доктор. Это не в моих правилах.
ДАЙЗЕРТ (доброжелательно). Понимаю вас.
ФРЭНК. Но я подумал, что вам просто обязан рассказать… Затем и пришел.
ДАЙЗЕРТ (горячо благодаря). Да. Я очень признателен вам. Спасибо.
(Пауза.)
ФРЭНК. Вот, и потом…
ДАЙЗЕРТ. Да? Еще что-то случилось?
ФРЭНК (еще более смущенно). Одна важная деталь. Один нюанс.
ДАЙЗЕРТ. Что такое?
ФРЭНК. В ту ночь, когда он сделал это, эту ужасную вещь в конюшне…
ДАЙЗЕРТ. Да?
ФРЭНК. В ту самую ночь он был с девушкой.
ДАЙЗЕРТ. Откуда вам известно?
ФРЭНК. Просто знаю, и все.
ДАЙЗЕРТ (озадаченно). Он вам рассказал?
ФРЭНК. Больше я ничего не могу добавить.
