Зот Тоболкин - Пьесы
Л и з а в е т а. Раньше-то он все время около тебя вился.
Любава сердито отмахивается.
Я шляпку тебе купила. Эту шляпку на пень напяль — пнем соблазнятся. Тебе и дарить боюсь.
Л ю б а в а. Не дари.
Л и з а в е т а. Все же подарю… люблю дарить. Примерь.
Л ю б а в а. Спасибо. (Но примерять не стала.)
Л и з а в е т а. Примерь, примерь! (Пока Любава примеряет.) Ваня-то… целоваться ко мне лез. Осмелел парень!
Л ю б а в а (яростно). Целуйтесь! (Тихо.) Целуйтесь. Только меня в свои отношения не впутывайте.
Л и з а в е т а. Все еще на дистанции держишь его? А я бы на твоем месте сократила дистанцию.
Л ю б а в а. Ты этой темы не касайся. Слыхала?
Л и з а в е т а. Могу. (Выглянув в окно.) А вон и Ванечка сюда хромает.
Входит И в а н.
Что, думал, свидетелей нет?
И в а н. У тебя одно на уме.
Л и з а в е т а. Хоть бы поздоровался, невежа!
И в а н. Раз десять здоровались на дню…
Л и з а в е т а. Разве? А я и не заметила…
И в а н. Мудрено заметить. Следишь за мной, будто сыщиком нанялась.
Л и з а в е т а. Была охота следить! Сам не даешь проходу: то в одном переулке встретишься, то в другом. И все за бочок норовишь… или еще за что помягче.
И в а н. Кто не знает тебя — поверит. Выйди-ка! Мне с Любавой поговорить надо.
Л и з а в е т а. При мне говори… Ведь ты по делу? Вот и говори в моем присутствии, чтобы морального разложения не случилось.
И в а н. Сейчас вытолкну отсюда — вот и будет тебе разложение! Уйдешь или нет?
Л и з а в е т а (зашипев, подскочила к Любаве). А, снюхались? Присушила голубчика?
И в а н. Началась сказка про белого бычка.
Л и з а в е т а. Может, и про бычка, только не про белого. Про того, который сердце мое высушил! (Указав на Любаву.) Да еще про змею про эту, которая подружкой моей притворялась.
Л ю б а в а. Довольно! Ты не ходи сюда, Ваня! (Лизавете.) И ты пореже захаживай. Устала я от вас. Ото всех устала.
Л и з а в е т а, хлопнув дверью, выскакивает из избы.
И в а н. Все время гонишь меня. А что я плохого сделал? Хоть одно словечко обидное сказал? За что гонишь, Люба?
Л ю б а в а. Пустая я, Ваня, до донышка выпитая. А ведь ты ждешь от меня чего-то.
И в а н. Ничего не жду. А что хожу иногда, что помогаю, так разве это запрещено? Вижу, как гнешься одна на ферме. Никто по стольку не работает.
Л ю б а в а. Тем и спасаюсь. Я забываюсь там, Ваня.
И в а н. Ты много взвалила на себя… не по силам взвалила. Надорвешься!
Л ю б а в а. А для кого мне беречься? Все постылые.
И в а н (тихо). Для меня хотя бы. (Горячо.) Я понимаю, человек я для тебя неинтересный… Но ведь человек же! А человек для человека живет. Такой уж закон у жизни.
Л ю б а в а. Ловко подвел!
И в а н. Не я, факты к тому подводят. Возьми хоть братьев своих… отца. Антон парнишкой, молоко на губах не обсохло, под танк со связкой гранат бросился. Нил амбразуру собой закрыл… Они же не ради славы, Люба! Они за Родину, за вас жизни свои отдали… Вот я и говорю: человек для человека.
Л ю б а в а (потянулась к нему, но тут же одернула себя). Наплел тут… про Антона, про Нила… Зря извилины напрягал!
И в а н. Люба, Любушка! Ведь я от души… я…
Л ю б а в а. Ты от души, а мне душно, душно от твоих разговоров! Мне впору головой о стенку биться. (Умоляюще.) Пощади меня, Ваня! Пощади, если хоть сколько-нибудь любишь меня… Любишь?
И в а н. Ты же знаешь…
Л ю б а в а. Тогда не заговаривай больше об этом… Оставь меня, чтобы я против себя самой не пошла. Навсегда оставь, Ваня!
И в а н. Ну вот… все. А я думал… я жил тобою, Любава! Больно-то как! Если бы ты знала, как больно! (Трет ослепшие от боли глаза, выходит, столкнувшись со старшим братом.)
Р у ш к и н. Ага, вот он! А я ищу, ищу его по всей деревне! Хорошо ли в мои-то годы челноком сновать?
И в а н (трясущимися губами). Чего тебе?
Р у ш к и н. Шемякин приехал. Созвали экстренное правление. Тебя требуют.
И в а н. Не пойду. У меня трактор стоит заведенный.
Р у ш к и н. Заглуши. А на правление идти придется. Сам секретарь райкома твоей личностью заинтересовался.
Л ю б а в а. Насчет участка-то вы решили? Дадите участок?
Р у ш к и н. Дадим, решили… Только управишься ли? Двойная обуза…
Л ю б а в а. Попробую. Где наша не пропадала!
И в а н. Не управится — я помогу. Да ведь это все полумеры. Надо звено создавать, чтобы корма добывало. У доярок свое назначение.
Р у ш к и н. Звено-о? Шустрый какой! Где его взять, звено? Народу-то сам знаешь сколько.
И в а н. Ну, так езди на безотказных… выжимай из них все соки. (Выходит.)
Р у ш к и н. Донимает братан? Он такой, он настырный. (Печально вздохнув.) Женились бы вы! Чем не пара?
Л ю б а в а. Советчиков-то вокруг! И все бесплатно советуют. Все знают, как жить. Одна я только не знаю.
Входит М а т р е н а.
Р у ш к и н (увидев ее, спешит улизнуть). Ну что, отхворалась, тетка? Ишь как на пенсии-то раздобрела! Государство, стало быть, не напрасно пенсии установило.
М а т р е н а. Век бы ее не было, этой пенсии. Я из-за нее без дела осталась… Руки ноют без дела-то! Определяй давай на работу. Я не привыкла, лежа на печке, кирпичи гладить.
Р у ш к и н. А, вон ты о чем! Это я в два счета утрясу. (Задумался.) За племенными телятами ходить будешь?
М а т р е н а. Я и без указки за ними хожу.
Р у ш к и н. Ты же неофициально, так сказать, из чистого патриотизма. Я тебя официально к этому делу припишу. Смотри получше ухаживай, тетка! Будущих рекордисток пестуешь…
М а т р е н а. Лекордисток! Все бы так! Лекордистки-то — руки Любавины!
Р у ш к и н. Что верно, то верно. Любава у тебя беспокойная. В мать удалась.
М а т р е н а. Полно глаза-то замазывать, мытарь! Когда на ферме порядок будет? Одна только Любава и гнется. Другие что, не колхозницы? На коровенок глядеть срам! А городские люди молоко от них пьют.
Р у ш к и н. Меня что… Тех вон ругай, которые из колхозу бегут.
М а т р е н а. Бегут — стало быть, сам виноват. Аль кто другой из начальства. Народ зря с места не стронется.
Р у ш к и н. Мы-то с тобой на месте! И Любава на месте.
М а т р е н а. Не оправдывайся, Лексан. Начала — до конца выговорюсь.
Р у ш к и н (покорившись). Ну ладно, крой, только негромко, чтоб со стороны не слыхали. Ты выйди пока, Любава. Любава уходит.
М а т р е н а. Пить когда перестанешь?
Р у ш к и н. Я помаленьку, тетка. С устатку.
М а т р е н а. Достукаешься — снимут с председателей.
Р у ш к и н. Митя и то уж грозит свергнуть. А я сам того желаю, не отпускают. Руководи, дескать. Было бы кем руководить! Вот брошу все и смоюсь отсюда куда глаза глядят!
М а т р е н а. Ишь, запел, окаянный! Ты служи, служи, старайся! Бегать все умеют… Мужику землю обихаживать надо. На то он и мужик.
Р у ш к и н. Земли-то вон сколь! Всю не обиходишь.
М а т р е н а. А как мы без вас выкручивались в войну? Лошадей не было, тракторов не было. Все на себе да на коровенках. А с голоду не помирали, а вы на фронте нужды не испытывали.
Р у ш к и н. Война — время особенное. Тогда ни с чем не считались. И разговор был короткий в случае чего. Щас не те времена.
М а т р е н а. Распустили народ, разбаловали! И сами разбаловались. Своя машина есть — мало. Подай колхозную. Дом рубленый — плохо. Из кирпича дворец надо… И деньгу положили, как министру. По заслугам ли?
Р у ш к и н. Миром думали. Я не ставил условий. А насчет заслуг давай помолчим. Кто по утрам в окна стучится? «На наряд, колхознички!» Мужики еще так-сяк, а баб не дозовешься. Шефы на сенокос приехали — стыдобушка! Городские женщины литовками машут — наши иванов день аж празднуют. Дарья Черняева с Аксиньей Глушковой посреди улицы за волосы друг друга таскали.
М а т р е н а. С тебя пример берут. Председатель пьет, и колхознички не промажут. Тем и веру у людей отбиваешь. Вон Иван твой… одна кровь, а трезвенник. Можно сказать, клад-парень.
Р у ш к и н (ловко переводя разговор). Клад, а подобрать его некому. Отшивает Любава. Занеслась или царевича ждет?
М а т р е н а. Некого ей ждать, Лексан, знаешь. И заноситься не с чего. Сергея в сердце хранит.
Р у ш к и н. Лучше-то никого не нашлось? Хранит какого-то сукина сына.
М а т р е н а. Сама так же думаю. Но ведь ей не прикажешь.
Р у ш к и н. А ты повлияй… по-матерински. Ну ладно, побегу в контору. Там правление собралось.
