Людмила Улицкая - Русское варенье
АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. О чем ты говоришь, Наток? В этом году пятьдесят лет, как мы с Анной Павловной знакомы… Мы познакомились в год, когда она закончила хореографическое училище и получила первую партию…
МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Жизели?
Мощный кошачий вопль с улицы.
КОНСТАНТИН. Я ее, заразу, убью.
По лестнице спускается Лиза– одежда ее пародирует балетную пачку. Она берет Андрея Ивановича под руку.
ЛИЗА. Дюдя, а можно я буду твоим шафером?
АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. На похоронах?
ЛИЗА. На свадьбе!
Они выходят. Хлопает дверь, электричество отключается.
МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА (вслед). Лизик! Осторожно на шоссе! Дорога мокрая! (Садится.) Бедный Николай! Какое счастье, что до этого не дожил! Эта жизнь, шаляй-валяй! Никакой дисциплины, никакого порядка! Он бы этого просто не пережил!
НАТАЛЬЯ ИВАНОВНА. Да! Он и того-то не пережил!
Интермедия
Вставка в темноте, означающая протекание времени. Вспыхивают свечи, фонарики, движутся по сцене фигуры в разных направлениях, среди них медсестра в белом халате, Семен и некто в кепке. Мелькает даже Микки Маус. Музыка, построенная из партии ударных, фортепианной игры Андрея Ивановича, стрекота пишущей машинки, трелей телефонных звонков, мяуканья кошки. На этом фоне звучат реплики.
– Осторожно! Уборная не работает!
– Где эти битые яйца?
– Это медсестра пришла делать Константину укол.
– Надо вызвать мастера по ремонту пишущих машинок! Это катастрофа! Я не могу работать!
– Он не работает!
– Она не работает!
– Я работаю как ломовая лошадь!
– Не надо идеализировать прошлое!
– Не надо идеализировать будущее!
– Вы серо живете, вы много говорите ненужного!
– Дача разваливается! Ну неужели никто ничего не сделает?
– Надо позвать человека! Где Семен?
– Пускай Ростислав в конце концов займется домом!
– Надо перестать восхищаться собой! Надо работать! Надо тяжело работать!
– Лучше помолчим!
– Идеалы добра и общественного самосознания!
– Пятьсот долларов в неделю на хозяйство…
– Ермолай купил имение, прекрасней которого ничего нет на свете.
– Антон Павлович много насочинял: кое-что преувеличил, кое-что изменил…
– Лиза! Воздержись!
– Какой у вас голос… возбуждающий…
– Я не работал ни разу в жизни. Лакей стаскивал сапоги. Я буду работать.
– Пускай работает рабочий! И не рабочий, если хочет! А я работать не хочу!
– Не надо идеализировать прошлое!
– Теперешняя жизнь будет со временем казаться странной, неумной и грешной…
– Поставьте самовар! Кто-нибудь, поставьте самовар!
– Прививки от бешенства! Сорок прививок от бешенства! Всем прививки от бешенства!
– Прививки от тихого помешательства!
– Если бы жить начать снова!
– В нашем городе самые порядочные, самые благородные и воспитанные люди – это военные!
– Пекин. Здесь свирепствует атипичная пневмония. Простите, оспа.
– Каких-нибудь двести-триста лет…
– Не надо идеализировать будущее!
– Живем в таком климате, того и гляди снег пойдет…
– У Гоголя сказано: скучно жить на этом свете, господа!
– Пасха! Пасха! Святая Пасха!
– Где Семен? Канализацию прорвало! Семен! Где Семен?
– Пасха!
– А Римского Папу не впускать! Не впускать!
Действие второе
Интермедия продолжается в темноте, все те же реплики. Возглас «Пасха!». Колокольный звон. Загорается свет. Утро. Кое-где шторы отодвинуты, проникает свет. Накрыт стол. Куличи, пасха, крашеные яйца. Жареный поросенок. За столом никого. Вокруг стола несколько стульев, остальные стулья перевернуты. Слышен стук пишущей машинки. Распахивается дверь. В ярко освещенном дверном проеме – молодая красивая пара, Ростислав и его жена Алла, она же писательница Евдокия Калугина. В их одежде много белого, по контрасту с окружающим оба словно светятся на блеклом фоне гостиной.
РОСТИСЛАВ. Смотри-ка! Стол накрыт, и никого нет!
АЛЛА. Да, пир горой…
РОСТИСЛАВ. Стол ломится.
АЛЛА. А стулья, видишь, уже все сломились.
РОСТИСЛАВ. Да… разруха!
АЛЛА. Действительно, пора с этим кончать.
РОСТИСЛАВ. С этим трудно кончать. Кусок жизни…
АЛЛА. А чем так пахнет?
РОСТИСЛАВ (неуверенно). Куличами…
АЛЛА. Куличами тоже немного пахнет… Но в основном… (Принюхивается, морщится.) А почему такая темень в доме?
Ростислав отодвигает тяжелые занавеси, свет падает из окна. Ростислав чихает. Открывает окно. Чихает Алла.
РОСТИСЛАВ. Вот и светло.
АЛЛА. Какая пылища! Шторы лет десять не стирали…
РОСТИСЛАВ. Когда еще дед был жив, там, на южной стороне, были оранжереи… Ананасы, абрикосы, орхидеи…
АЛЛА. Мичуринские?
РОСТИСЛАВ. Нет, еще от старой усадьбы…
АЛЛА. Интересно, куда все подевались? Одиннадцать часов.
РОСТИСЛАВ. Спят, я полагаю… (Звонит мобильный телефон.) Это не мой вопрос. К заместителю. Нет, не обсуждается.
АЛЛА. Я считаю, что надо им сообщить… Пора с этим кончать…
РОСТИСЛАВ. Это не так просто. Ты совершенно не понимаешь маминой психологии. Она всегда смиряется с любым фактом. Но – постфактум. (Искренне любуется женой.) Дуся моя, ты шикарно выглядишь!
Ласковое прикосновение, на которое Алла снисходительно отвечает. Раздается дробь пишущей машинки.
РОСТИСЛАВ. Слышь, все спят, а она работает. Как пчелка. Тебя, дуся моя, переводит. Боюсь, не самая удачная твоя идея.
АЛЛА. Котик! А у меня были когда-нибудь неудачные идеи? Может, я – неудачница? И муж у меня – лох? И дети – придурки? Может, двадцать миллионов баб от меня не тащатся?
РОСТИСЛАВ. И как тащатся…
АЛЛА. Или ты думаешь, что от моих книг англоязычное бабье не протащится? Что у них – бабье другое?
РОСТИСЛАВ. Почему другое? Точно такое же, как у нас!
АЛЛА. И не протащатся?
РОСТИСЛАВ. Протащатся, Дуся моя, конечно, протащатся! Куда им деваться…
Звонит мобильный телефон.
АЛЛА. Слушаю. Простите, какой журнал? Нет, не поняла, интервью? Я подумаю. Позвоните, пожалуйста, во вторник моему литагенту Да, спасибо… Совсем обнаглели… Да, так вот: в этом деле главное с правильной карты зайти…
РОСТИСЛАВ. Ну ты нахалка! Моими словами чешешь! Это же я всю жизнь тебя учил – насчет правильной карты!
АЛЛА. Научил. А здесь, ей-богу, пованивает…
РОСТИСЛАВ. Значит, муж у тебя – ничего, в порядке?
Обнимает ее сзади, она прижимается к нему. Ростислав садится в кресло-качалку.
АЛЛА. Не садись! Испачкаешься!
Он пытается усадить ее к себе на колени.
АЛЛА. Кресло-качалка точно рассыплется…
РОСТИСЛАВ. А как романтично!
АЛЛА. Муж ты – в полном порядке. Но семейство твое малахольное…
Увлечены любовной игрой.
РОСТИСЛАВ. Я люблю идею семьи. Семейные ценности… Я люблю мою семью. Согласен, они несколько малахольные. (Смеется.) Это малахольное семейство представляет собой вымирающую русскую интеллигенцию. Другой такой нет… Страшно далека она от народа… Герцен ее будил, будил… Не помнишь? В школе по литературе проходила, дуся моя?
АЛЛА. Проходила. По биологии… Вымершие животные. Называются динозавры.
РОСТИСЛАВ. Нет, по литературе. Называются лишние люди… Теперь таких не делают. Раритет, я же говорю! (Звонит мобильный.) Не понял. У нас с ним не одна сделка идет, а две параллельные. Пока.
АЛЛА. Нашел раритет! Полстраны таких раритетов! Три четверти населения – лишние люди. Никто не хочет работать!
РОСТИСЛАВ. И все-таки я уверен, история нашей семьи – прекрасный сюжет для твоей книги.
АЛЛА. Очень статично. Никакой истории как раз и нет.
РОСТИСЛАВ. Ну что ты! Как раз это и интересно!
Звонит мобильный телефон.
АЛЛА. Какой тираж прошел? Немедленно допечатку! Пятьдесят? Двести пятьдесят, я говорю… (Отключает.)
РОСТИСЛАВ. Сколько всего произошло – революции, войны, репрессии, а они не изменились, несмотря ни на что – чистые люди! Они чистые люди!
АЛЛА. Не знаю, о чем ты… Чистые! Сплошная антисанитария. Надо продезинфицировать… а еще лучше – сжечь!
Смолкает стук пишущей машинки, входит Наталья Ивановна, кидаются в объятия друг другу. Целуются, снова целуются, снова целуются.
НАТАЛЬЯ ИВАНОВНА. Наконец-то! Ростик! Аллочка! Вы без детей? Как жалко! А где же Савик с Груней? Савик уже вернулся? Нет? Как вы чудно выгладите! Аллочка! Какая ты у нас красавица! Как же я рада, детки!
РОСТИСЛАВ (одновременно с матерью). Христос Воскрес! Приехали поздравить вас с Пасхой! Ну, как вы тут? Ой, подарки в машине оставил! Сейчас принесу! Где сестры мои?
НАТАЛЬЯ ИВАНОВНА. Что детки?
РОСТИСЛАВ. Савик в Лондоне, Грунька с няней. Новая гувернантка замечательная, с немецким, английским и французским, смешная девчонка швейцарка, ее прабабушка, представь, в России гувернанткой служила…
АЛЛА. Наталья Ивановна! Здесь так мило, такой участок огромный, и такое романтическое запустение… Как Леля, Варя? Лиза к нам заезжала как-то… Ростик, насчет швейцарки еще посмотрим, у меня есть некоторые сомнения. Савик в Лондоне до конца мая, а потом собирается на практику в Бразилию…
