Леонид Филатов - Свобода или смерть: трагикомическая фантазия (сборник)
Либерал. Это так!.. Но, вводя элемент позволения, вы прямо уничтожаете самую сущность бунта!.. Вы, так сказать, самое слово «бунт» вычеркиваете из лексикона!..
Консерватор. Мы не о полноте лексикона хлопочем, а о том, чтоб был бунт!.. Достигнуть же этого можно лишь в том случае, когда бунт будет поставлен нами, так сказать, на законную почву!..
Либерал. То есть снабжен всеми необходимыми разрешениями?.. Но это будет не бунт — поймите!.. Бунтовать возможно только без позволения!..
Консерватор. Вы говорите, это будет не бунт?.. Прекрасно!.. В таком случае, назовем его «чрезвычайным собранием» — и дело с концом!..
Появляется Доктор.
Доктор. Вы, господа, вероятно, бунтовать желаете?..
Голос из толпы. Да, Иван Карлыч!..Желательно бы!..
Доктор. Что ж, это можно. Разумеется, с условием, чтоб бунт проходил в порядке!..
Голос из толпы. Помилуйте, Иван Карлыч!.. Не в первый раз бунтовать!.. Кажется, знаем!..
Доктор. Я убежден, что вы не употребите во зло моим доверием. Но на всякий случай все-таки лучше, если кто-нибудь будет руководить бунтом. Господин Морковкин!.. Вы так долго служили предводителем до поступления в наше заведение, что порядки эти должны быть вам известны в подробностях. Я назначаю вас главным бунтовщиком!..
Доктор подходит к Провинциалу.
Доктор. Вот вам и развлечение!.. А вы еще жалуетесь!.. Наверное, вы никогда не видали бунтов?..
Провинциал. Помилуйте!.. Жить в провинции — и не видать бунтов!.. Да у нас там такие бывают бунты!..
Доктор. Да, но это бунты казенные, а у нас бунт вольный!..
Провинциал. А что, доктор… позволю я себе вас спросить… последствий никаких не будет?..
Доктор. Успокойтесь, голубчик!.. Наши бунты хорошие, доброкачественные бунты, и предмет их таков, против которого никогда бунтовать не запрещается!..
Сумасшедшие разбиваются на группы, строят подобие трибуны, на нее взбирается первый оратор. Это представитель либерального лагеря.
1-й либерал. Господа!.. Веяний в нашем обществе было много. Веяние радостных ожиданий, веяние горестных утрат, веяние хищничества!.. Теперь у нас эпоха торжества покаяния!.. Большинство стыдится и кается, меньшинство прощает и забывает прошлое. Пусть покаявшиеся и простившие сольются в одних общих объятиях!..
Все обнимаются и целуются.
Голоса.
— Каюсь, голубчик, грешен!..
— Полно, душа моя, кто старое помянет!..
— Искренне раскаиваюсь!..
— Э, да что там!..
— Простите, заблуждался!
— Не стоит вспоминать, голубчик!..
— Как мы дожили до этого дня и не задохлись?..
Провинциал. Скажи на милость, отчего это в других странах Европы люди живут себе смирно друг подле друга, делают каждый свое дело и не думают ни о сближении, ни об общении, мы же, русские, либо в зубы друг друга огорошить норовим, либо целоваться лезем?..
Прокоп. Будет тебе, душа моя! Новое время!.. Не сомневаться, а радоваться надо!..
Провинциал. Так-то оно так, брат… Но столь порывистый переход от беззаветного людоедства к не менее беззаветному либерализму представляется мне… как бы это сказать… не совсем естественным. Еще вчера ты был весь в навозе, а нынче, смотри, какой ты стал чистенький!..
Прокоп. Не мудри, душа моя!.. Сказано, торжество покаяния — значит, торжество покаяния!..
Провинциал. Нет, есть тут что-то неладное… Весь он вчерашний, и халат на нем вчерашний, и вчерашняя у него невежественность, только язык он себе новый привесил, и болтает этот язык одну только новую фразу…
Прокоп. Что же ты хочешь, душа моя!.. Либерализм задает теперь тон жизни!..
Провинциал. Это верно, брат!.. Но либеральничать так одноформенно может только такой человек, который, несомненно, находится под гнетом временного ошеломления..
2-й либерал. Свобода и гласность, господа, — вот наши принципы!.. Ведь это только клевещут на нас, будто бы мы не желаем свободы, в действительности мы только о ней и печалимся. Но разумеется, в пределах!.. Пусти-ка савраса без узды — он в один момент такого накуролесит, что годами потом не поправишь! А с уздой — святое дело!..
Голоса.
— Свобода свободой, господа, но необходимы пределы!
— Да, без узды тут не обойтись!..
— Свобода, разумеется, нужна, но в пределах!..
— Узда, только крепкая узда!..
— Свобода — хорошо, но в разумных пределах!..
3-й либерал. Запад разлагается, господа!.. Западная наука поражена бесплодием!.. Общественные и политические формы Запада представляют бесконечную цепь лжей!.. Европа гниет, а мы возрождаемся!.. Земля наша обильна!..
И на поверхности, и в недрах всего у нас довольно и для себя, и для Европы. Будет же носить чужое, заношенное белье!.. Пора произнести и свое собственное новое слово!..
Голоса.
— Новое слово, господа!..
— Пора сказать новое слово!..
— Вселенная ждет от нас нового слова!..
— Пришло время произнести новое слово!..
— Пора, давно пора, господа!..
4-й либерал. Господа!.. Наша талантливость так велика, что для нас не полагается никакой профессиональной подготовки. Свобода от наук не только не мешает, но служит рекомендацией, потому что сообщает человеку «букет свежести». «Умники» способны только разрушать, а мы хотим именно созидать и потому блюдем нашу «свежесть» паче зеницы ока. Мы твердо помним, что от нас ожидается новое слово, а для того, чтобы оно сказалось, мы не полагаем никаких других условий, кроме чистоты сердца и не вполне поврежденного ума!..
Голоса.
— Мы — талантливый народ!
— Свежесть — вот наш капитал!
— Долой умников!
— Главное — чистота сердца!
— К черту науку, господа!..
Провинциал. О господи!.. Человек, видевший в шкафу свод законов, считает себя юристом!.. Человек, изучивший форму кредитных билетов, называет себя финансистом!.. Человек, усмотревший нагую женщину, изъявляет желание быть акушером!..
5-й либерал. Мы — талантливый народ, господа!.. Ежели мы не изобрели пороха, это значит, что нам не было приказано. Ежели мы не опередили Европу на поприще общественного и политического устройства, то это означает, что и по сему предмету никаких указаний не последовало. Прикажут — и Россия завтра же покроется школами и университетами!..
Провинциал. Прикажут — и просвещение вместо школ сосредоточится в полицейских управлениях!.. И приказывали, господа!.. Еще Петр Великий приказал нам быть европейцами, а мы только в недавнее время попытались примерить на себя европейское платье, да и тут все раздумываем: а не рано ли?., а впору ли будет?..
От чего же мы отбояриваемся?.. Что мы защищаем?.. Ведь нету нас ничего, кроме пресловутой талантливости, то есть пустого места, на котором могут произрастать и пшеница, и чертополох!..
Без сведений, без приготовления, с одною развязностью мы бросаемся в пучину деятельности, тут тяпнем, там ляпнем!.. И вот при помощи этого бесценного свойства в целой природе нет места, в котором бы мы чего-нибудь не натяпали!..
И за всем тем нас ждет еще новое слово!.. Но, Боже мой, сколько же есть прекрасных и вполне испытанных старых слов, которых мы даже не пытались произнести, как уже хвастливо выступаем вперед с чем-то новым!
И честно ли, наконец, угрожать Вселенной новым словом, когда нам самим небезызвестно, что оно состоит из первых четырех правил арифметики?..
Речь Провинциал а, видимо, пришлась компании сумасшедших не по душе. Толпа приходит в негодование. Из общего ропота доносятся отдельные возмущенные реплики.
Голоса.
— «Умник!..» Среди нас «умник», господа!
— Нет, но какая разнузданность!
— Следует известить Ивана Карлыча!
— Ох уж мне эти «умники»!
Менандр. Господа!.. Этот человек — провинциал и не знает наших обычаев!.. Простим ему, господа!..
Председатель звонит в колокольчик, и порядок мало-помалу восстанавливается. Теперь трибуной овладевают представители лагеря Сомневающихся.
1-й сомневающийся. Господа!.. Мы живем в эпоху радостных надежд. Но будем смотреть правде в глаза. Теперь, куда ни взглянешь, кажется, и свободнее, и легче дышать, а не дышится — и все тут!..
Даже те, которым именно следовало бы дышать легче, и те пришли к недоумению: отчего, в самом деле, не дышится легче?!
Голоса.
— Верно!.. Не дышится, господа!..
— Вам дышится?.. И мне нет!..
— Дышится, но не легче!..
— А ведь должно дышаться!..
