Зот Тоболкин - Пьесы
Т а т ь я н а. Свинарки не люди, что ли?
И г о ш е в. Чо не люди-то? Люди, люди… А иные, вроде тебя, просто замечательные люди. Потому и жалею… Живешь как вдова… одна сына растишь. Это при живом-то муже!
Т а т ь я н а. Очень уж вы заботливы сегодня. Чую, не к добру.
И г о ш е в. А я всегда о людях забочусь. Должность моя такая.
Т а т ь я н а. Ох уж эта должностная работа! Сколько хлопот!..
И г о ш е в. Ты не остри, понимаешь. Ты давай на серьезный лад настраивайся.
Т а т ь я н а. Долго же вы мочало жуете. Короче-то нельзя, что ли?
И г о ш е в. Э, нет! Ты меня сперва напои-накорми, потом это…
Т а т ь я н а. В постель уложить, что ли?
И г о ш е в (смутившись). Совсем уж зарапортовалась. До чего языкатый народ — бабы! Хлебом их не корми, лишь бы язык почесать.
Т а т ь я н а. Ладно уж, садитесь за стол. Дома-то опять небось не поужинали?
И г о ш е в. Как-то так вышло… Ушел на работу — жена, понимаешь, спала. Пришел — она в школе… Так вот и живем с моей Петровной.
Т а т ь я н а. Вот и пуговица оторвалась на рубахе. Снимите, пришью.
И г о ш е в. Сам умею. Как-никак старшиной был в армии.
Т а т ь я н а. Снимайте. Пока ужинаете — пришью.
И г о ш е в. Ну, ежели охота, пожалуйста. (Снимает рубаху, садится за стол.) Готовить ты мастерица. Чего о супружнице моей не скажешь. Однако не думай, что пришел я токо ради этого.
Т а т ь я н а (берет рубашку, шьет). Я и не думаю.
И г о ш е в. И не воображай, что я это…
Т а т ь я н а. Что это?
И г о ш е в. Ну, вьюсь около тебя. Хотя женщина ты, конечно, красивая.
Т а т ь я н а. Около меня и виться бесполезно.
И г о ш е в. К нему присохла?
Т а т ь я н а. Не присыхала бы — не жила бы.
И г о ш е в. В жизни всяко бывает, Татьяна. Я вот… с Петровной своей…
Т а т ь я н а. Не ладится у вас, вижу.
И г о ш е в. Сушь-ка, меняй пластинку! Не про то завела.
Т а т ь я н а. Сами натолкнули.
И г о ш е в. Сам, сам!.. Сбила ты меня, вот что. Что-то важное собирался сказать.
Т а т ь я н а. Сказали уж: что не вьетесь около меня… И что дома вас не кормят.
И г о ш е в. Опять за рыбу деньги. Сушь-ка, не серди меня, а? Веди себя, как это…
Т а т ь я н а. Как именно?
И г о ш е в. Ну, как полагается. Да, так о чем я? Ага, вот… Мы на правлении решили Хорзовскую ферму тебе доверить.
Т а т ь я н а. За доверие спасибо. А только я не возьмусь.
И г о ш е в. Как это не возьмешься, когда мы решили?
Т а т ь я н а. Я-то не решила…
И г о ш е в. Ты коммунистка, между прочим. Сам лично рекомендацию давал.
Т а т ь я н а. Помню. Благодарна за это. Но не справлюсь, Сергей Саввич… Да и образования у меня нет. А руководить фермой без образования… сами понимаете.
И г о ш е в. Сушь-ка, ты не финти. Образование — штука наживная. Ты ведь токо курс или два всего не докончила…
Т а т ь я н а. Это когда было-то? Я все начисто перезабыла. Надо заново начинать.
И г о ш е в. Ничего, вспомнишь. Все равно ведь литературу-то почитываешь.
Т а т ь я н а. До литературы мне! Сын вот растет… возни с ним хватает. Ну и муж… и вообще… Нет, не справлюсь.
И г о ш е в. Сына в интернат определи. Мой в интернате, и — ничего, не жалуется. Там им лучше, чем с нами.
Т а т ь я н а. Я своего не отдам.
И г о ш е в. Да что он, маленький, что ли? А в интернате — режим, коллектив там и все такое прочее. Зря, что ль, интернаты придумывали? Не зря, я те точно говорю. Вот погоди, лет через десять-пятнадцать государство целиком возьмет на себя воспитание…
Т а т ь я н а. Может, и детей рожать будет государство?
И г о ш е в. Подсмеиваешь? А между прочим, один итальянец в колбе детей выращивал… Наука, она, брат, до всего додумается. Как говорится, для облегчения всеобщей участи…
Т а т ь я н а. Я на свою участь не жалуюсь.
Слышатся звуки гармошки.
Чей-то голос выводит:
«В тихий час, когда заря на крыше,
Как котенок моет лапкой рот,
Говор кроткий о тебе я слышу
Водяных, поющих с ветром сот…»[3]
Выстрел. Гармошка смолкла. Крик. Топот.
Вскоре с ружьем, с гармошкой под мышкой появляется П е т р. Он слегка пьян.
П е т р. Вон чо! Я тут лишний, кажись? Прошу пардону… не вовремя явился.
Т а т ь я н а. Уж точно что не во время. В пять часов обещал. А сейчас сколь?
И г о ш е в (смущен). Щас двадцать три пятнадцать. Точно так. Двадцать три и даже пятнадцать.
П е т р. Ты брось. Во Владивостоке пяти еще нет. (Поставил гармошку.) Вы не стесняйтесь, продолжайте.
И г о ш е в. Сушь-ка, Петр, ты это… ты не нагнетай тут черт те чего. Она мне пуговицу пришивала.
П е т р. Неаккуратно любитесь — пуговицы летят.
Т а т ь я н а. Что ты плетешь, Петя? Я ужин готовила. Я тебя ждала…
П е т р. Не дождалась. И ужин достался другому. Аппетит у него, вижу, зверский. Вон даже рубаху снял. Крепконько промялся!
И г о ш е в. Да я же токо так. Я тут, понимаешь, про учебу с ней толковал. Учиться, мол, надо. И — сына в интернат…
П е т р. А что с ним чикаться-то? В интернат, и все… чтоб не мешал вам… учиться.
И г о ш е в. Да я тебя за такие слова… Это знаешь как называется?
П е т р. Догадываюсь. И за такие дела… (Щелкнул затвором.)
И г о ш е в. Сушь-ка, ты с ружьем-то не балуй! Это тебе не игрушка!
П е т р. Боишься?
Т а т ь я н а. Петя, ты напрасно все это затеял… все не так, честное слово!
П е т р. Конечно, не так. Если бы все было так, я бы не застал в своем доме чужого мужика без рубахи. (Снова щелкнул затвором.)
И г о ш е в (не выдержав, кинулся на него, отнимает ружье. Он крупнее, сильнее, да и Петр не слишком сопротивляется). Отдай! Ишо хлопнешь кого-нибудь сдуру!
Т а т ь я н а. Пусть стреляет, если не верит. (Подает мужу ружье.) Стреляй, Петя. Я вся тут, как есть.
Петр отстраняет ружье.
И г о ш е в. Я ему выстрелю! Я ему так выстрелю, что своих не узнает!..
П е т р. Не бойся. Жив будешь. А твоего паршивца я вздул.
И г о ш е в. Витьку? Что он там еще набедокурил?
П е т р. В собаку стрелял гаденыш. Собака, она же… друг человека… Вообще верное существо. (Раздумчиво.)
«В синюю высь звонко
Глядела она, скуля…»
И г о ш е в. В собаку?! Вот паразитина! Ну, я ему всыплю!
П е т р. Не в тех кобелей стреляет… следовало бы в иных, которые по чужим бабам шастают.
Т а т ь я н а. Петя!
И г о ш е в. Петр!
П е т р. Чо заметались? Совестенка-то не чиста? Сиди, сиди, доедай чужой ужин. Для новых подвигов сил набирайся. (Уходит, тут же возвращается.) Хотел я в Хорзову насовсем вернуться… не вышло. Не жить мне, видно, в родной деревне. Землякам своим песен не петь. Рассыпалась жизнь на осколочки! (Рванул гармошку, ушел, хлопнув дверью.)
И г о ш е в (не зная, куда себя деть). Дай мне рубаху-то! Я говорю, рубаху дай. Пойду. (Берет рубаху и, натянув пальто, сует ее за пазуху.)
Т а т ь я н а. Ружье-то возьмите!
И г о ш е в. Ни к чему оно мне, ружье… Пущай у вас повисит. Мне теперь не до охоты. Ну, я ему покажу, паршивцу! (Уходит.)
Т а т ь я н а (повесив ружье на гвоздь). Юра, Юра! Ты спишь?
Г о л о с Ю р ы (из другой комнаты). Сплю.
Т а т ь я н а (заглянув к нему). Ох, врушка! Полночь, а он читает. Подслушивал?
Ю р а (входя). Говорю, нет. Спал. Проснулся от ваших воплей. Вечно ссоритесь! Вот возьму и уеду в интернат.
Т а т ь я н а. Не отпущу я тебя туда! Не отпущу!
Ю р а. Как не отпустишь, когда сам Игошев приказал отпустить?
Т а т ь я н а. Пускай своими делами занимается! В мои не суется!
Ю р а. Ну, мать, это ты про божка своего, про Иегову? Какое кощунство! А вообще-то он прав. Еще утописты, не помню кто, это самое советовали. Давно уж пора в колбе детей выращивать, потом вешать на шею государству. Нечего тратить на них нервные клетки!
Т а т ь я н а. Вот болтун-то!
Ю р а. Не-ет, мать, я человек деловой. Вот увидишь, лет в тридцать министром стану. Правда, еще не решил — каким.
Т а т ь я н а. Без портфеля.
Ю р а. Сейчас портфели не в моде.
Т а т ь я н а. Спи. Я отца разыщу.
Ю р а. А чо его искать? Сам явится.
Т а т ь я н а. Ой, не знаю, явится ли…
Ю р а. Не он, так Иегова придет… Он тебя без внимания не оставит.
Т а т ь я н а. Не смей! Не смейся над человеком. Сергей Саввич этого не заслуживает.
