Бото Штраус - Время и комната
Спящая. Ты думал, меня больше нет?
Юлиус. Откуда ты?
Спящая. Я давно уже возле тебя. Просто ты меня не замечал.
Юлиус. Дина! Как ты нашла дорогу обратно, даль-то какая?
Спящая. Ах, в грезах об огромных бальных залах, где теплый ветер летней ночи…
Юлиус (перебивая ее). Ну да, конечно, да. Мой адрес нашли в твоей ладанке. Отчего тебя снова потянуло ко мне?
Спящая. Не помню. Уже не помню.
Юлиус. Наверно, ты чего-то хотела от нас?
Спящая. От тебя.
Юлиус. Нас теперь двое.
Спящая. Не помню. Возможно, последние годы я жила в этой гостинице, которая сгорела прошлой ночью, и на всякий случай обычно носила при себе твой адрес.
Юлиус. Это ты ее подожгла, Дина?
Спящая. Об этом я еще не думала, Юлиус.
Юлиус. Мы, Олаф и я, просто голову себе сломали, увязывая эту историю.
Спящая. Думаю, от меня вам помощи никакой.
Юлиус. Ты больше не спишь?
Спящая. Нет. Не сплю.
Юлиус. Совсем? И долго ты так выдержишь?
Спящая. Откуда мне знать? Разве я знаю, в чем я участвую.
Юлиус. Ты снова здесь, снова я вижу тебя, ты разрушаешь всякую память себе. Ты, столп моего прошлого, — о, пережить все это юношески-роковое! — внезапно являешься и вырываешь меня и этот столп.
Спящая. Трещина не уцелела. С годами края срослись. И трещина затянулась.
Нетерпеливая. Некая кошка, которая повстречалась мне год-другой назад, когда я отдыхала на Балтике, на Фемарне{64}, вдруг лежит у моего порога и жалобно так мяучит. В высшей степени невероятно, чтобы пять лет спустя кошка напала на твой след и — от острова! — находила дорогу к тебе. Совершенно невероятно. Однако случилось в действительности. И по сей день не могу понять, что во мне так ее привлекло. В конце концов, что-то ведь подвигло ее на такой исключительный даже для кошачьего племени рекорд.
Спящая (продолжая свою реплику, обращенную к Юлиусу). Я и сегодня думаю, ты тогда просто оговорился. Нечаянно сказал: «Прощай!». С тем же успехом ты мог бы сказать: «Останься!» или: «Возьми меня!». Ты искал короткое решающее слово. И просто выхватил не то.
Нетерпеливая (подходит к Спящей, хлопает ее рукой по плечу). Блаженная! Божья коровка! Ты, жучок золотой! (Резко обрывает тираду.) Ну и что? Такая уж у меня жизнерадостная натура. Раньше надо было думать.
Спящая. Что вы от меня хотите?
Нетерпеливая. Ты что, не можешь сказать «ты»?
Спящая. Даже и не собираюсь.
Нетерпеливая. Ну, тогда я пошла.
Спящая. Сделай милость.
Нетерпеливая. Ах, вот чего вы добиваетесь? Выпихнуть меня решили. Нет уж, дудки! Такого удовольствия я вам не доставлю. Каждый останется на своем месте. Тесновато, а?
Спящая. Кто вы вообще такая?
Нетерпеливая. Вот это другой разговор. Кто я? Думаю, вы — единственная, кто помог бы мне найти удовлетворительный ответ на этот вопрос.
Спящая. Увольте!
Нетерпеливая. Вы сами не знаете, чем я вам не нравлюсь. Но вы совершенно правы. Я могла бы открыть вам эти причины, только вряд ли вам будет интересно.
Олаф. Утром я одеваюсь, варю кофе, поливаю цветы, иду в магазин, варю себе кофе во второй раз и снова раздеваюсь. Я безразличен, труслив, не имею ни планов, ни жизненных принципов. И ведь, собственно, по натуре я не равнодушный человек и не новое воплощение вечного равнодушия. Я не преждевременное, не запоздалое дитя ненасытного, неизменного безразличия, этого покорителя земли и небес, который не терпит рядом с собой других героев. Я все знаю об истории равнодушия, я — лучший его знаток и исследователь, и все же я ничем, ни единой клеточкой моего существа не отличаюсь от многих и многих тысяч равнодушных, которые были прежде и будут всегда. Вечерами, вешая брюки на вешалку, я иной раз думаю: ведь придет, наверное, день, и этот загадочный домашний порядок, за который отвечаю один только я, навсегда рассыпется. Все это огромное аккуратное житьё-бытьё, этот космос одевания, наведения красоты и, в особенности, запирания шкафов внезапно рухнет. Она уже на пороге, сжалась в комок, затаилась под ковром, бесконечно хлопотливая, бесстыжая, абсолютная небрежность, и стоящие нараспашку шкафы уже машут порой своими черными крыльями. Еще один серьезный удар, еще одна холодная встреча — и я перестану сопротивляться, руки уже не слушаются, органы чувств более не тревожит ни дурной запах, ни пятна на обивке кресла. Все это ничуть не интересно. Ну и пускай, будь что будет. Пускай я исчезну под горой мусора и хлама, газет и пепла, пускай сквозь замызганные окна не пробьется ни единый луч света, а на вешалках пускай болтаются прошлогодние бутерброды!
Юлиус. Тебя никто не спрашивал, кто ты такой, Олаф. Тебя никто не спрашивал.
Олаф. Нет? А мне показалось, я что-то такое слышал… Неужели?! Меня никто не спрашивал? Возможно ли? Почему тогда меня никто не остановит? Почему все молчат? Господи! Я стараюсь, просто из кожи вон лезу — да где же это видано!
Юлиус. Все, что он тут сказал о своем безразличии, он мог бы сказать и о своей впечатлительности.
Через правую дверь возвращаются Мария и Человек без часов.
Нетерпеливая. О! Смотрите! Назад из истории! Закончили свою историческую прогулку? Опять на нулевой точке? Потрясающий мужик, верно?
Мария. Потрясающий, да.
Нетерпеливая. Умница! Потрясающий ум!
Мария. Да, верно. И это тоже.
Нетерпеливая. А вы не находите, что он немного авантюрист?
Мария. Нахожу, конечно. Но его это не портит.
Нетерпеливая. Нет, не портит. Что правда, то правда. Пускай делает что угодно. Я хочу только одного — состариться рядом с ним.
Мария прислоняется к колонне. Нетерпеливая подходит к ней.
Я была в ужасе, увидев вас снова. Когда вы появились в двери. Я подумала: что сталось с ее лицом, какое оно холодное и бесстрастное, какие глубокие складки вокруг рта и у носа. Мария! Куда девалось твое милое, веселое лицо? Наивная радость, любопытство, никчемна озабоченность, чувственность, тепло — все обилие твоих несказанно прелестных слабостей. Ты как-то ожесточилась. И вид у тебя так о серьезный, замученный вид. А как ты похудела — кошмар! Прям плакать хочется. Это все равно что индийскую богиню лишить ее улыбки, любовной премудрости…
Мария исчезает в колонне. Слышно, как поворачивается ключ во входной двери.
Юлиус. Т-с-с! Тихо…
Все прислушиваются к звукам у двери и поочередно окликают друг друга по имени.
Олаф?
Олаф. Да?
Спящая. Ансгар?
Человек без часов. Да?
Нетерпеливая. Юлиус?
Юлиус. Да?
Человек без часов. Сабина?
Нетерпеливая. Да?
Олаф. Дина?
Спящая. Да?
Все озираются и окликают тихо: «Мария?». Через открытую входную дверь кто-то заталкивает в комнату чемоданы и дорожные сумки.
Затемнение.
Акт второй
Комната. В левом углу — небольшая кучка одноразовых зажигалок.
Входная дверь распахнута, чемоданы и сумки стоят посреди комнаты.
Входят Мария и Франк Арнольд.
Франк Арнольд. Входите. Раздевайтесь. Садитесь. Хотите чего-нибудь выпить? Что вам предложить? Глоток вина, виски, кофе?
Мария. От вина не откажусь, спасибо.
Франк Арнольд. Хорошо доехали?
Мария. Да, прекрасно…
Франк Арнольд. Может, немножко отдохнете с дороги? Или хотите пройтись по городу?
Мария. Да, с удовольствием.
Франк Арнольд. Поздновато, правда. Магазины сейчас закроются. Наверно, лучше подождать до утра. Передохните, освежитесь, а через час-другой поедем в замок, там отличный ресторан, с чудесным видом на город. Если вы не против, мы там поужинаем.
Мария. Да, с удовольствием.
Франк Арнольд. Выпьем по глоточку. Ваше здоровье. Добро пожаловать!
Мария. Большое спасибо. Я очень рада…
Франк Арнольд. У меня словно гора с плеч свалилась — наконец-то вы здесь. Я уж было подумал, что не застану вас в аэропорту, ведь я беспардонно опоздал.
Мария. Да, я тоже очень рада, что все устроилось. Отъезд пришлось несколько раз откладывать. Вечно что-то мешало. Но теперь, слава Богу, все позади, можно привыкать к новой обстановке.
