Александр Селин - Ёлочка
Ольга. А как же Дыбин?
Макшев (в отчаянии). Дыбин! Дыбин! Опять этот Дыбин! Всё время Дыбин! Заладили: Дыбин. Он вам не преданный, Ольга. А я – наоборот! Хотите, я у ваших ног верным кабаном буду?
Ольга. Нет. Не хочу.
Макшев. А хотите, я у ваших ног буду Лев Толстой?
Ольга. Нет.
Макшев. А хотите, я у ваших ног буду Иосиф Сталин?
Ольга. Нет.
Макшев (совсем расстроился, говорит в сторону.) Ну вот же. Вот же коробка… Вот же БМВ… Вот же граница… Господи, почему же ты помогаешь этой кретинке, а не мне… (Ольге.) Ну хорошо… Ну хорошо… В противном случае я умру из‑за неразделенной любви…
Ольга. Нет. Надо жить. Надо пытаться жить. Несмотря ни на какие невзгоды, надо пытаться жить.
Макшев. И все-таки, вот увидите, умру.
Ольга. Нет, надо жить.
Далее идет почти как любовное перешептывание.
Макшев. Нет, я умру…
Ольга. Надо жить.
Макшев. Умру, умру…
Ольга. Попытайтесь жить.
Макшев. Всё будет кончено.
Ольга. Нет, всё только начинается, живите! Живите, Макшев! Я вас очень умоляю!
Макшев. А вы… А вы не хотите разделить со мной любовь?
Ольга. Нет.
Макшев. Какая вы всё-таки жадная, Ольга… Дайте хоть что-нибудь выпить, а то на языке пересохло…
Ольга. Попить дам, но минеральной водички. Вам хватит…
Пока Ольга идет к столу, Макшев берёт с тумбочки какую-то невнятную бутылку, наливает из неё в стакан.
Это не то! Вам нельзя!
Макшев. Ох ты! Уже и это нельзя!? Ну это уж чересчур… Во жадная…
Выпивает. Его лицо перекосилось.
Что это?
Ольга. Уксусная эссенция!
Макшев. Что же вы меня не предупредили?
Ольга. Я же сказала: «Вам нельзя!».
Макшев (в агонии). Ну вот всё… Теперь я понимаю Кожина… Теперь и мне хочется носки снять. Ну всё, Оля, теперь всё. Давай, напоследок поцелуй в щечку…
Ольга. Я же обещала после двенадцати, после гимна…
Макшев. А я уже слышу гимн…
Ольга. Ну давай, только недолго. (Наклоняется, даёт ему поцеловать себя в щёчку, после чего Макшев умирает.)
Макшев (предсмертный шёпот). Умираю из‑за уксуса… От неразделенной любви…
Оленька в оцепенении, но при этом напевает песню из фильма «Карнавальная ночь». Сняла с елки желудь. Положила на лежащего Макшева. Заходит милиционер.
Мент. Так, здравствуйте… старший следователь Кабалангуденко…
Ольга. Здравствуйте… Ольга.
Мент. Тут соседи слышали крики песен после одиннадцати, позвонили жалобу, а у меня как раз после дежурства последнего алкоголика на водокачку увели. Почему шум? Неужели не спится?
Ольга. Так Новый год же.
Мент. Ну и что Новый год? У всех Новый год. У моего полковника уже Новый год. У крокодилов Новый год. У слонов Новый год. У водолазов на Северном полюсе фуру угнали, не слышали?
Ольга. Нет.
Мент. Телевизор читайте. (Смотрит на лежащих.) А это что, уже пьяные?
Ольга. Нет. Они уже не дышат.
Мент. Хм. Надо же… Как же вы определили? По пульсу?
Ольга. Нет. По женскому нюху.
Мент. По женскому нюху… (Наклоняется к Чигитанскому.) Ну-ка… и мы понюхаем. (Нюхает.) Хм… надо же… Шанель номер пять. (Наклоняется к Кожину, нюхает.) Ландыш. (Наклоняется к Макшеву, нюхает.) Уксус. Ну и давно это у вас?
Ольга. Да нет. Только что. Вы очень вовремя пришли. Вот этот Чигитанский задохнулся… Вот этот Дыбин умер от тока… Кожин от возраста. А Макшев от неразделенной любви.
Мент. Хм… от любви… А не к вам ли любви?
Ольга. Нет. Не со мной. Я его не люблю. Я ему только щечку подставляла поцеловать…
Мент (достает блокнот и записывает). Хм… Щечку, говорите… Какую щечку, левую или правую?
Ольга. А разве это важно?
Мент. Конечно, важно. У нас в милиции все важно. Каждая щечка на учете. Каждая ворона не воробей. (Показывает на трупы.) А этих сколько? Помогите посчитать.
Ольга. Четыре.
Мент (записывает). Значит, четверо… а больше ничего подозрительного не видели?
Ольга. Нет.
Мент. А вот эта ёлка? (Показывает на ёлку.)
Ольга. К Новому году.
Мент. К Новому году… так и запишем. Она зелёная, как вы думаете?
Ольга. Зелёная.
Мент. Так и запишем. Зелёная. (Затем смотрит в окно.) А вот та БМВ за окном, тоже зелёная?
Ольга. Тоже зелёная.
Мент (записывает). Ага… А глаза у вас какие? Зелёные?
Ольга. Зелёные.
Мент. Зелёные. Так и запишем. А губы у вас на какой спектр?
Ольга. Алые.
Мент (записывает). Алые… Ну что ж, дело продвигается. А талия в обхвате?
Ольга. Не помню. Кажется, семьдесят.
Мент. «Не помню» или «кажется»?
Ольга. Не помню.
Мент (достает рулетку). Давайте измерим… Так… Семьдесят два… вот видите. Что бы вы без меня делали? Сядьте. Разговор у нас пойдет серьезный… Вот видите, Оля. Вам кажется, что милиция – это муштра с погонами, ать-два с карабином наперевес или захват наручниками от избытка самомнения… нет, Оля, милиция – это когда Тютчев по кинофильму или герой Лермонтова в театре разбитых фонарей… вот так-то! Вы что же думаете, за грубым орденом, который пуля не пробивает, и сердца нет? Нет. Есть. Есть такое же розовое, как и у вас… С такими же сосудами и инфарктом, и такая же душа, которая страдает, словно соловей в клетке между запахом портянок. А сколько нас гибнет, Оля?! (Во время монолога он расхаживает по комнате. Ольга постепенно проникается к нему симпатией.) Вот вы, когда выйдете из подъезда, то вам ничего, а меня всегда подстерегает опасность… И шпана, и с ножом, и грабители… да просто в люк можно провалиться по-хорошему или в ванной уснуть. Вот такая постоянная подстерегательность. Может, я с вами вот так последний раз сижу. А если, не дай Бог, шальная пуля или гранатометом в постель? То у меня мгновенная смерть… А почему? А потому что мы всё время рискуем! Рискуем в пруду, рискуем в зоопарке. Рискуем на перекрёстке… но наш риск становится под другим ракурсом прожектора, если нас кто-то любит. Любит по-настоящему. Вы думаете, милиция не умеет любовь?
Ольга. Не знаю. Не пробовала.
Мент. А я знаю. Вот дайте мне свою руку. (Садится рядом с Ольгой.)
Ольга. Зачем?
Мент. Дайте, дайте. Не спорьте, а то я удостоверение покажу. Я всё-таки при исполнении. (Берёт её руку.) Мы, милиция, как никто должны уметь гадать. У нас на карте в отделении целая схема линий жизни. (Смотрит на её ладонь.) Вот это ответвление означает чувства. Вот эта ямочка – ложный обман… а вот этот треугольничек – означает скорую свадьбу. А теперь вы посмотрите на мою руку. У меня точно такой же треугольничек из переплетения полосен. Вам ничего это не означает?
Мент держит Ольгу за руку, в это время заходит врачиха с практиканткой.
Врачиха. Здравствуйте. Скорая помощь. Пиценарская городская больница.
Мент. Здравствуйте. Старший следователь милиции. Колозухинское 7‑ое управление. А почему, собственно, могу служить?
Врачиха (очень строго). Все мы на службе. Только вопрос, я понимаю, не в том, чья мигалка от сырости на перекрёстке за поворотом, а в том, чьи предписания квадратным штампом отсрочены, а какие круглым. Хотя это не моё дело. На дворе уже почти Новый год. А мы ведь тоже люди.
Мент. И мы тоже люди. Вон там под кителем обычная человеческая кожа.
Врачиха. Ну вот и тем более.
Мент. И я тем более…
Обстановка напряженная. Интонации недобрые.
Практикантка. Я так и не поняла, они вызывали нас или не вызывали?
Ольга. Вызывали. А сейчас ладонь гадаем.
Врачиха. Ладонь? Это интересно. Покажите ладонь…(Подходит к Ольге, довольно небрежно берёт её ладонь.) Так. (Обращаясь к менту.) А теперь вашу?
Мент (не хочет давать ладонь). Нашу? А почему я, собственно, должен ладонь? Вы знаете профилактику, что каждая частная ладонь – уловка преступника, который чувствует мельчайший ноготь, не говоря уже о лучевом запястье.
