Анна Батурина - Фронтовичка
Дети. Мария Петровна! Мария Петровна! Вас директор ищет!
Мария. Все попили? Сходили в туалет?
Дети. — Да!
— Мы попили!
— Я не ходила!
Мария. Кто не успел — терпит. Если совсем приспичит — из танцкласса на цыпочках, и не возвращаться до конца урока. Подошли к станку!..
Входит Марк Анатольевич.
Марк Анатольевич. Добрый день, Мария.
Мария. День хорош, Марк Анатольевич, но у нас урок!
Марк Анатольевич. Мария Петровна, я попрошу вас больше не отпускать группу посередине занятия. Для этого есть перемены.
Мария. А что такое?
Марк Анатольевич. Они же галдят! Как вы не понимаете? А тут у нас хор, лепка, изостудия. Все занимаются!
Мария. Мне нужно было кое над чем поразмыслить в одиночестве.
Марк Анатольевич. И это же изо дня в день!
Мария. Да, Марк Анатольевич! Я каждый день думаю, вас это возмущает?
Марк Анатольевич. Меня возмущает, что вы курите при детях! Сколько можно делать выговоры?
Мария (курит). Не могу отказать себе в удовольствии.
Марк Анатольевич. Я все понимаю! И что личная драма, и то, что вы не простая учительница, что воевали, — но здесь вам не землянка, не блиндаж какой-нибудь, хоть вы и крепко окопались! (Задевает ногой матрас.) Здесь Дом культуры!
Мария. Я давно хотела спросить, Марк Анатольевич, а вы — почему не воевали?
Марк Анатольевич. Мы тоже воевали, хоть и в тылу! Мы объездили с агитбригадами все заводы! Я руководил…
Мария кидает в окно окурок.
Мария. Всё, хватит, мы занимаемся.
Марк Анатольевич. Знаете, что самое страшное? Вчера мы проводили субботник, и под вашим окном собрали вот такую!.. Это же ужас! Вот такую! Кучу окурков! Мария Петровна!
Мария (детям). Кому стало смешно?
Марк Анатольевич. Кстати, явитесь-ка на партсобрание. Пока я вас прикрываю, но это плохо кончится. От вас — ни субботника, ни урока боевой славы, ни участия, никакой инициативы! Зачем вы живете, вообще?
Мария. Я живу теперь только ради «гранд плие». Девочки, «гранд плие»! И… Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь… Смотрите все на Косилову!.. Настя — тоже неплохо. Женечка! Выворотнее!
Марк Анатольевич. Мария Петровна? Вы сделали выводы?
Мария. Так дальше жить нельзя.
Марк Анатольевич. Вот именно.
Мария. Выпишите нам рояль и аккомпаниаторшу!
Марк Анатольевич. Да-да, кстати! (Убегает.)
Мария. Посмотрите на свои коленки! Это же куски арматуры покореженной, это не коленки! Мотыги мои! Вы у меня будете красивые, обязательно будете! Корявки! (Каждой ученице собственноручно ставит ноги в правильную позицию.) Замерли, я сказала! Стоим, стоим… Стоим! Щас буду бить, кто про коленки забудет! А кто про свои руки забудет — в того стрелять. Рон-де-жан партер! И… Раз, два, три… Уродливо! Безобразно! Всё враньё. Я учила вас другому.
Мария Петровна закуривает, с папироской ходит по классу. Дети молча, напряженно вздыхают. Снова вбегает Марк Анатольевич.
Марк Анатольевич (кричит в коридор). Алексей! Аккомпаниатор!
Из-за двери появляется парень лет 16-ти с аккордеоном. Парень играет туш, улыбается, видит Марию Петровну, тупо уставившуюся на него, перестает улыбаться. Прекращает играть. Длинная худая рука с браслетом повисает безвольной плетью.
Мария. И где вы его нашли?
Марк Анатольевич. В нашем дворе живет с бабушкой. В училище Чайковского провалил, а в техникум идти не хочет.
Мария. Как звать?
Долговязый парень откидывает со лба льняную челку, смотрит из-подлобья: «Алёша»…
Марк Анатольевич. Какой Алеша? Ты Алексей!
Девочки переглядываются, дергают друг друга, смеются, зажав рты ладошками. Парень краснеет, только волосы — белые как полотно.
Мария. Ну если он считает, что он Алеша, пусть будет Алешей. Инструментом как владеешь?
Алеша. Это инструмент мной владеет, а не я. Ничего не поделаешь, выходит, я слабее.
Марк Анатольевич. Клоун, Мария Петровна, каких еще поискать надо… Посмотрите его, может, сгодится вам.
Мария. А я и так вижу, что сгодится. (Протягивает руку для пожатия.) Мария.
Алеша. Это вы — сержант?
Мария. Для тебя Мария.
Марк Анатольевич уходит.
Алеша, сыграй вот это… (Напевает.)
Алеша. Что это? Этого не знаю. Давайте лучше своё сыграю! Вам не сказали, что я ведь еще и композитор!
Мария. Давай что-нибудь в две четверти. Барышни! Препарасьон! Пор-де-бра!..
Алеша играет. Мария считает вслух.
Спасибо, мотыги! Я вижу, с аккомпанементом вам больше нравится, но все равно кривые! Танечка! Что у тебя голова-то сегодня не поворачивается? Вчера поворачивалась, а сегодня подшипники полетели?
Алеша закрывает глаза, смотрит в окно, играет.
Мария. Это Бетховен! Слышите? Бетховен… Кстати, немецкий композитор.
Ленка. Немецкий?
Косилова. Мы же победили немцев, Мария Петровна!
Мария. Кто — мы? В войне люди не побеждают, и страны не побеждают. Просто наступает новый день, и он такой солнечный, что можно, наконец, вынести на улицу и высушить все подушки, валенки, перины, поставить граммофон на подоконник и услышать Бетховена. Побеждают не люди, не страны, а Бетховен. Или что-то вроде того… Что-то совсем другое побеждает всегда…
Опускается на колени возле граммофона. Ставит пластинку. Недокуренную папироску оставляет на краю подоконника и пускается в пляс, абсолютно забывая об ученицах, забывая обо всем на свете. Танцует Мария лихо и самозабвенно. Дети окружают ее, следят за ней с жадностью. По окончании танца она, счастливая, взволнованная, выдыхает: «Венгерка! Это венгерка!» Подхватывает с подоконника свою папироску и снова ее раскуривает.
Собирайтесь. Встретимся на следующем уроке. Кто опоздает, того…
Дети: Расстреляют!
Мария. Правильно. Не опаздывайте.
Девочки уходят, некоторые из них дергают на прощанье Алешу за одежду, браслетик и волосы: «Алеша! Алеша!» Алексей дожидается, пока дети уйдут, закрывает дверь.
Алеша. Мария Петровна!
Мария. А?
Алексей вырывает папироску, выбрасывает в окно.
Алеша. Мария Петровна, венгерка ваша незабываема, а «Беломор» — это пошло.
Мария. Окурки швырять в окно — не пошло? Детям потом собирать на субботниках…
Алеша. Короче, Мария Петровна, договоримся на берегу — или я, или «Беломор»
Мария. Ну ничего себе финт ушами! Вот тебе и Алеша…
Алеша. Так что?
Мария. Это была последняя папироска, сдаюсь.
Алеша. И еще.
Мария. Еще условия?
Алеша. Нет. Я слышал, вам жить негде. Бабка моя сдает комнаты. Можете у нее квартироваться.
Мария. Спасибо, но завтра я переезжаю в рабочий барак. Директор походатайствовал…
Алеша. У нас было бы уютнее.
Мария. В барак.
Алеша. Не буду навязчив. (Забирает аккордеон.)
Мария. Инструмент можешь здесь оставлять.
Алеша. Я дома занимаюсь.
Мария. Похвально. Следующее занятие завтра в три. Народный танец.
Алеша. Увидимся!
Сцена вторая
1949 год. Длинный барак-саманка, построенный немецкими пленными: печное отопление, удобства во дворе. В бараке вечер — готовят еду, стирают, играют в карты, поют, забивают гвозди, гоняют мяч, ездят на трехколесном велосипеде по коридору.
С улицы входит Мария. На ней модный беретик, но грязные резиновые сапоги. Руки заняты бумажными кульками с танцевальными костюмами. Мария плетется в свою комнатку. Ее встречают, выбегают в коридор, здороваются:
— Вернулась! Учительница вернулась!
— Ты теперь бабенка ленинградская? Не наша?
— С гастролей вернулась!
— Ну и как там в Ленинграде?
— В Ленинграде одни ляди?
