Еврипид - Электра

Отмщение злу! И нового ветра в чертоге дыханье!
Тогда над ванною царь
Поник главою венчанной,
И отдали крик и мраморный фриз, и стены тогда,
Исполненный муки:
“Злодейка-жена, не десять ли лет
Свиданья с родимой землей
Я ждал – и зарезан?”

Но мести волна, дыханием правды гонима, блудницу
К ним в сеть примчала… О ты,
О ты, что мужа убила
Меж каменных глыб[19], где долго его дворец ожидал,
Секирой железной[20]
В преступной руке… О, сколько бы мук
Ты здесь ни подъяла, жена,
Безумно деянье.
Словно львица там, в черной тьме лесов,
Ты кровавый свой совершила грех…

О, милосердие… Я мать… Не убивайте…

Ты слышишь… крики там?

О, страшно! Ой, больно мне!

Она в руках детей – о, горький жребий!

Суд божий свершится, и правда придет.
О, страшная доля, о, зверский трофей
Преступной расправы!

В дверях видны тела Клитемнестры и Эгисфа.

Идут, идут… Пропитанные кровью
Их матери зарезанной… О, вид
Трофея их победы нечестивой…
Нет дома, нет несчастнее тебя,
Дом Тантала… злосчастней и не будет…

О матерь-земля, и ты, о небо, о стражи!
О смертных зоркие стражи!
О, вот вам два трупа —
Кровавое дело десницы моей,
Расплата за муки Ореста…
…………………………………
…………………………………

О, тяжек грех, но он не твой, а мой:
Я на нее, родимую, напала,
Враждой палимая.

Увы! О мать, как лют удел
Носившей и убитой.
Ты в море слез погружена, —
Пускай права была их месть, —
Детей родных руками, мать.

О Феб-Аполлон, твой глас карать повелел мне.
На свет исчадия мрака
Воззвал ты, о вещий…
И, кровью десницу его загрязнив,
Изгнанье судил ты Оресту…
О, кто же, кто, праведный, даст мне
Приют, убившему мать?

Увы! Увы! Куда пойду теперь?
Подруги, где и кто Электру примет
На ложе брачное?

О, как покорна сердцем ты
Дыханью ветра, дева…
Так святы стали помыслы
Теперь твои. Увы, давно ль
На зло толкала брата ты?

Видала ль ты, как горькая из-под одежды
Достала грудь, чтоб у убийцы дрогнул нож?
Увы, увы! Как мне она,
Там, на коленях ползая, терзала сердце!

О, сколько мук ты вытерпел, увы,
Внимая стонам нежных уст
Родимой матери!

Она, к лицу убийцы руки протянув,
Рыдала там: “О, сжалься надо мной, дитя”,
И шею так в мольбе она
Мне обняла, что уронил и меч убийца—

Несчастная! Как этот страшный вид
Ты снес ее предсмертных мук,
Убийца матери?

Меж складками плаща лицо я спрятал,
И меч тогда занес,
И в грудь ей погрузил клинок.

Звала тебя, толкала я,
С тобою меч вздымала я…

О, горе вам, преступные!

Сестра, набрось лоскут на это тело
И раны ей закрой.

Убийц своих носила ты…

Любимая, постылая[21]…
Покойся ж под плащом моим.

Конец тебе, о славный дом!

Но что там, над домом в эфире?
Иль демоны это? Иль с выси святой
Небесные боги? Стопа человека еще
Туда не ступала… Могу я
Богов различить… Но разве
Им место меж нами?..

Внемли, о сын Атрида, Диоскурам
И братьям той, которой ты рожден.
Я Кастор, вот близнец мой Полидевк…
В пучине мы едва волненье злое
Утишили, как Аргос нам явил
Здесь труп сестры, твоей несчастной жертвы.
Она была достойна кары, но…
Но не твоей, Орест. Об Аполлоне,
Как о царе своем, я умолчу,
Иль преступить ума не может мудрый?
Но покорись! А жребий и Кронид
Судьбу твою решили. Вот послушай:
Ты, в жены дав сестру Пиладу, сам
Родной предел покинешь; непристойно
Убившему родную мать входить
В аргосский кремль. Как тень, метаться будешь,
А за тобою прыгать неустанно
И страшные и злые псицы[22]: их
Божественна природа – это Керы.
В скитаниях когда придешь, Орест,
В Афины, там есть истукан Паллады,
Прижмись к нему, – Эринии тебя
Покинут вмиг; тебя эгидой стоит
Ей осенить – и очарует змей…
А в городе есть холм Арея[23]: древле
Впервые там судился бог войны,
Когда убил исчадье Посейдона,
Ругателя дочернего казня.
Решения Ареопага святы,
И хоть теперь должны звучать они
Из смертных уст – все ж слово непреложно…
И ты, Орест, свой примешь приговор
С того холма. И половина скажет:
Виновен ты, а половина – нет,
Но Локсий сам, оракулом смутивший
Тебя, вину Орестову возьмет…
И с этих пор войдет в закон, коль мненья
Где поровну поделятся – прощать.
Эринии ж, сраженные обидой,
У самого холма поглощены
Жерлом подземным будут, чтобы после
Из пропасти, пожравшей их, вещать.
Оттуда путь тебе к брегам Алфея,
В Аркадию, где дивен Зевсов храм.
И в честь твою там город будет назван[24].
А трупы пусть: Эгисфов – похоронят
Аргосские сограждане, а мать —
Царь Менелай, вернувшийся из Трои,
Земле с сестрой Еленой предадут.
В Протеевом таилася чертоге[25]
Сестра моя Елена: только тень
Ее Кронид явил предметом тяжких
И распрей и убийства. Пусть Пилад
Теперь берет себе Электру в жены
И с ней идет в Ахайю, а того,
Который был твоим названым зятем,
Пускай пошлет в Фокиду и с дарами…
А ты, Орест, стопы направь на Истм,
К брегам Кекропии блаженной ближе…
О, тяжесть мук убийцы пережив,
Свободен ты и долго счастлив будешь.

О Зевса сыны! Божественный слух
Мы ваш утрудить дерзнем ли мольбой?

Дерзайте: вас кровь, о девы, не кроет!..

А к речи Ореста склоните ль вниманье?

О да, Аполлон подъемлет вину[26]
И крови и зла.

Вы боги и братьями были
Убитой жены…
Зачем же, зачем этот ужас?..

Тяжелый млат судьбы сковал
Худую речь для вещих уст.

Иль и меня его глагол
Кровь матери пролить опутал?

На общее дело одна вас сковала
Обоих судьба,
Проклятие в роде сгубило…

Сестра дорогая! Тебя не видал я
Так долго и ласки минутной лишаюсь,
Тебя покидая, тобою покинут.

Ей дом остается и муж, и ее
Не в горе покинешь; но город
Аргосский ей, точно, не видеть…

О, есть ли в груди стенанья больнее
Стенаний разлуки с отчизной?

Увы! От палат отцовских вдали
Чужими судим я буду за кровь
Родимой.

Дерзай! Ты придешь
К священным стенáм Паллады… дерзай!

О милый Орест! Ты грудью ко мне
Прижмись, и нежнее:
Оторваны мы от сени отцов,
О матери кровь, проклятьем твоим.

Ты к сердцу прильни и плачь надо мной,
О, плачь, как над мертвым в могиле!

Прощальная речь… Как страшно звучишь
Ты в сердце бессмертном!
Вы ж, о муки людей, обреченных страдать,
Вы слезой закипаете в боге…

Не видеть тебя!

Лучами очей не сливаться!

С нежных уст, о последний привет…

Ты, о город, прости!
Будьте счастливы долго, подруги.

Уходишь… так скоро… а дружба и клятвы?

Лицо мое слезы покрыли… Прости мне…