Александр Молчанов - Убийца. Пьесы
КОНЕЦ.
Фолкнер
Действующие лица:
Он
Она
1. ПРАГА
Гостиничный номер. Он и она входят в номер. Он толкает перед собой две большие сумки на колесиках. У нее в руке карточка и конверт, которые она кладет на стол.
ОН. И, наконец, в-четвертых, в России такой писатель как Фолкнер, был бы просто невозможен.
Она начинают распаковывать сумки и раскладывать вещи. Он ходит по номеру взад и вперед.
ОН. Спроси меня почему?
ОНА. Мне плевать
ОН. Я объясню тебе, почему. Фолкнер почти всю жизнь прожил в захолустном городке с населением что-то около десяти тысяч человек. Это чуть больше, чем мой родной поселок. Знаешь, что было бы со мной, если бы я прожил бы всю жизнь в родном поселке?
ОНА. Я бы тебя не встретила, и ты бы сейчас не выносил бы мне мозг? Номер, кстати, так себе.
ОН. Зато самый центр. Центрее некуда. Посмотри в окно.
Она выглядывает в окно
ОНА. Отлично. Автостоянка прямо под окном
ОН. Красота в глазах смотрящего. Кто-то видит автостоянку, а кто-то – собор… этого… ихнего… основного этого ихнего чувака.
ОНА. Вацлава?
ОН. Почему Вацлава?
ОНА. Основной чувак у них тут Вацлав.
ОН. Нет, другого какого-то. Блин, вчера же смотрел в Википедии, забыл.
Он заглядывает в душ
ОН. Ванны нет
ОНА. Нигде не было. С чего бы ей тут быть.
ОН. Я ополоснусь.
ОНА. Сначала инет мне сделай
ОН. Хочешь поскорее припасть к фейсбуку?
ОНА. Хочу с мамой поговорить!
Он достает из сумки ноутбук, ставит его на стол, включает. Садится.
ОН. Если бы я остался в родном поселке, я бы, наверное, спился бы и умер. Это в лучшем случае.
ОНА. Я даже боюсь спросить, что было бы в худшем. Стал бы великим писателем как Фолкнер и получил бы Нобелевскую премию?
ОН. Ага, щас. Шнобелевскую. В худшем случае я выжил бы и стал бы… понимаешь, таким… сельским чудаком. Работал бы в какой-нибудь кочегарке, бродил бы с блокнотом по лесам, разговаривал бы сам с собой и заваливал бы районную газету своими паршивыми стихами.
ОНА. Может быть, Фолкнер как раз и был таким чудаком.
ОН. Ты не сравнивай. Америка – она такая знаешь, ровная. Там провинция мало отличается от столицы. Три дома посреди поля – уже город. Со всеми коммуникациями. Почта, телефон, горячая вода, свежая пресса и новейшая литература. Сидя в своей Йокнапатофе, Фолкнер читал того же Джойса, что и Хемингуей в Париже. Это важно для формирования писателя. А у нас Москва и Россия – это даже не две разных страны. Это две разных цивилизации. Выезжаешь за МКАД и попадаешь в позапрошлый век. Там еще крепостное право не везде отменили. Российская деревня убивает все живое. Поэтому у нас даже писатели-деревенщики всегда старались селиться где-нибудь в районе метро «Аэропорт». Так. Он у меня пароль спрашивает. Нам на ресепшене давали какой-нибудь пароль?
ОНА. На конверте посмотри.
Он смотрит на конверте
ОН. А, вот он. Смотри, как они хитро придумали. Вайфай типа бесплатный, но скорость 512 килобайт.
ОНА. Это мало или много?
ОН. Помнишь, какой интернет у нас был в Отрадном?
ОНА. Серьезно?
ОН. Вот это было как раз 512 килобайт.
ОНА. Сколько надо заплатить?
ОН. Двенадцать евро, чтобы поднять до 5 мегов, двадцать два, чтобы поднять до 10.
ОНА. Давай до пяти.
ОН. Окей.
Стучит по клавиатуре
ОН. Интересно, много народу сегодня придет?
ОНА. Кто-нибудь да придет. Чехи любопытные. Только про 68-й год не шути.
ОН. Не волнуйся. У меня все мои байки уже на автомате. В Варшаве было человек двадцать.
ОНА. Мне кажется, больше.
ОН. Меньше, восемнадцать. Я их посчитал. Сколько из них купят мою книгу? Один, два?
ОНА. Не твоя забота.
ОН. Мне кажется, издательство круто просчиталось с этой моей поездкой. Они совершенно точно не отобьют затраты. Перелет на двоих стоил… хорошо, это был дешевый рейс, но все равно почти двести евро. Номер где-то семьдесят евро в сутки, питание…
ОНА. Тебя это каким боком волнует? Хватит уже считать чужие деньги. Наслаждайся поездкой.
ОН. Не могу.
ОНА. Кто же это, интересно, тебе мешает?
ОН. Глупый вопрос. Фолкнер мешает.
ОНА. Здрассте приплыли. Фолкнер тебе виноват. Зачем тогда согласился? Тебе надо отдохнуть, отвлечься, а ты теперь будешь весь по уши в этом Фолкнере.
ОН. Если бы отказался, все равно бы думал о Фолкнере, но уже с оттенком сожаления об упущенной возможности.
ОНА. Тоже мне возможность. Сколько они тебе вообще заплатят за эту статью?
ОН. Это не статья, а колонка.
ОНА. Не вижу разницы.
ОН. А она есть. В статье важно, что написано. В колонке важно, кто написал. Возникает добавочная стоимость текста.
ОНА. И велика ли стоимость?
ОН. Топоров покойник подсчитал, что писатель сегодня получает за роман столько же, сколько за пять колонок. Причем это правило верно как для топовых авторов, которые пишут колонки для глянца, так и для всякого детективного отребья, которое пишет колонки для «МК» или газеты «Метро». Один роман – пять колонок. Копейка к копейке. Вот и посчитай. Сколько стоил мой роман? Вот за колонку про Фолкнера мне заплатят одну пятую от этой суммы.
Пауза
ОН. Чего, не можешь разделить?
ОНА. Я вот думаю. Может, тебе начать колонки писать вместо романов?
ОН. Так я же и не против. Но понимаешь, в чем засада. Чтобы быть людям интересным в качестве колумниста, нужно время от времени писать романы. Чтобы оставаться писателем. Селебрити. Так сказать, человеком, имеющим право на прямое высказывание.
ОНА. Пиши романы.
ОН. Я и пишу.
ОНА. Пиши и романы и колонки.
ОН. Умная ты у меня. Так, все, инет есть. Двенадцать евро, скажите папе до свидания.
ОНА. Пусти меня.
ОН. Минуту, посмотрю еще раз в википедии, что это за собор.
ОНА. Тебе когда колонку сдавать?
ОН. Четвертого. Нет, вру, четвертого воскресенье. Пятого.
ОНА. Почти две недели. Чего ты заранее умираешь? Как обычно, ноешь, ноешь, а потом сядешь и за два часа все напишешь.
ОН. Я-то напишу. Только надо еще знать, что писать. Надо придумать моего героя.
ОНА. Не надо ничего придумывать. В википедии посмотри.
ОН. Ага, Уильям Фолкнер родился в уездном городе Бла-бла-бланске в тысяча девятьсот каком-то там году. Так колонки не пишут. Нужно найти ход. Поворот. Интригу.
ОНА. Так ищи.
ОН. Я ищу. Прикинь, нашел тут «Вконтакте» девушку, в которую был влюблен на первом курсе.
ОНА. Покажи.
ОН. Щас. Таня. Таня. Вот она наша Таня. Татьяна… блин, забыл опять, как у нее теперь фамилия. На «з»… А, вспомнил. Рогозина! Татьяна.
Стучит по клавиатуре
ОН. Смотри
Поворачивает к ней ноутбук
ОНА. Фу.
ОН. Скажи. Она в Питере училась на финансиста.
ОНА. И ты влюбился в ее будущие деньги?
ОН. Нет, я влюбился в то, что она училась в Питере. Блин, как я мечтал тогда жить в Питере! Может, переедем в Питер?
ОНА. Я этого не слышала.
ОН. А что ты сразу в штыки? Продадим квартиру, хватит как раз на трешку в Питере.
ОНА. Ага, продадим. Давай сначала кредит за нее выплатим.
ОН. Выплатим, не сомневайся. Вот я напишу бестселлер…
ОНА. Колонку про Фолкнера напиши.
ОН. Язва.
ОНА. На том стоим.
ОН. Прикинь, она так и работает финансистом в какой-то там финансовой конторе. Муж у нее такой… кавказец. Детей двое. Представь, ты работаешь финансистом…
Она складывает пальцы в воображаемый пистолет, приставляет его к виску и стреляет.
ОНА. Пуф.
ОН. А я у тебя кавказец
Она складывает пальцы в воображаемый пистолет, направляет его на него, потом приставляет его к своему виску и стреляет.
ОНА. Пуф. Пуф.
ОН. Типичное убийство на почве национальной ненависти.
ОНА. Напиши об этом колонку в газету «Метро».
ОН. Может, сама напишешь?
ОНА. Я не писатель.
ОН. Ну и что? Я тоже не сразу стал писателем. Будем с тобой как Сартр и Симона де Бовуар.
ОНА. Да ну, она страшная. Как твоя финансистка.
ОН. Может, мне детектив написать?
ОНА. Начинается.
ОН. У Акунина ведь получилось. Вдруг и у меня получится.
ОНА. Вдруг не получится? Позора не оберешься.
ОН. Я под псевдонимом.
ОНА. Под псевдонимом – пиши что хочешь.
ОН. Разрешаешь?
ОНА. Разрешаю. Делай что хочешь.
ОН. В таком тоне, конечно…
ОНА. Дался тебе мой тон.
ОН. Ты как будто бы мне разрешаешь, но если я так сделаю, ты меня с дерьмом съешь.
ОНА. Очень мне нужно твое дерьмо.
ОН. Или если например, мне стать сценаристом.
ОНА. Становись кем хочешь. Хоть космонавтом.
ОН. Космонавтом не успею. Мне сорок лет.
ОНА. Тебе тридцать восемь.
ОН. Это неважно. Фолкнер, кстати, работал сценаристом в Голливуде. Написал, между прочим, сценарий по роману Хемингуея «Иметь и не иметь». А потом сбежал обратно в свой Джефферсон. Понимаешь, он уже был мировой знаменитостью, но не мог своей литературной работой прокормить семью.
