Николай Коляда - Всеобъемлюще
НИНА СЕРГЕЕВНА. Чего ты это? Чего?!
ВЕРА ИВАНОВНА. Послушай! Послушай, я шла неделю назад по двору, вечером… Пусто, ветви деревьев нагнулись над песочницей, над машинами, пусто, ночь почти, никого, в окнах свет горит, люди поют и смеются за окнами, занавески ветер колышет, такая тишина и такая благодать. И вдруг вижу: на скамейке у нашего подъезда, прямо на спинке её кто-то, мальчишки, наверное, большими синими буквами написали большое красивое слово: «ВСЕОБЪЕМЛЮЩЕ». Обычно ведь что пишут: «Мать-перемать, будем в шахматы играть», или «ДМБ» или ещё какую чушь … А тут: «всеобъемлюще»! И эти слова - они будто загорелись, будто фейерверком вспыхнули передо мной, будто кто мне душу осветил, и я вдруг всё-всё ясно поняла, Нина! Я всё поняла! Всё объемлющий, это значит: могущий всё постигнуть, понять, обнимающий всё! Как, скажем, всеобъемлющий ум! Или высший разум, охватывающий всё, включающий в себя всё, всех, всеохватный! Понимаешь?! Если ты не любишь всеобъемлюще эту землю, этих людей, эти занавески, этот воздух, этот вечер, эту землю, эту жизнь одну и неповторимую – всеобъемлюще, Нинка, только всеобъемлюще и более никак! – если ты не так, если ты не всеобъемлюще – то тогда ничего нет! Нет ни вечера, ни листьев, ни песни, которая из окна, ни воздуха, ни мира, ничего нет! Это всё есть только в тебе, но этого нет на деле, это сон какой-то, это неправда! А если ты впускаешь это себе в душу всё, до последнего колечка дыма твоего любимого, который сидел тогда на скамейке и курил, и смеялся тебе белыми зубами в темноте, если ты впускаешь это в себя – то становишься воздухом, вечностью, Нина! Нина! Если ты не видишь этого душой, то этого и нет, понимаешь?! Всеобъемлюще! Слышишь, Нинка! Все-объем-лю-ще!
НИНА СЕРГЕЕВНА. И что?
ВЕРА ИВАНОВНА. И то. Я пришла домой, села и написала эту пьесу. Я так много хотела сказать про жизнь, про любовь, а написала только это …
НИНА СЕРГЕЕВНА. И что?
ВЕРА ИВАНОВНА. Ничего.
НИНА СЕРГЕЕВНА. А что мне написать: я шла вот вчера и на асфальте увидела надпись: «Люди добрые! Инопланетяне не злые!»
ВЕРА ИВАНОВНА. Ну, не знаю. Написала бы что-нибудь тоже ...
НИНА СЕРГЕЕВНА. Про зелёных человечков?
ВЕРА ИВАНОВНА. Да хоть бы и про них …
Пауза.
НИНА СЕРГЕЕВНА. Всеобъемлющая, всеобъемлющее …
ВЕРА ИВАНОВНА. Он всеобъемлющ, она всеобъемлюща, оно всеобъемлюще …
Пауза.
Помнишь, как у Пушкина: «И равнодушная природа нас встретит радостно у входа…»
НИНА СЕРГЕЕВНА. Что она нас будет встречать радостно и с плясками у входа? О чем ты говоришь? Там не такой текст! Там:
«И пусть у гробового входа! Младая будет жизнь играть! И равнодушная природа! Красою вечною сиять!» ...
ВЕРА ИВАНОВНА. Может, и так. Забыла. (Пауза). « … О всеобъемлющая грусть! О всеобъемлющая радость! Я думать о тебе боюсь, и для чего ты мне досталась? …» (Пауза). На ходу сочинила. Представляешь? Я чувствую в себе какой-то невероятный талант.
НИНА СЕРГЕЕВНА. Да я уже давно поняла, что ты – несостоявшаяся поэтесса. Только нескладно. Совсем нескладно. Я вот тоже так могу: «По кочкам, по кочкам! По маленьким мосточкам! В ямку – бух! Раздавили восемь мух!»
Пауза. Ходит по залу.
Скорей бы зима.
ВЕРА ИВАНОВНА. Зачем?
НИНА СЕРГЕЕВНА. Я хочу сбежать от них от всех - на дачу, в деревню.
ВЕРА ИВАНОВНА. От кого?
НИНА СЕРГЕЕВНА. От всей родни, от этих внуков, от этих рогатых со свинячими носами (кивает на фотографии), от всех, всех ... Хочу ездить на машине, чтоб сама за рулем. Ездить в деревню. Зимой. Приехать, оставить машину на дороге, ведь все равно к дому не подъехать, валенки надеть, прийти по огороду в дом, печь затопить среди ночи. В дом вхожу - как заколдованное царство: всё стоит на своих местах с тех последних пор, когда я там была. Через два часа станет теплее. Через шесть - вообще кайф. Через 12 часов - как будто там всегда жили люди. И чтоб сидеть в доме, смотреть в окно, чтоб не было телевизора, радио, ничего, чтоб слушать тишину, чтоб ночью выйти и смотреть во дворе на большие звезды и чтоб говорить с Манюркой и Лариской и с рябиной, которая выросла во дворе. (Пауза.) Вера, я всё думаю: Господи, я умру? Как все умирали? (Пауза.) Я умру. И там, где-то, когда-то, я буду вспоминать мою заснеженную деревню, печку, кошек, маму, папу, всех, всех ... И мою любовь.
Пауза.
ВЕРА ИВАНОВНА. Любовь?
НИНА СЕРГЕЕВНА. Была.
ВЕРА ИВАНОВНА. Была?
НИНА СЕРГЕЕВНА. Была. Она была у меня, но совсем не то, что ты думаешь.
Пауза.
Ну, давай уже.
ВЕРА ИВАНОВНА. Чего тебе давать?
НИНА СЕРГЕЕВНА. Девяносто рублей. Как промоутеру. И кончай вот это …
ВЕРА ИВАНОВНА. Что?
НИНА СЕРГЕЕВНА. Закрывай эту избу-рыдальню. Давай.
ВЕРА ИВАНОВНА. На. (Достала деньги, сунула в руки Нине Сергеевне). Пошли. Сдачи не надо.
НИНА СЕРГЕЕВНА. Добрая ты. Не вопрос.
ВЕРА ИВАНОВНА. Добрая.
НИНА СЕРГЕЕВНА. Пошли.
ВЕРА ИВАНОВНА. Идешь?
НИНА СЕРГЕЕВНА. Иду. Я ещё похожу, я вам ещё покажу, вот увидите. Не вопрос.
ВЕРА ИВАНОВНА. Увидим, увидим.
НИНА СЕРГЕЕВНА. Увидите, увидите … Не вопрос.
ВЕРА ИВАНОВНА. Надо отмыть помаду с фоток.
НИНА СЕРГЕЕВНА. Сами отмоют завтра. Придут на репетицию, увидят себя с рогами и носами и отмоют. У нас – самообслуживание.
ВЕРА ИВАНОВНА. А тебя обвинят. Или меня. Узнают, кто ключ брал и обвинят.
НИНА СЕРГЕЕВНА. Нас с тобой не смогут обвинить. Никто не поверит, что мы своим лучшим друзьям – Свете, Ире, Любе – можем сделать такую подлянку. А если даже и так – да и чёрт с ними. (Смотрит на фотографии). Ишь, какие красавцы. Рот до ушей – хоть завязочки пришей.
ВЕРА ИВАНОВНА. Ну, тогда пошли.
Идут к двери.
Дак что у тебя в чемоданах?
НИНА СЕРГЕЕВНА. Костюмы Колобка и Бабы-Яги.
ВЕРА ИВАНОВНА. Зачем ты их таскаешь?
НИНА СЕРГЕЕВНА. Была на халтуре в детском саду с утра, Колобка играла, потом – Бабу-Ягу. В одном садике – Колобка. А в другом – Бабу-Ягу. А что? Игровая программа, нормальная. Не вопрос - я умею с детьми общаться. Вот спина и болит. А что мне теперь, нельзя? Я хочу на сцену. Я в этих детсадиках сто лет Колобков и Баб-Ёг играю. Дети вырастают. Меня снова зовут.
ВЕРА ИВАНОВНА. Дак чемоданы тут оставишь?
НИНА СЕРГЕЕВНА. Пусть стоят. Завтра утащу в гримушку, спрячу. (Пауза.) Ты мне вечером сделай дзынь-брынь.
ВЕРА ИВАНОВНА. В смысле?
НИНА СЕРГЕЕВНА. Позвони, поговорим. Текст покидаем друг другу.
ВЕРА ИВАНОВНА. Сделаю. Сделаю я тебе дзынь-брынь. Пошли. Ну? Как ты?
НИНА СЕРГЕЕВНА. Да всё в порядке. Ворошилов на лошадке. Пошли.
Идут к двери. Остановились.
ВЕРА ИВАНОВНА. Знаешь, что категорически запрещается женщинам?
НИНА СЕРГЕЕВНА. Что?
ВЕРА ИВАНОВНА. Нельзя, чтобы у женщины была бы визитка, потом - женщинам запрещается произносить тосты, и потом - женщинам надо категорически запретить стоять в почётном карауле у гроба. Ты следи за этим.
НИНА СЕРГЕЕВНА. Ты к чему это?
ВЕРА ИВАНОВНА. Так, вспомнила важные вещи для женщины. Смотри, чтобы у тебя этого не было.
НИНА СЕРГЕЕВНА. Ясно. В этом во всём я не была замечена. Ни с визиткой, ни с тостами, ни у гроба. И ещё: женщинам запрещается писать пьесы.
ВЕРА ИВАНОВНА. Почему? Как раз можно.
НИНА СЕРГЕЕВНА. Завтра что играем? «Всё кончено»?
ВЕРА ИВАНОВНА. Ага. Потом будет «Поминальная молитва», потом «Он, она, окно и покойник», потом «Смерть Тарелкина», потом «Пока она умирала», потом «Дальше – тишина», потом «Деревья умирают стоя». Но мы в этих спектаклях не заняты.
Идут к двери.
НИНА СЕРГЕЕВНА. Ну и что? Зато у нас есть еще два в репертуаре. Где мы заняты. Хоть и в массовке, но заняты.
ВЕРА ИВАНОВНА. Какие это?
НИНА СЕРГЕЕВНА. «Вечно живые» и «Оптимистическая трагедия». Пошли.
ВЕРА ИВАНОВНА. Пошли.
Они взяли друг друга под локотки и пошли.
Идут.
Идут.
Ножку стула из входной двери достали, дверь открыли, пошли по коридору.
Идут.
Шепчут обе, бормочут себе под нос:
Всеобъемлюще … Всеобъемлюще … Всеобъемлюще … Всеобъемлюще … Всеобъемлюще … Всеобъемлюще … Всеобъемлюще … Всеобъемлюще …
