Николай Коляда - Амиго
КОСТЯ. Повороты жизни, а? Теперь, значит, рестораном будешь руководить?
НИНА. Теперь, значит, в ресторане буду рукой водить. Да, амиго.
КОСТЯ. Я тебе не амиго, сто раз сказал.
НИНА. Да это я так, слово понравилось, красивое.
КОСТЯ. Значит, мент купил тебе ресторан? Здорово. Я его помню хорошо. Взгляд стеклянный. Как хорошо, что она умерла, как хорошо.
НИНА. Сейчас как каблуком в челюсть двину, салабон, допрос устроил.
КОСТЯ. Да за что?
НИНА. Да для профилактики, блин.
КОСТЯ. Да завянь, профилактика. (Пауза.) Торгашиха.
НИНА. Я не торгашиха.
КОСТЯ. Ну, порнушница.
НИНА. Больной дурак. (Собаки лают). Заткнитесь, уроды! (Помолчала). Скотина.
КОСТЯ. Порно жёсткое.
НИНА. А ты порно мягкое, «голубое».
Молчат, сидят в коробках. Нина затушила сигарету об пол.
КОСТЯ. Может, кофе хочешь?
НИНА. Не хочу я твоего кофе. Я хочу выпить, ясно? Развратные бабы пьют много, слышал? Тогда терпи.
Пошла на кухню, наливает себе полный стакан коньяку, пьёт. Смотрит в тёмное окно, на инвалида и женщину, которые всё так же просят милостыню у машин, на мальчиков-хлебопёков, которые сидят на крыльце пекарни, курят и смеются. Смотрит, улыбается, молчит. Костя встал из коробки, пришёл на кухню. Собаки ходят за Костей следом, виляют хвостами, смотрят ему в глаза, а кошки трутся об его ноги.
КОСТЯ. Ты ведь так ресторан-то свой и профукаешь, амиго? Крепко ты на стакане сидишь, да? Берегов-то не видишь.
НИНА. Я купила эту квартиру только из-за них.
КОСТЯ. Из-за кого?
НИНА. Мальчики-хлебопёки. Выбегают на крыльцо покурить. В белых одеждах. Хочется подойти и поцеловать каждого — долго-долго. От них хлебом пахнет. Какие красивые.
КОСТЯ. Ты что, плачешь?
НИНА. Мерила там, везде пыль, вот — в глаза попало. Разболталась я.
Отвернулась от окна, смотрит на Костю. Сели оба за стол, закурили. Молчат.
А что тут за оранжерея? Мрак, темно, лиц не видать, вырастил, кретин.
КОСТЯ. Я не кретин. Тут три лампы горит, светло.
НИНА. А мне темно. Ну, а зачем такое вырастил? Так, стоп. Прошу прощения. Начинаю с начала. Прости. Прости меня. Извини, я несколько груба, мне надо прекращать ругаться, я матрона буду, поэтому… Итак! Начинаю сначала.
Быстро выпрямила перед лицом ладони, помахала ими, выдохнула. Пошла по кухне.
Итак, что тут, дорогой мой, у вас растёт?
КОСТЯ. А?
НИНА. Я спросила, что растёт у тебя тут, Костик Гулькин?
КОСТЯ. Тут?
НИНА. Да тут, тут! Почему тут так всего много растёт?
КОСТЯ. Никогда ничего не выбрасываю. Болезнь. Не плачь. Не надо.
НИНА. А-а, понимаю. Это от постоянной нищеты, дорогой. Ну, и дальше?
КОСТЯ. Ну. Что ни посажу — всё вырастает. Это потому, что не вредный — так говорят. Съем яблоко — семечко ткну в горшок. Лимон — тоже. Подсолнух — тоже. Вот и растёт всё дуриком. Если б кошки не обжирали, тут вообще было б не войти. Там, в семечке — жизнь, не выкинешь — жалко, пусть растёт. Да плюнь ты на этого, он — гаплонт, Вася глюковатый, не плачь.
НИНА. Я не плачу, сказала! Ты — да не вредный, ага, вижу. Задира. А крапива?
КОСТЯ. На улице взял семечки, принёс, кинул. Растёт. Не вредный. Я не поливаю, бабка с матерью ухаживают. Да не плачь, сказал?!
НИНА. Заткнись, я не плачу! Дураки. Кретины. Дебилы. Идиоты.
КОСТЯ. Кто?
НИНА. Кто, кто. Да все вы тут, дети подземелья, сонное царство. И кошки поганые эти. И собаки замызганные, будто асфальт ими мыли. Ну, что они смотрят? Ну дай ты им покушать. Бедные гавгавки, они с голоду тут подыхают, ну?
КОСТЯ. Да они лучше тебя питаются. Не хотят они жрать, на улку гулять хотят. Мать придёт, сходит с ними.
Нина надела шубу, пошла по коридору, пинает коробки, говорит громко:
НИНА. Вот эту стенку снесём! Эту тоже! Эту — выломаем! Тут — кухня, тут — зал, тут — гардероб…
Нашла на полу карандаш, смеётся, муслит карандаш во рту, рисует на обоях двери. Язык от карандаша у неё стал синий.
О-о! Замечательно! Швейцар в ливрее. Столики с белоснежными скатертями! Ну, такая Мексика, знаешь. В центре — возвышеньице, на нём — белый рояль. «Пиано-бар». Рояль, пианист, музыка. Вечер, свечи, тихо. Шторы зелёные.
КОСТЯ. Гей-бар, что ли? Этот цвет «голубые» любят.
НИНА. Это цвет живого, мальчик. Играет пианист. Играет. Карандаш химический, горький, гадость, тьфу. Вот. Играет, играет. Я иду. Иду, иду. Хожу. Вам удобно? А вам? Курите. Вот пепельница. Не стряхивайте на пол. Тут прежние жильцы стряхивали на пол, а в «Пиано-баре», козлы, такого быть не может! Что, дорогие? Хорошо вам тут? И мне! Грязная потная жизнь решила мне рёбра сломать, но — нет! У меня гнездо будет. И тогда я начну радоваться, буду радоваться всему, потому что всё проходит, амиго, всё не вечно, всё не важно, остаётся в душе только радость, одна она! Если она есть, то жить можно. Сколько радости у меня впереди! Добрый вечер, добрый вечер, спасибо, я хозяйка, вам удобно, как я рада!
КОСТЯ. Да ну, западло. Ты официанткой, что ли, будешь?
НИНА. Я хозяйка. Мне всё интересно, всё важно, я во всё суюсь.
Кинула шубу на тахту, упала на неё, курит, в потолок дым пускает, смеётся. Костя пришел в коридор, смотрит на Нину.
Ночью буду тут сидеть, лежать даже, одна, а пианист будет играть грустно-прегрустно. И красота. (Пауза). Фу, ухамаздалась я. Жуть какая. Грязь. И что я завалилась, сбрендила? Налей ещё, он прячет выпивку. Сегодня нашла его заначку и напилась. В третий том Лермонтова доллары спрятал, идиот. (Пауза.) Знаешь, какой жадный? К кому не пойдёт на день рождения — шоколадки только дарит, белые, старые. (Хохочет). Но для меня — всё! Вот, ресторан купил…
КОСТЯ. Себе он его купил.
НИНА. Молчать! Так, стоп! Не считово, начинаю с начала!
Встала, выпрямила перед лицом ладони, помахала ими, засмеялась.
КОСТЯ. Что заладила: не считово, не считово?
НИНА. Не считово и всё. Начинаю с начала и всё. (Пауза). Что смотришь?
КОСТЯ. Смотрю, как ты с ума сходишь.
СОФЬЯ КАРЛОВНА (вышла из своей комнаты, идёт по коридору, шаркает ногами, бормочет). Бог даёт, Бог берёт — вот и весь тебе сказ. Что к чему — остается загадкой для нас. (Смотрит на Нину.) Я вижу — ты умрёшь скоро. Я вижу. Правда. Я и внучке тоже говорила, не верили, я вижу, правда…
Пошла в туалет, бормочет что-то, спускает воду в унитазе.
НИНА. Что?
КОСТЯ. Она больная, не слушай её.
НИНА. Нет, почему она так сказала? Нет, она зачем колдует? У меня радость впереди, а она?! Она почему так сказала?! Ты почему это сказала? Ты почему так сказала, старая дрянь, дешёвка?!
Бежит к туалетной двери, стучит в неё ногами, руками.
Ведьма! Ведьма! Ведьмулина чёртова! Я хочу жить! У меня радость! Я уйду от вас! Где дверь? Где дверь? Дайте мне дверь!!! Дайте дверь!!!
Стучит в стенку, в нарисованную дверь, бьёт ногами и руками.
Дайте мне дверь! Где мне выход? Дайте дверь! Дайте дверь! Дайте дверь!!!
Схватила шубу, столкнув кошек, которые уже улеглись на песцов, бежит к входной двери. Костя схватил её за руку, тащит на кухню.
КОСТЯ. Погоди, стой, не обращай внимания, она сбрендила, она — отстой, я её стукну, хочешь? Она с приветом, ну?
НИНА. Я пошла! Дайте дверь! Мне нужно дверь! Пусти меня! Мне дверь!
КОСТЯ. Осади, сказал! Сядь! (Тянет Нину за руку, садит за стол).
НИНА (кричит). Свет убери! Я не могу! Свет убери! Свет, свет, свет!!!
КОСТЯ. Тише, не кричи…
Костя выключил лампы. Они потрескивают, остывая. Костя держит Нину за руки.
У тебя припадок? Припадок? Что?
НИНА. Она так испугала, испугала так… (Молчит). Ты — Костя, да? Я знаю тебя. Нет, не так. Я тебя полюбила тогда, в этом «Кенгуру». Ты — как Бог красивый.
КОСТЯ. Тише, всё, иди, поспи — мне надо собирать барахло наше…
НИНА. Я сейчас уйду. Я посмотреть, я только посмотреть, тебя посмотреть… Подожди, не двигайся, темно… Я посмотреть пришла на твою кожу, глаза, волосы… Стой, темно и я могу придумать, стой… Я сразу, тогда, влюбилась. Ушли, спала с ним, думала — с тобой. Воображения мало у меня, как этот пенс сказал, но поднапрячься если — придумать можно. Танцующий мальчик в ресторане, кино на экране, красота, которую не потрогать, и вчера вдруг увидела тебя снова, не поверила…
