Надежда Тэффи - Алмазная пыль (сборник)
II. Лица, благоприятствовавшие и препятствовавшие развитию литературного таланта.
Чьего-либо влияния на развитие писательской способности припомнить и указать не могу.
III. Обстановка жизни в детстве и молодости. Первые прочитанные книги. – Ранние жизненные опыты или отсутствие их, способствовавшие или мешавшие развитию писательского дара.
Детство мое прошло в большой обеспеченной семье. Воспитывали нас по-старинному – всех вместе на один лад. С индивидуальностью не справлялись и ничего особенного от нас не ожидали.
Первая прочтенная и десятки раз перечтенная книга была «Детство и Отрочество» Толстого. Затем отрывки из Пушкина. В детстве я читала очень много. Постоянно.
Ранних жизненных опытов не было. Хорошо это или плохо – теперь судить трудно.
IV. Фантазия или наблюдательность, как элементы первых творческих попыток.
В первых моих творческих произведениях преобладал элемент наблюдательности над фантазией. Я любила рисовать карикатуры и писать сатирические стихотворения.
V. Под влиянием какого писателя (отечественного или иностранного) создалось первое произведение?
Первое из моих напечатанных произведений было написано под влиянием Чехова.
VI. Случайное совпадение фабулы (какой?) с фабулой отечественного или иностранного писателя.
Совпадение моей фабулы с чьей-нибудь из иностранных писателей случалось со мной довольно часто. Так, например, пьеса на сюжет «Эльга» была мною почти закончена, когда ее напечатал Гауптман. Но по счастливой случайности мои вещи появляются обыкновенно прежде, чем их двойники.
VII. Первое написанное и оставшееся в рукописи произведение. – Когда? Какое?
Законченных произведений в рукописи у меня никогда не оставалось.
VIII. Первое отправленное для напечатания произведение. – Когда, какое, куда и кому?
Первое отправленное для напечатания произведение было маленькое стихотворение, появившееся в журнале «Север» в августе 1901 года под фамилией Н. Лохвицкая.
IX. Мытарства по редакциям. – Каким?
Мытарств по редакциям не было.
X. Возвращенные редакциями или издателями рукописи. – Кем и какие?
В 1904 году «Мир Божий» вернул мне маленький рассказ, который затем был напечатан в «Ниве». Заглавие рассказа «День прошел».
XI. Первое напечатанное произведение. – Когда, кем и где?
Первое напечатанное произведение появилось в «Севере» в 1901 г.
XII. Было ли первое напечатанное произведение предварительно прочитано близким людям? – Их нравственное, критическое или практическое влияние.
Первое напечатанное произведение было прочитано предварительно кое-кому из знакомых, и ими же было отослано в редакцию.
XIII. Изменения или сокращения, сделанные в рукописи автором по требованию редактора или издателя.
Первым моим произведением были стихи, и редакция не требовала сокращения или изменения.
XIV. Самовольное исправление, добавление, сокращение и искажение редактором или издателем первоначальной рукописи.
И самовольно не исправлено.
XV. Опечатки: а) искажающие смысл произведения и б) буквенные.
Опечаток не помню.
XVI. Цензурные препятствия к напечатанию; изменения и искажения текста. – Какие?
Первые мои произведения от цензуры не страдали. Последующие – очень.
XVII. Даром ли было отдано для напечатания первое произведение или за оттиски (или экземпляры). – В каком количестве?
Имела ли редакция намерение заплатить мне за мое первое произведение – я не знаю, так как очень стеснялась показаться на глаза людям, принявшим мои скверные стихи.
XVIII. Первый гонорар. – Со строки, с листа или полностью за всю рукопись?
Первый гонорар: 25 коп. за строчку стихов.
XIX. Неисправность в платежах издателя или редактора. Вследствие недобросовестности или несостоятельности?
Бывали неисправные издатели, но в недобросовестности своей никто не признавался. Сваливали на несостоятельность.
XX. Отношение родственников и посторонних лиц к первому напечатанному произведению.
Родственники моего первого напечатанного произведения не читали. Посторонние лица хвалили, но кто-то сказал, что страшная ерунда.
XXI. Напечатано первое произведение под своей фамилией или под псевдонимом? Каким?
Первое произведение я напечатала под своей девичьей фамилией «Н. Лохвицкая».
XXII. Первые критические отзывы. – Где и кем?
Напечатанные отзывы были только о моих драматических произведениях, так как отдельной книги я еще не выпускала.
XXIII. Нравственная удовлетворенность или неудовлетворенность автора при напечатании его первого произведения.
Когда я увидела первое свое произведение напечатанным, мне стало очень стыдно и неприятно. Все надеялась, что никто не прочтет.
XXIV. Дальнейшая судьба возвращенных редакторами или издателями первых рукописей. – Невозвращенные (затерянные или уничтоженные).
XXV. Борьба за существование в начале литературной деятельности и теперешнее положение.
Особой разницы между моим материальным положением в начале моей литературной деятельности и теперешним положением я не замечаю. Может быть, оттого, что я работаю только восемь лет. А еще вернее оттого, что ничем не выдвинулась.
(Из книги «Первые литературные шаги. Автобиографии современных русских писателей». Собрал Ф. Ф. Фидлер)
«Мне снился сон безумный и прекрасный…»
Мне снился сон безумный и прекрасный,
Как будто я поверила тебе,
И жизнь звала настойчиво и страстно
Меня к труду, к свободе и к борьбе.
Проснулась я… Сомненье навевая,
Осенний день глядел в мое окно,
И дождь шумел по крыше, напевая,
Что жизнь прошла и что мечтать смешно!..
День прошел
Ужин имел серьезное политическое значение, а потому и требовал со стороны Серафимы Андреевны особого внимания. Еще месяц тому назад, когда прошел слух, что уездный член суда непременно хочет выкурить Андрея Васильевича, считая его шатанья по клубам и буйное поведение для судебного пристава совершенно неприличным, супруги стали приискивать предлог для какого-нибудь вечера или обеда. Всем в городе хорошо было известно, что человек, сумевший вкусно накормить уездного члена, надолго выигрывал в его расположении.
Долго не удавалось Огарковым найти желанный случай. Прямо звать, в виду слухов, было неудобно. Именины, как на грех, все прошли. Но тут выручил новый маленький «Огарченок», родившийся как раз в это смутное время и даже месяцем раньше, чем его ждали, словно нарочно для того, чтобы поправить карьеру отца.
Решили созвать гостей в день крестин после самого обряда и с нетерпением ожидали выздоровления хилой Серафимы Андреевны, так как без ее деятельного участия пиршество никак не могло состояться. Она пролежала двенадцать дней в постели и все ночи напролет плакала, что младенец не дождется крестин и умрет раньше времени.
Сам Огарков ничего не имел против смерти новорожденного. И без него оставалось четверо вечно хворающих и ноющих ребят. Только бы дотянуть до крестин.
Наконец, торжественный день настал. Крестины прошли благополучно, и созванные почетные гости все налицо.
На диване, перед круглым столом, – сам герой, во имя которого приносилась вечерняя жертва, – уездный член суда. Он тихо колышет огромным круглым животом в белом жилете, словно готовит для будущего ужина уютную и просторную колыбель. Он лукаво глядит маленькими заплывшими глазками на почтительно беседующего с ним хозяина и от времени до времени мычит что-то невнятное.
Рядом с ним, кое-как боком, примостилась жена уездного врача, пожилая носатая дама с острыми блестящими глазами. Она рассказывает старику акцизному, что муж ее страшно занят и потому не мог прийти. Акцизный слушает и загадочно улыбается, словно знает, что уездный врач закладывает теперь банк в девятый вал.
В углу, около самой двери, расположился необыкновенно большой и толстый человек – тюремный смотритель Куличев. Он всегда имел какой-то сконфуженный вид, словно стыдился своих размеров. Войдя в гостиную Огарковых, он долго вертел в руках старенькое хлипкое кресло, затем поманил к себе пальцем проходившую мимо прислугу и шепотом попросил принести из кухни табуретку. Прислуга, испуганная деревенская девка, почтительно повиновалась и долго потом смотрела на него в щелку двери, широко раскрыв рот и выпучив глаза.
Хозяйка дома, наряженная в новый бумазейный капот, миловидная и глупенькая, присаживалась на минутку около гостей, устало выпрямляя спину, и снова бежала на кухню, озабоченно вытянув худенькое личико, на котором минувшее страдание оставило мягкий налет тихой грусти. Следом за нею, торопясь и толкая друг друга, шныряли трое старших ребят – две сухопарые девочки и мальчик с необыкновенно большой круглой головой.
