Андрей Жиров - Путь в космос
В а д и м. Ну и что было бы? Нас бы отстранили от полета?
Ф е д я. Не исключаю. В земных условиях это проверить было бы трудно. Вот они и создали нам космические.
Н а т а ш а. Космические… Надеюсь, мы выдержали проверку?
В а д и м. Надеюсь.
Н а т а ш а. И теперь мы уж полетим по-настоящему или они нам еще что-нибудь подстроят?
Ф е д я. Вот уж тут я ничего не могу предвидеть.
Появляются д в е д е в о ч к и. Они, как бы никого не замечая, подходят к ограждению.
П е р в а я д е в о ч к а (читает вслух надпись на табличке). «Лев, кличка Лунатик. Редкий экземпляр. Подарен Московскому зоопарку Всеафриканским союзом охотников в 1987 году».
В т о р а я д е в о ч к а. Он что, спит или умер?
П е р в а я д е в о ч к а. По-видимому, послеобеденный сон. Он же дышит.
В т о р а я д е в о ч к а. Интересно, чем его кормят?
П е р в а я д е в о ч к а. Кроликами. (Первой тройке.) Ребята! Вы не знаете, он скоро проснется?
В а д и м. Мы сами ждем.
В т о р а я д е в о ч к а. А разбудить его нельзя?
В а д и м. Там же надпись: «Просьба животных во время сна не тревожить!»
П е р в а я д е в о ч к а (второй). Тогда пойдем к обезьянам! Может быть, они не спят. Ты слышала, на Венере обнаружены колоссального размера животные, похожие на наших крокодилов?
В т о р а я д е в о ч к а. Что ты говоришь!
Уходят.
Н а т а ш а. Вы думаете, их этот дремучий лев заинтересовал? Просто они нас узнали. Сейчас вернутся и попросят автографы. Вот увидите!
Ф е д я. Да. Конечно. Они нас узнали.
В а д и м. Я очень красиво расписываться научился.
Н а т а ш а. Не дури! Нет, правда, когда же мы полетим по-настоящему?
В а д и м. Сегодня, наверное, узнаем. Ребятишки, а мы не опаздываем? Который час?
Ф е д я. Без десяти три.
В а д и м. Титов назначил нам прийти в пятнадцать тридцать. Время еще есть.
Н а т а ш а (кивает в сторону спящего льва). Может, он все-таки проснется?
Ф е д я. А почему тебе так хочется, чтобы он обязательно проснулся? Пусть себе спит на здоровье и смотрит свои африканские сны.
Н а т а ш а. Я хотела бы заглянуть ему в глаза.
В а д и м. Ну и что бы ты в них увидела?
Н а т а ш а. Мне бы хотелось посмотреть на их выражение. Что они выражают: благодарность судьбе или тоску по свободе? Все-таки уже тринадцать лет в заточении.
В а д и м. Не в заточении, а в условиях, приближенных к африканскому пейзажу: песок, скалы… И потом, бытие определяет сознание. Его кормят, и он счастлив — не нужно охотиться.
Ф е д я (неожиданно). Ребята, я должен вам сказать что-то очень важное.
Н а т а ш а. Да ну? Неужели?
Ф е д я. Честное слово!
В а д и м. А что именно?
Ф е д я. Очень важное.
Н а т а ш а. Сообщить какую-нибудь новость?
Ф е д я. Да, новость.
В а д и м. Говори. Не интригуй!
Ф е д я (серьезно). Вы должны сначала дать клятву, что на меня не обидитесь!
В а д и м. Клятву? Какую еще клятву?
Ф е д я. Поклянитесь самым дорогим!
В а д и м. Что это еще за глупости!
Ф е д я. Это не глупости. Это касается нас всех.
Н а т а ш а. Ты хочешь сказать, что мы вообще никуда не полетим? Что полет отменен? Марса не будет?
В а д и м. Это связано с нашим стартом?
Ф е д я. Отчасти.
В а д и м. Ну говори скорей!
Ф е д я. Сначала поклянитесь, что не обидитесь на меня.
Н а т а ш а. Пожалуйста! Давай, Вадик, поклянемся! Клянусь здоровьем дедушки. Учтите, что ему девяносто лет и он был участником Великой Отечественной войны! Клянусь, не обижусь!
В а д и м. Клянусь своим местом победителя! Пусть вместо меня летит кто угодно! Клянусь, не обижусь!
Ф е д я (не сразу, очень медленно). Ребята! Если старт состоится, то без меня.
Большая пауза.
Н а т а ш а. Что ты сказал? Повтори!
Ф е д я. Я не полечу на Марс. Понятно?
В а д и м. А мы?
Ф е д я. А вы полетите.
Н а т а ш а. Полетим без тебя? Вдвоем?
Ф е д я. Очевидно.
Н а т а ш а. Что случилось?
Ф е д я. Ничего не случилось. Вы полетите, а я останусь.
Н а т а ш а. Мама?
Ф е д я. Нет.
В а д и м. Струсил?
Ф е д я. Ну вот еще! С чего бы это? Ничего я не струсил.
Н а т а ш а. Ну тогда почему же вдруг… отказываешься? Что-нибудь очень серьезное?
Ф е д я. Очень.
В а д и м. И ты не можешь сказать причину?
Ф е д я. Не скажу.
Появляются д в е д е в о ч к и.
П е р в а я д е в о ч к а. Ребята! Он еще не проснулся?
Ребята не отвечают.
В т о р а я д е в о ч к а. Тогда пойдем к попугаям. Там есть один очень образованный. Разговаривает на трех языках.
П е р в а я д е в о ч к а. Наверное, ругается неприличными словами…
В т о р а я д е в о ч к а (неожиданно, Наташе). Девочка! Вы Наташа Печатникова?
Н а т а ш а. Да. А что?
В т о р а я д е в о ч к а (смущаясь). Вы бы не могли дать нам свой автограф? (Ребятам.) И вы тоже. Мы вас сразу узнали. Вы — первая тройка!
В а д и м. А на чем вам расписаться?
П е р в а я д е в о ч к а. На чем-нибудь.
В а д и м. На чем-нибудь мы не расписываемся.
В т о р а я д е в о ч к а. Ой! А вы еще тут посидите? Мы сейчас в киоске купим открытки, и вы на них распишетесь.
Девочки убегают.
Н а т а ш а. Что я говорила! Пошли! Глупо в нашем положении давать еще какие-то автографы…
Все поднимаются.
Ф е д я. Вы поняли, что я сказал? Я не могу лететь. И не могу сказать, почему. Не имею права…
Все уходят. Проснувшийся лев громко рычит.
Гаснет свет.
ВТОРАЯ ИНТЕРМЕДИЯД е в о ч к и прохаживаются по авансцене.
П е р в а я д е в о ч к а (после паузы). Ты представляешь себе, сколько автографов он дал за свою жизнь! Ему просто, наверное, надоело расписываться.
В т о р а я д е в о ч к а. Он может нам отказать. А без его подписи наша коллекция будет намного беднее.
П е р в а я д е в о ч к а. Я с тобой согласна. Нам необходимо собрать автографы всех людей, которые так или иначе связаны с этим выдающимся полетом. Двадцать подписей у нас уже есть. Даже академик Артамонов и тот исписал целую страницу.
В т о р а я д е в о ч к а. Я думаю, можно взять автограф даже у вахтера, который пропускает в Главное управление. Я с ним разговорилась, и он сказал, что каждый день лично их пропускает. Тоже как-никак живой свидетель.
П е р в а я д е в о ч к а. Это будет уникальный подбор автографов.
В т о р а я д е в о ч к а. Только бы нам его не пропустить. И пусть распишется на чистой страничке. Отдельно от всех. Как ты ему скажешь?
П е р в а я д е в о ч к а (подумав). Я скажу так: «Герман Степанович! Извините, пожалуйста, но мы бы очень хотели просить вас дать нам автограф».
В т о р а я д е в о ч к а. Это очень длинно. По-моему, чем проще, тем лучше. Ты можешь даже не успеть все это выпалить, как он пройдет мимо.
П е р в а я д е в о ч к а. А ты что предлагаешь?
В т о р а я д е в о ч к а. Ему же не в первый раз давать автографы. Надо его остановить — это во-первых, а во-вторых… Идет!
Появляется Т и т о в. Девочки идут ему навстречу. Они явно робеют. Титов молча протягивает руку к записным книжкам подруг и, ни слова не произнося, расписывается в них. Молча уходит. Девочки, недоумевая, смотрят ему вслед.
ШЕСТАЯ КАРТИНАОбстановка второй картины. Т и т о в и П а в л о в с к и й ведут беседу.
П а в л о в с к и й. Стало быть, Герман Степанович, ребята и это испытание выдержали?
Т и т о в. И причем с отличными показателями. Вот, взгляните на их электроэнцефалограммы. (Показывает, поясняет.) Вспыхнул сигнал тревоги, ребята реагируют на сигнал опасности — кривая взметнулась. Опасность ликвидирована — альфа-ритм успокаивается. Понятно?
П а в л о в с к и й. Да, да, понятно.
Т и т о в. А теперь посмотрите на эти записи. Что вы видите? В них отражены эмоции наших ребят. Наташа реагировала на сигналы тревоги более активно, чем ее товарищи. Однако самообладания не теряла. Вадим сдержан, решителен. Федор Дружинин, я бы сказал, более чем спокоен. Его нервное и психическое состояние в критический момент не соответствует раздражителю. Сердечный ритм ни разу не нарушался… Какой-то феномен! Итак, последний, наиболее щепетильный эксперимент завершен. Пионерский экипаж готов к длительному полету в космос.
