Александр Попов - Выпуск 4. Семь пьес с необычной судьбой
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Как загадал?
ВОЛОДЯ. Ну, если мне удастся получить у вас ключ, у меня все будет хорошо.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Что — все?
ВОЛОДЯ. Карьера. Жизнь. Любовь.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Разве вы сомневаетесь в благополучии своей биографии?
ВОЛОДЯ. Нисколько. Но для того, чтобы действительно стать крупной фигурой, необходимо что-то и самому из себя представлять. Поддержка — вещь прекрасная, и на первых порах необходимая, но дальше все зависит от твоих собственных способностей и воли. Получить у вас ключ для меня задача еще и профессиональная. Как будущий дипломат я должен уметь добиваться своих целей.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Любыми средствами?
ВОЛОДЯ. Разумеется. Мораль — категория человеческая, а потому — относительная. Я же должен исходить из интересов политических, мне судья не мораль, но выгода. Когда речь идет, например, о Петре Первом, никому и в голову не придет говорить о морали.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Петр Первый, Наполеон… Сильная личность, которой все дозволено. Как это все старо!
ВОЛОДЯ. И столь же истинно.
Пауза.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Значит, для вас эта ситуация — игра?
ВОЛОДЯ. Эксперимент.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. На живых людях?
ВОЛОДЯ. Кролики не всегда годятся.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Вы последовательны в своем цинизме.
ВОЛОДЯ. Так же, как вы в приверженности к морали.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. А знаете, у вас все равно ничего не выйдет.
ВОЛОДЯ. Да ну? Почему?
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Потому что я не дам вам ключ.
ВОЛОДЯ. Дадите, Елена Сергеевна, еще как дадите.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Нет, Володя, на этот раз вы просчитались. Не дам.
ВОЛОДЯ. Я гораздо сильнее вас, Елена Сергеевна, как личность. Я вас подавлю.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Я тоже не из слабых, Володя.
ВОЛОДЯ. Возможно. Но вы действуете бесхитростно и прямолинейно. Я же проявляю гибкость ума и разнообразие приемов. (Улыбаясь.) Я большой интриган, Елена Сергеевна. Я сумею вас победить коварством, как Яго.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Признаться, вы меня удивляете, Володя. Вы же умный, практичный человек, почему вы ведете себя так глупо? Вы же должны понимать, что завтра станет все известно в школе, и какие бы у вас ни были связи, вы не только не поступите в свой МГИМО, но, как это ни печально, можете оказаться в заключении.
ВОЛОДЯ. Дорогая Елена Сергеевна, вы меня плохо знаете. Я романтик. Карьера — это, конечно, замечательно. Но бывают мгновения, когда я готов пренебречь всем ради…
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Ради чего?
ВОЛОДЯ. Ради власти. Ради способности владеть ситуацией, чувствовать, как трепещут в твоих руках чужие судьбы. О, вы не знаете этого наслаждения — ощущать себя всемогущим!
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Да, действительно, мне это трудно понять. Мы, люди шестидесятых годов, были другими. У нас, знаете ли, были идеалы, стремления. Мы думали не о себе, но о смысле жизни, истории, о будущем.
ВОЛОДЯ. Ну и что же вы сделали такого замечательного, люди шестидесятых годов? Где вы? Ау! Не видно, не слышно. Одни приспособились и стали отлично преуспевать. Другие растворились в небытии. Нету их! Нету! Уехали, голубчики, за моря-океаны. Третьи так и тянут свою жалкую житейскую лямку. Так? Или не так?
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА (спокойно). Многие остались просто людьми, честными, порядочными, добрыми. Это не так мало. Пусть они на первый взгляд незаметны, но именно они несут в себе тот необходимый элемент добра, правды и красоты, без которых скудеет нация. Количество порядочных людей улучшает породу.
ПАША. Порядочных людей надо посыпать дустом. Чтоб не плодились.
ВОЛОДЯ (улыбается). Все это лирика, Елена Сергеевна, хотя и весьма почтенная. Время, извините, сейчас другое.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Какое?
ПАША. Как это какое? Газеты надо читать.
ВОЛОДЯ. Время другое. Более жесткое, энергичное, деловое. Оно требует таких же качеств от новых людей. Если сказать прямо — мы хотим делать дело и иметь за это деньги. Баш на баш.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Баш на баш… И это ваше жизненное кредо?
ВОЛОДЯ. Россия всегда страдала от прекраснодушия и инфантильности интеллигенции и отсутствия трезвых деловых людей. Быть деловым человеком считается у нас чем-то недостойным, почти неприличным. Мы же уверены, что спасти Россию, например, от бесхозяйственности, о которой кричат все газеты, может только наше поколение новых деловых людей.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА (рассмеялась). Господи, Володя, так значит,
вы — наши спасители? Вы и есть?
ПАША. Кроме, разумеется, Виктора.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Вот как? Разве он — другой?
ВОЛОДЯ. В каждом обществе есть свои отбросы.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Отбросы?
ПАША. Наследственный алкоголизм. По существу, он уже конченый человек.
ВОЛОДЯ. Зачем закрывать глаза на правду?
Пауза.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА (тихо). Это неправда. Он хороший мальчик. Способный мальчик. Я видела его рисунки на конкурсе в пятом классе. (Ребята хохочут.) Никакие вы не новые люди. Вы холодные, злые, бессердечные эгоисты! Это от вас надо спасать Россию! И не смотрите на меня так. Я вас не боюсь!
Входит, пошатываясь, Витя.
ВИТЯ. Елена Сергеевна, извините. Я вам починю… Права не имеете… обыскивать… извините… Я вас люблю, Елена Сергеевна… Вы моя любимая учительница… с детства. У вас такие чудные глаза… как два озера… в них можно ловить… рыбу…
ВОЛОДЯ (хохочет). Браво! Наш Витюша — Ромео!
ВИТЯ. Елена Сергеевна, дайте мне руку… Ох, как худо… я вас с пятого класса… руку мне дайте…
ВОЛОДЯ. И сердце, болван. Руку предлагают вместе с сердцем.
ВИТЯ (бормочет). Я могу, могу… Поставьте мне три… Я могу…
ВОЛОДЯ. Не верьте ему, Елена Сергеевна, он пьян. Он вас обманет. Вы ему три поставите, а он слиняет. А я вот… я вот не обману! (Его душит смех.) При всех слово даю. Вам сколько? Тридцать два… три… четыре? Или сорок четыре? Впрочем, это все равно. Я эстет, Елена Сергеевна, и поэтому делаю вам официальное предложение. При условии, разумеется, что вы дадите нам ключ. (Продолжает смеяться.) А? Не слышу! Вы согласны? Что-то я не вижу энтузиазма, улыбки радости на лице невесты. А жаль. Женщина без мужской ласки перестает быть женщиной и становится рабочей лошадью. Решайтесь, Елена Сергеевна. Со мной не пропадете. Что касается моих мужских достоинств, они целиком зависят от вашей женственности.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Бог вас накажет, Володя. Так нельзя.
ВОЛОДЯ. Что? Какой такой еще Бог? Не знаю никакого Бога! Про что вы говорите, Елена Сергеевна? Мы же атеисты, вы что, забыли, что мы атеисты, вы же нас сами учили.
ВИТЯ. Братцы, братцы, где у них тут это… Худо мне, братцы… (Шатаясь, идет на кухню, его тошнит.)
ПАША. А знаете, господа, что меня больше всего поражает в этой истории? То, что Елена Сергеевна пожалела худшего из нас. Попросту говоря, алкаша. Это и есть потрясающий российский феномен, когда мы готовы посочувствовать любому забулдыге, распоследнему пьянице и уголовнику, но только не своему брату интеллигенту. (Пауза.) За что вы Витюшу пожалели, Елена Сергеевна? Чем он заслужил? За что ему честь такая? Он вам телефон сломал, обыскивал вас, а вы все враз простили, стоило Витюшу отбросом назвать.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА (глухо). Он жертва. Вы его развратили и использовали, это умение у вас уже есть.
ПАША. Ой, это все народнические штучки. Народ — жертва, стало быть, его надо защищать. Какая же он жертва? У него что, своей головы на плечах нет? Да мы его и брать-то с собой не хотели. Сам навязался. Стащил у предков хрусталь. Возьмите, говорит, меня в долю. Спасибо, Лялька его отстояла, она добрая, вроде вас. Ничего не решил, говорит, два поставят, жалко. Неужели только ничтожество заслуживает вашего снисхождения и сочувствия? Вы бы лучше меня пожалели, Елена Сергеевна. Я как-никак потомственный интеллигент и подаю надежды, можно сказать — будущая гордость России. Смотрите, как бы локти потом не пришлось кусать, когда в вас начнут пальцами тыкать. История не прощает своих палачей.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Что вы сказали?
ПАША. Я сказал, что история помнит всех своих палачей и каждого назовет поименно.
