Иоганн Гете - Фауст

В сравнении с тобой они так молоды.

С Тирезием седым в аду заигрывай.[210]

Тебе ведь внучкой мамка Орионова?[211]

Тебя отбросами вскормили гарпии.

Чем ты поддерживаешь худобу свою?

Не кровью, до которой ты так лакома.

Ты стала падалью, питаясь трупами.

Вампир зубастый, рот заткни немедленно!

Я твой заткну, назвав тебя по имени.

Скажи, кто ты, и будет все разгадано.

Я перестать велю вам, но не гневаюсь,
А огорчаюсь вашей перебранкою.
Глухой разлад меж преданными слугами
В домохозяйстве самое опасное.
Тогда никто не слушает хозяина,
Все тонет во взаимных пререканиях,
Все ссорятся и ничего не делают.
Но суть не в том. Взаимными упреками,
Напоминаньями и обвиненьями
Вы вызвали такие вещи в памяти,
Такие образы, такие ужасы,
Что, хоть, по счастью, снова я на родине,
Самой мне захотелось в сумрак Оркуса.

Да полно, было ль это все действительно,
Иль только ночью мне во сне привиделось?
Взаправду ль я была той страшной женщиной,
Мечтой и мукой безрассудных воинов,
Из-за которой города разрушены?
Трепещут девушки, все это вспомнивши.
Скажи мне что-нибудь хоть ты, спокойная.

Кто счастьем пользовался годы долгие,
Тому былое сновиденьем кажется.
Богов дарами ты была осыпана
Без меры и числа. Всю жизнь ты видела
Одних самозабвенных обожателей,[212]
Готовых на безумства и на подвиги.
Тобой пленился первым в годы ранние
Тезей,[213] красою с Геркулесом споривший.

Он взял меня, как лань, десятилетнею,
За ним — Афидн, меня скрывавший в Аттике.

Кастор с Поллуксом от него спасли тебя.
Кто за тобой в те годы не ухаживал?

Но из героев больше всех мне нравился
Патрокл, Пелида повторенье верное.

Но ты отцом за Менелая выдана,
Он — семьянин и храбрый мореплаватель.

Муж царский сан за мною взял в приданое.
Мы Гермиону родили в супружестве.

Когда же Крит супруг твой завоевывал,[214]
Красавец гость твою разлуку скрашивал.

Ты мне полувдовство тех дней напомнила
И зло, которое отсюда выросло.

Его поход принес мне, вольной критянке,
Плен и порабощенья годы долгие.

Но царь тебя назначил управляющей
И дом тебе доверил с укрепленьями.

Которому ты предпочла, однако же,
Дни радости в другой, троянской, крепости.

Не говори о радостях! Страданьями
Неисчислимыми они оплачены.

Передают, что ты жила в двух обликах,
И в Трое и в Египте одновременно.[215]

И без того в минувшем все запутано,
Так с толку не сбивай меня нелепостью.

А правда, что из царства мертвых будто бы
К тебе Ахилл являлся на свидание,[216]
Тебя давно любивший и пожизненно?

Как призрак с призраком с ним сочеталась я,
Как с духом дух, как с видимостью видимость.
Но я сама упасть готова в обморок.

Замолчи, клеветница,
Отродье зловещее!

Что хорошего
Может высказать
Эта пасть однозубая
И язык ядовитый?

Напускное сочувствие
Волка в шкуре овечьей
Страшней и опаснее
Пса трехголового.

Боязливо мы ждем:
Где, когда, каким образом
Сквозь личину участья
Коварство проявится?

Вместо слов утешительных,
Дарящих забвение,
Ты ей в жизни напомнила
Самое худшее.

Омрачив настоящее,
Ты порочишь грядущее,
Отнимая надежду
На судьбы улучшение.

Замолчи, клеветница,
Чтоб душа государыни,
Нас покинуть хотевшая,
Удержалась, помедлила
В этом лучшем из образов,
Когда-либо виданных.

Выглянь, солнышко ты наше, улыбнись нам, госпожа!
Как ни хороша ты в горе, в счастье много ты милей.
Мир перед тобой открылся, и расцвел твой чудный взор.
Пусть слыву я безобразной, знаю толк я в красоте.

Из беспамятства, шатаясь, я в сознанье прихожу.
Я усталостью разбита и забыться вновь не прочь.
Но царице подобает, как и прочим смертным всем,
Пред опасностью грозящей силы духа не терять.

Ты стоишь во всем величье и во всей своей красе.
Повелителен твой облик. Что же ты прикажешь мне?

Зря потраченное время с запозданьем наверстай,
Все для жертвоприношенья приготовь, как царь велел.

В сборе всё: треножник, чаши и отточенный топор,
И кадило, и кропило, только жертву назови.

Царь не указал предмета.

О, несчастье! О, беда!

Что тебя так огорчает?

Он тебя имел в виду.

Как? Меня?

И этих.

Горе!

Ты умрешь под топором.

Я предчувствовала это!

Этого не избежать.

Ах! А мы? Что с нами будет?

С честью госпожа умрет,
Вы же — смертию позорной: я под кровельным венцом
На стропиле вас повешу, словно пойманных дроздов.[217]