Фридрих Шиллер - Драмы Стихотворения
Между тем служанка накрыла на стол. Второй егерь заигрывает с нею.
Драгун
(становясь между ними)
Эй, сосед! Осторожней! Ну-ка!
Второй егерь
Прочь, дурак! Куда тянешь руку?
Драгун
Моя девчонка!
Первый егерь
Вот те и на!
Ему одному, вишь, утеха нужна.
Да ты, приятель, в своем уме ли?
Второй егерь
Тоже перину нашел для постели!
В лагере девка — что солнца свет, —
Грейся каждый, отказа нет.
(Целует ее.)
Драгун
(вырывает служанку из рук егеря)
Плевать хотел я на твой запрет!
Первый егерь
Хватит вам ссориться. Надоели!
Второй егерь
Драться так драться, коли угодно!
Вахмистр
Мир, господа! Любовь свободна!
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Проходят рудокопы и наигрывают вальс, сперва медленно, потом все быстрей. Первый егерь танцует со служанкой, маркитантка — с рекрутом, служанка убегает, егерь гонится за ней и принимает в свои объятия капуцина, который как раз появляется.
Капуцин
Ай да веселье! Пир да гульня![126]
Примите в компанию и меня!
Вот она, армия, войско Христово!
Турки вы? Антибаптисты? Кто вы?
В воскресный-то день — и такой вертеп!
Иль мните, что бог всемогущий слеп,
Что долготерпенье его без предела?
Или иного у вас нет дела,
Как ублажать в непотребстве тело?
Quid hie statis otiosi?[127][128]
Черти! Буяните, то и знай!
А фурии смерти когтят Дунай.
Баварцы последней лишились твердыни,
Регенсбург в лапах врага отныне, —
А войско пирует! Вошло во вкус!
Брюхо растит и не дует в ус.
А мысли-то не о войне — о вине.
И точите вы языки — не клинки.
Подавай вам быка да бабьи бока.
Где уж словить Оксенштирна-быка?[129]
Разорен, обнищал христианский люд, —
А у войска жратва на уме да блуд.
Час великой вселенской кары настал!
Знаменья в небе грозят бедою,
И господь среди туч широко распластал
Огненно-красную мантию боя.
Он комету, как розгу, над миром занес,
Предвещая безмерные бедствия вскоре.
Церковь стала ковчегом в кровавом море,
И не реки текут, а потоки слез.
Возьмите римскую-то империю.
Зовут пилигримской везде теперь ее.
Рейнские воды — поток невзгоды,
Монастыри — пустыри, где живут упыри.
Пу́стыни превращены в пустыни.
Амвоны — в загоны, в святой обители
Свили гнезда себе грабители.
Благословенные наши земли
Корчатся, адскую боль приемля.
Да тут и странного нет ничего!
Все через ваше идет скотство,
Через безбожье, которым объяты
Все — от полковника до солдата.
Ведь грех-то — он словно камень-магнит,
Который железо и сталь манит.
За лиходейством следует мука,
Подобно слезе после едкого лука.
Вначале — покой, а потом уж — рцы:
Взгляните в азбуку, молодцы!
Ubi erit victoriae spes,
Si offenditur Deus?[130][131]
В бордель от святых удираете месс
И смеете жить, на победу надеясь?
Гласит изреченье: «Коль ищешь — найдешь».
Скажем: евангельская вдовица[132]
Сыскала утерянный ею грош;
Братьев — Иосиф[133]; Саул — ослицу.[134]
Но тот, кто ищет в солдатских рядах
Совесть, веру, божий страх,
Тот не сумеет найти их. Где там!
Хоть сто фонарей зажигай при этом.
Правда, другие случаи есть.
Можно у евангелистов прочесть
О том, как солдаты в пустыню явились
К отшельнику. Каялись там, крестились:
«Quid faciemus nos?»[135] — «Что делать нам,
Чтоб в лоно вернуться твое, Авраам?»
Et ait illis, — и он им изрек, —
«Neminem concutiatis —
Не живодерничайте вовек;
Neque calumniam faciatis! —
Убойтесь лжи! — И сказал засим: —
Contenti estote — довольны будьте
Stipendiis vestris — окладом своим
И о подлых привычках ваших забудьте,
Ибо заповедь есть одна меж другими:
«Не тревожьте всуе господне имя».
Но где отвратительнее бранятся,
Чем здесь, у Фридландца? Скажите, братцы!
Коль на каждую молнию или гром,
Что вы призываете злым языком,
Церковь в колокола бы звонила,
В стране бы давно звонарей не хватило.
И если бы хоть волосок один
Выпадал за каждое «чертов сын»,
Что извергает ваш рот паршивый,
К утру вся бы армия стала плешивой,
Будь вы хоть с Авессаломовой гривой.[136]
Взять Навина[137] — он тоже солдатом был.
А Давид Голиафа пращой убил.[138]
Но кто сказал вам, заблудшие овцы,
Что те были ерники и сквернословцы?
Ведь как будто ничуть не трудней сказать
«С нами божья матерь!», чем «В бога мать!».
Однако известно: чем бочка полна,
То извергает наружу она.
И еще есть заповедь: «Не укради!»
Ее вы, как вижу, точно блюдете.
Зачем же красть, коль все даром берете?
От ваших уловок, угроз, обжорства
Хитросплетений и крючкотворства
Дукаты хранить в сундуке что толку?
Из чрева коровы изымете телку.
С яйцом заодно берете курей.
Вспомните, как говорил иерей:
«Contenti estote», — учил он, бывало.
Что вам — пайка полкового мало?
А впрочем, к чему вас бранить, когда
Сверху эта идет беда.
Каков поп, таков и приход.
Возможно, и в бога не верует тот.
Первый егерь
Отец! Ты солдата как хочешь крой,
Но полководца не трогай!
Капуцин
Стой!
Ne custodias gregem meam![139]
Ирод! Сведенья мы имеем,
Что подбивает народы он
Пойти к язычникам на поклон.
Трубач и рекрут
Эй ты, капуцин! Проваливай вон!
Капуцин
Такой бахвал и хвастун никчемный!
Но аппетит зато огромный.
Хвалился во весь свой безбожный рот,
Что к лету крепость Штральзунд возьмет,
Будь она скрыта в небесных просторах.
Выкуси! Зря только тратил порох!
Трубач
Кто ему кляпом бы рот заткнул!
Капуцин
Вот чернокнижник! Вот царь Саул!
Гнусней Иуды и Олоферна[140]!
Сам Люцифер! Исчадие скверны!
Не зря ему страшен петуший крик.
Оба егеря
Кончено! Крышка тебе, старик!
Капуцин
Лисица! Нет от него нам спасу!
Трубач и оба егеря
(наступая на него)
Лупи его насмерть, дырявую рясу!
Хорваты
(заслоняя капуцина)
Не бойся, попик, еще побудь!
А ну, из Библии что-нибудь!
Капуцин
(говорит еще громче)
И сей Навуходоносор надменный,
Архидьявол, посланный к нам геенной,
Известен под именем «Валленштейн»!
Не лучше ль назвать «Убивалленштейн»?
Как убийцу и первого негодяя?
И пока не избавитесь от Фридланда —
Не войско вы, а разбойничья банда!
При этих словах, произнесенных торжественным тоном, капуцин постепенно отступает в глубь сцены под прикрытием хорватов, сдерживающих натиск остальных солдат.
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
Те же, кроме капуцина.
Первый егерь
(вахмистру)
Что это он насчет петуха?
Наверно, выдумка, чепуха?
Брешет для пущего беспорядка!
Вахмистр
