Александр Мардань - Лист ожиданий (сокращенный вариант)
ОН: Можно. Но, судя по тому, что ты рассказываешь об Олеге, он любую стену прогрызет.
ОНА: А если зубы себе раскрошит? Тогда — эту стену лизать? Или плевать на нее из-за бугра?
Константин с иронией смотрит на Веру.
ОН: Это у кого из классиков ты такие образы нашла?
ОНА: Да ну их, классиков!
ОН: Ой-ой-ой! А как же Ленин, «не трогай святое», Сталин — «был культ, но была и личность…»
ОНА: Мы же не знали. Это сейчас все рассказали и напечатали!
ОН: Откуда же МЫ все это знали? Даже тогда, когда из правды радио сообщало только время. Просто ВЫ знать не хотели! Ладно!.. Сейчас опять поругаемся…
Вера отворачивается от Константина. Он несколько раз пытается взять ее за руку. Наконец, она сама протягивает ему руку, и Костя долго целует ее ладонь. Потом он подливает виски, они молча чокаются и выпивают, улыбаясь, глядя друг другу в глаза.
ОНА: Слушай, давай кровати сдвинем?
ОН: Ход ваших мыслей мне нравится.
Они сдвигают кровати, а потом, словно обессилев от тяжкой работы, падают в кресла. Вера берет пульт, и один из танков начинает ездить по комнате.
ОНА: Ты билет купил?
Костя тоже берет пульт — и его танк ездит вслед за первым.
ОН: Я на листе ожиданий. Билета нет, но, кроме Веры, есть Надежда, что он появится.
Игрушечные танки сталкиваются.
Раздается стук в дверь. Костя выходит и возвращается с подносом, на котором возвышается пирамида восточных сладостей и стоят рюмочки с чаем. Смешно напевая бравурный марш, Константин ставит поднос на стол.
ОНА: Какое чудо, тысяча и одна ночь!
ОН: Ты и расценки знаешь?!
ОНА: В смысле? (Сообразив, начинает смеяться.) Да ну тебя! (Берет рюмочку.) Это коньяк?
ОН: Не угадала — местный чай!
ОНА: Конспираторы… И не догадаешься! (Поднимает рюмку.) Третий тост — за тех, кто в море и за морем?
ОН: Нет, давай за Михаила Сергеевича! Благодаря ему, мы становимся похожими на людей.
ОНА: Торгуя игрушками на базаре?
ОН: М-м, не скажи. В своих тюках челноки привезут западный дух! Как когда-то декабристы из Парижа.
ОНА: Базарный — это точно, а насчет западного не уверена. Да и что это изменит? Болтовни много, а в Москве собирают окурки. Пачка сигарет сегодня — такая же валюта, как пять лет назад — бутылка водки… За всем этим хорошо наблюдать издалека… (Допивает чай.) Кстати, как твоя дочка? Как зять?
ОН: На то он и зять, чтобы взять… Дядя у него, — не помню, говорил тебе или нет, — не миллионером, а мелиоратором оказался. Что-то там осушает, или наоборот, наводняет в Калифорнии. Но ничего, принял хорошо. В общем, все довольны, все свободны.
ОНА: А ты не собираешься?
ОН (с ленинской картавинкой): Нет, уезжать сейчас — архи-глупо! Такие возможности открываются!.. (Пауза.) А у твоего мужа как дела?
ОНА: Кресло под ним скрипит, но скрипучее дерево живет долго.
ОН: Значит, верхи еще могут? Так чего ты нервничаешь?
ОНА: Не знаю… Китайцы говорят: нет большего несчастья, чем жить в эпоху перемен…
ОН: Зато интересно. Когда бы я еще увидел, как супруга начальника главка торгует на базаре игрушками?
ОНА: Да, я тебе забыла рассказать! Иду по узкой улочке, с танком, а мне навстречу — жена замминистра с пианино.
ОН: Ну?!
ОНА: «Повстречались они, и не узнали друг друга…»
Вера снова пододвигает к себе телефон, снимает трубку и набирает номер.
ОНА (в трубку): Ну, наконец-то! Мама? Ты меня слышишь? (Пауза.) Долетела нормально, поселилась с Мариной, в одном номере. Взяла тебе прекрасный свитер. Недорого, за два театральных бинокля. (Улыбается.) Нет, мам, это не контрабанда, а бартер… Мама, позвони Рюриковичу и скажи, что у Марины все в порядке, просто она дозвониться не может… Олежка как? Занимается? Ну и прекрасно. Все, мам, целую.
ОН: Рюрикович… Где-то я эту фамилию слышал… Это кто?
ОНА: Бывший пляжный фотограф. Оказалось, что фотографию видит еще до снимка, за что и пригласили в «Огонек». Так что Марина уже дважды москвичка.
Вера некоторое время молча пьет виски, поглядывая на Константина. Затем подходит к нему, обнимает и продолжает неуверенным тоном.
ОНА: Костя, раз уж ты серьезно занялся бизнесом — перебирался бы в столицу. У нас возможностей больше…
ОН: Вер, ну что я буду делать в Москве? Облака красить? Кому я там нужен? Нет, буду строить капитализм «в провинции, у моря»…
ОНА: А если серьезно? Снимем квартиру…
Сначала повисает пауза, потом Константин освобождается из объятий Веры и смотрит удивленно — глаза в глаза.
ОН: А как же твой муж? Он уже не боится взысканий по партийной линии? Или ты будешь жить на два дома?
ОНА: Мне кажется, что с мужем у меня те отношения, когда люди уже не хотят быть вместе, но еще не могут врозь. А с тобой — наоборот: мы уже не можем друг без друга, но еще не решились быть вместе.
ОН: Вера, не помню, говорил ли я тебе об этом… но я женат.
ОНА: Да, на этой девочке… Ну, это смешно. И потом, это не я у нее мужа отнимаю. Мы с тобой встречались, когда ее еще на горизонте не было. Что ваши три года против наших пятнадцати? Да и детей у вас нет.
ОН: Пока нет. (Пауза.) Она ждет ребенка.
ОНА: От кого?
ОН: Детей, как правило, заводят от мужа. И вообще — что тебя удивляет? У тебя же есть ребенок, почему у нее не может быть?
ОНА: Значит, вы ждете наследника. Поздравляю.
Вера ходит по комнате из угла в угол, собирая на ходу разбросанные вещи, как будто оправдывая своё хождение.
ОНА: Ну что ж, дети — это прекрасно. Обидно только, что от тебя.
ОН: Вера, это смешно!
ОНА: Грустно, даже очень. (Выпивает, наливает себе снова.) Знаешь, я до тебя никогда не думала, что буду встречаться с женатым мужчиной… Удобно они устраиваются с запасной любовью…
ОН: Так же, как и замужние женщины.
Вера продолжает, не обращая внимания на его слова.
ОНА: Я боялась разрушить семью. И твою, и свою… Поэтому в Риге и отказалась от твоего предложения.
ОН: Вер, ты сама себе противоречишь.
ОНА: Я тогда на самом деле испугалась. И не за мужа. За нас испугалась. Мы были так счастливы в эти встречи… Зачем было что-то менять? Мне казалось, что если между нами исчезнет расстояние — исчезнет и любовь. Вот и сказала «нет». А ты — сильный, сразу себе молодую жену нашел. И со мной отношения разрывать не стал. Действительно, зачем? А я смирилась… Даже не понимаю, как случилось, что ты стал занимать такое место в моей жизни. Мне кажется, что по тебе я проверяю себя… Свое звучание… Одно время думала, что нас держит вместе постель. Ты замечательный любовник. Хотя бывают и получше…
ОН: У тебя были романы?
ОНА: Очерки… Какое это имеет значение? Главное, что я не могу без тебя. Рядом, рядом… Ты все время рядом, даже когда мне этого не хочется…
Она выпивает бокал до дна, открывает бар, достает новую бутылку и наливает себе опять. С бокалом в руках, Вера садится на кровать спиной к Константину.
ОНА: Я даже не знаю, какое место я занимаю в твоей жизни… Половину кровати в гостиничном номере?.. Все у тебя хорошо. Колонны ровные, трещин нет… Может, потому, что меня замуровал в фундамент?..
ОН: Вера, ну как ты можешь, я же тебя люблю.
ОНА: Любимов, ты никого не любишь… Просто тебе надо, чтобы любили тебя. Жена, любовница, дочка… А теперь еще ребенок родится — и тоже будет тебя любить. (Пауза.) Мне казалось, что мы все-таки будем вместе. Дети уже выросли, объяснять ничего не надо. А ты?!.. (Вытирает слезы нетвердой рукой.) Не думала, что буду при тебе плакать. (Пауза.) Если родится девочка, назови ее Верой. На память обо мне.
Вера кладет голову на подушку и плачет уже навзрыд.
Костя кладет на кровать ее ноги, укрывает покрывалом. Потом садится к столу, включает приемник и настраивает волну. Из приёмника звучит музыка — «Наутилус Помпилиус»:
«Я хочу быть с тобой, я хочу быть с тобой,
Я так хочу быть с тобой, и я буду с тобой…
Комната с белым потолком, с правом на надежду.
Комната с видом на огни, с верою в любовь».
АНТРАКТ
