Антон Макаренко - Мажор
Торская: Все-таки, что вы будете делать с Наташей?
Воробьев: Вот, брат, Надежда Николаевна, скажи, что делать? Тут, понимаешь, такое дело, хлопцев боимся.
Торская: Отчего?
Воробьев: Хлопцы еще ничего как следует не знают. Из девчат, и то не все. А у нас же любовь, если бы ты знала! А боимся хлопцев, знаешь, аж шкура болит со страху. Жучок, как стал председателем, так сразу Наташу в оборот: ты что это с Петькой романы затеваешь? Я тебя, говорит, с совет командиров выволоку. Вот какое дело…
Торская: Чудаки. Вот я поговорю с Алексеем Степановичем.
Воробьев: Да что ж с того? Товарищ Захаров все равно в совет командиров передадут. Я уже думаю так: у меня и квартира в городе хорошая и все. Скажу Наташе, пускай прямо ко мне переходит.
Торская: Побоится Наташа.
Воробьев: Вот в том-то и дело.
Торская: Да и зачем же ссориться с коммунарами? Они ведь и помогут чем-нибудь.
Воробьев: Да вот же…
Близко взорвался марш оркестра.
Торская: Идут…
Воробьев: Это, значит, из лесу вышли.
Выходят. Сверху спускается Блюм с уборщицами. Услышал музыку и остановился.
Блюм: Ну, доигрались… Разве это коммуна? Это же сумасшедший дом!
1-я уборщица: Так что?
Блюм: А я знаю что? Лечить надо… Ах, ты Господи! Подите скорее, уберите там самый маленький класс. А то и трубы некуда будет сложить.
Ушли наверх. Звонок телефона. Со двора входит Одарюк и берет трубку.
Одарюк: Да, коммуна Фрунзе. Что? Два грузовика отправили? А я не знаю… Стойте? Разгрузить? Разгрузить будет кому. Коммунар Одарюк. А я говорю, будет кому. Значит, знаю. Откуда знаю… Вот сейчас двести коммунаров подходят. Ах, коммунары… (Повесил трубку.)
Сверху спускаются Воргунов, Блюм, Троян.
Воргунов: Десять тысяч лет будем жить, а от глупостей не избавимся. Для чего это встречать, парады разные. Приехали — ну и приехали.
Блюм: Нельзя же, Петр Петрович, они же два месяца не были дома. Мы должны же их встретить, посмотреть…
Воргунов: Все равно: если они мне станки поломают, головы пооткручиваю.
Троян: Какая у них музыка… Никогда не работал с молодежью. Интересно.
Блюм: Так интересно, Николай Павлович, знаете, как будто в книжке.
Троян: Жизнь должна быть лучше книжки, Соломон Маркович.
Троян: Я же и говорю: куда там книжки годятся.
Одарюк: Звонили сейчас: два грузовика со станками отправлены.
Воргунов: А не говорили, грузчики поехали?
Одарюк: Грузчиков при станках нет. Спрашивали, кто разгрузит?
Воргунов: Кто же разгрузит?
Одарюк: Я сказал, коммунары подходят.
Воргунов: Коммунары разгрузят? Это «вандереры». Каждый ящик сорок пудов.
Одарюк: Ну, так что ж такое?
Воргунов: Глупости, побьют… Ах, черт!
Вышли. Сверху сбегает Вальченко. На верхней площадке остановились Дмитриевский и Григорьев.
Григорьев: Хозяева приехали, Георгий Васильевич…
Дмитриевский: Да, думали ли когда-нибудь, что будем служить беспризорным? А ведь в самом деле хозяева. Уличные дети, воришки, отбросы — хозяева. А ведь это, собственно говоря, красиво, Игорь Александрович.
Григорьев: Я не такой эстет, чтобы в этом видеть красоту. Ведь их еще нужно переделывать. Перевоспитывать, все-таки это, наверное, звереныши.
Дмитриевский: Ну что ж, переделаем…
Вышли.
Пробежали наружу уборщицы. Марш очень громко у самых дверей. Слышна команда, марш оборвался. Обрывки короткой речи. «Интернационал». Команда: «Под знамя смирно!» Знаменный салют. В тот момент, когда верхушка знамени показывается в дверях, салют прекращается. Команда: «Разойдись!» Шум. В вестибюль входят: Вера Донченко в красной повязке дежурного, держа руку в салюте, за нею со знаменем Гедзь и два коммунара-ассистента с винтовками.
Донченко (опуская руку): Ой-ой-ой, куда же теперь.
Гедзь: И не прибрали.
Донченко: Подождите здесь, я пойду посмотрю. (Убежала наверх.)
1-й ассистент: И в столовой не убрано.
Гедзь: Честное слово, как им не стыдно?
В двери по два, по три входят коммунары-музыканты с трубами, фанфарами. За ними коммунары.
Отдельные голоса входящих:
— Черт, насилу выбрался, завалили!
— А то инженеры, видел?
— И цветники наши пропали…
— Ого, вот где порядок.
— То станки здоровые.
— А кто это толстый, сердитый такой?
— Ой, Соломон Маркович, плачет, понимаешь.
— Что? И знамени нету места?
— Вот так завод!
— Берите ведра, тряпки!
— Поход продолжается!
— Сейчас пойдем на завод.
— Станки заграничные, видел: Берлин.
— У, Берлин…
— Конечно, Берлин.
— А это знаешь? Универсально-фрезерные.
— Ничего подобного.
— Универсально-фрезерные!
— Поход продолжается, ха-ха!
— А где обоз, не знаешь?
— Я ничего не понимаю.
Шум. Кто-то поет мотив знаменного салюта. Два-три коротких звука в трубу.
Неожиданно забил барабан.
Жученко: Что же тут стоять? А где дежурная?
Гедзь: Пошла посмотреть.
Из музыкантов: Жучок, куда же инструменты?
Жученко: Сейчас.
На верхней площадке Донченко.
Донченко: Знамя и музыканты, идите сюда. Остальные подождите здесь, никуда не ходите. Синенький здесь?
Синенький (с сигналкой): Здесь, а что?
Донченко: Иди сюда. Жучок, иди, посоветуемся.
Жученко и Синенький взбежали наверх. На площадке они открывают совещание. Знаменщики и музыканты проходят в осевой коридор второго этажа. Со двора, окруженная толпой ребят, входит Торская.
Отдельные возгласы:
— Надежда Николаевна, здравствуйте.
— Товарищ Торская, напрасно с нами не поехали.
Торская: Хорошо было?
Голоса:
— Ого, хиба ж так?
— А чего у вас тут все разорено?
Торская: Федя, чего ты такой серьезный?
Романченко: Чего серьезный? Не серьезный. (Подает руку.)Здравствуйте. Вы здесь без нас еще не женились?
Торская: Нет, Федечка, не женились.
Романченко: То-то. А вы знаете, Вера Донченко чуть-чуть не женилась в Тифлисе.
Донченко (сверху): Смотри, Федька, я тебе уши нарву.
Романченко: Видите, видите, значит, правда.
Торская: Разве тебе за правду всегда уши рвут?
Романченко: Почти всегда. А это правда. Чуть-чуть не женилась. Там такой к ней черный прилепился. Куда они ни пойдет, а он все… (Федька танцует, показывает, как приглашают на лезгинку). А у Верки сердце, знаете, так и прыгает. (Показывает кулаком, как прыгает сердце.) Видите, видите?
Вера сбегает вниз и хватает Федьку за уши.
Романченко: Дежурный командир, а дерется, Запиши себя в рапорт…
Жученко (сверху): Слушай, пацаны. Слушайте: обоз прибыл и стоит возле черной лестницы. Сейчас будет сигнал на работу. По сигналу разгрузите обоз и корзинки внесите в спальни. Каждый отряд пускай сейчас же выделит уборщиков, переодевайтесь и немедленно приступайте к уборке.
Голос: А где убирать?
Жученко: По старым отрядным участкам.
Голоса: Правильно.
Голос девочки: А где ведра и тряпки?
Жученко: Все получайте у коменданта. Синенький, давай сигнал.
Синенький трубит сигнал на работу. Выбегает во двор и повторяет сигнал.
После сигнала кое-кто вбегает со двора, кричит.
Голоса:
— Какая работа?
— Куда заиграли?
Ответы:
— К обозу…
— На уборку.
Большинство разбегается: часть во двор, кое-кто по коридорам. В вестибюле остаются Жученко, Зырянский, Одарюк.
Зырянский: Я этому Вехову чуть морду сегодня не набил.
Жученко: Ты всегда паришься.
Зырянский: И в спальню его не пущу, пусть идет к маменьке.
Одарюк: Ох, и ленивый же парень.
Зырянский: Вышли на вокзал, прохожу по вагонам — баритон лежит. Чей? Вехова. А тут, понимаешь, публика лезет. Я его взял. Спрашиваю, как ты баритон бросил, а он мне: «У меня не десять рук». Не могу я этого видеть.
![Вячеслав Соколов - Мажор 2[(СИ)]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
